Чогьям Ринпоче - Истинное восприятие. Путь дхармического искусства
Назначение дхармического искусства – постараться преодолеть агрессию. Согласно буддийской традиции ваджраяны, если твой ум полон агрессии, ты не можешь правильно функционировать. С другой стороны, если твой ум заполнен страстью, некоторые возможности есть. В сущности, талант художника определённым образом связан с уровнем страсти, или повышенным интересом к интригующим качествам явлений. Любопытство является полной противоположностью агрессии. Ты испытываешь любопытство, когда есть желание исследовать каждый закуток и открыть каждую возможность ситуации. Ты так увлечён тем, что испытал, видел и слышал, что начинаешь забывать о своей агрессии. Твой ум тотчас же становится расслабленным и непринуждённым, соблазнённый ещё большей страстью.
Находясь в состоянии страсти, начинаешь любить мир, тебя начинают привлекать определённые вещи – и это хорошо. Конечно же, такая притягательность влечёт за собой и собственнические чувства, а также некоторое чувство своей территории, появляющееся позже. Но прямая, чистая страсть – безо льда, без воды и содовой – это хорошо. Её можно пить; это также и пища; ею можно питаться. Совершенно замечательно, что у нас есть страсть, что мы не состоим из одной лишь агрессии. Это некая благодать, которая у нас есть, и это великолепно. Мы должны быть благодарны видению Солнца Великого Востока. Без страсти ничего нельзя испытать; не с чем работать. Агрессия вызывает неприятные чувства: либо мы чувствуем свою абсолютную правоту, что правы лишь мы одни, или же нас бесит, что кто-то на нас давит и уничтожает нас. Довольно жалкое зрелище. Агрессия не даёт нам увидеть изначальное добро.
Изначальное добро подобно цветочной композиции, в которой есть собственный контраст и собственная целостность. Она совершенно гармонична, одновременно манящая и бесстрашная. Такая цветочная композиция – продукт изначального добра, если можно так сказать. Она целостна. Нет никакого предварительного обдумывания; она просто возникает на месте – изначальное добро. Например, сегодня я поднялся в горы, чтобы собрать веточек, и там было вот это деревце, прямо просилось в руки. Увидев его, я сказал: «А! Вот это подойдёт!» Нам немного пришлось потрудиться, чтобы перевезти его, но такая взаимосвязь вещей – это тоже выражение изначального добра. Изначальное добро сочетает качества неба, земли и человека: изначальное добро неба, изначальное добро людей и изначальное добро земли – всё одновременно. Изначальное добро включает в себя щедрость и храбрость. И ещё есть некое понятие полноты вещей. Это как принцип мандалы, где каждый элемент работает вместе с другими элементами, и именно поэтому всё так хорошо держится. И мы начинаем чувствовать это сами, чувствовать, что в нас есть изначальное добро. И потому мы не боимся своего мира, он не вгоняет нас в тоску. Нам очень хорошо.
Мы довольны теми произведениями искусства, которые мы создаём, и у нас начинают появляться ещё идеи. Иногда люди пытаются выдавить из себя новые идеи, как будто у них запор, они сидят на унитазе, изредка поглядывают на бумагу, надеясь, что из них что-нибудь да вылезет. Когда такое делают художники, результат получается очень скромный и техничный. Они всегда полагаются на технику и тщатся что-то из этого создать – но в целом работа им не очень нравится. Мы же говорим о совершенно противоположном. Это не то чтобы безудержный понос, но всё же есть некий свободный поток, и ты уверен, что по-настоящему генерируешь идеи. Поначалу идей у тебя может и не быть, но на полпути кое-что уже может появиться. Если на полпути у тебя идей всё ещё нет, или тебе кажется, что они вообще иссякли, тогда передохни немного – так, словно ты сдался. И тогда в твоём уме восходит Солнце Великого Востока. Это не просто идея – это что-то, что действительно происходит в потоке твоего сознания.
Изначальное добро связано со щедростью и верой в себя. Когда проявляется это чувство веры, мы развиваем то, что называется гармонией. Без веры не будет гармонии. Говорить, что всё зависит от гармонии и что с этим надо работать, – звучит очень красиво, но это лишь громкие слова, разговоры о том, что надо бы что-то сделать, а реально никто этим не занимается. Мне это напоминает некоторые религиозные конференции, на которых я побывал. Первая из них была конференция по вопросам гармонии, проходившая в Нью-Дели, когда я жил в Индии. Затем были небольшие конференции по вопросам межконфессиональной гармонии в Калифорнии. Приглашали раввинов, бхикшу, монахов, все были в сборе. О гармонии говорил каждый, но вот прямо там, в зале, гармонии не было. Хотя они и говорили о гармонии, не было вообще никаких результатов. Не произошло ровным счётом ничего, вообще ничего! Люди как пришли, так и ушли. Но они вернулись и говорили: «Мы участвовали в конференции по вопросам гармонии, и теперь наша организация стала ещё более значительной». Но как такое возможно? Это очень печально. Это граничит с заходящим солнцем, и даже не утончённой, а весьма примитивной его версией.
Гармония должна иметь связь с некой роскошью, богатством. Это один аспект гармонии. Другой аспект – чувство пространства и открытости. У этой роскоши практически качества еврейской мамы: она богата, изобильна, стол ломится, так сказать. Открытость и пространство – как японский дом, где предметы расположены далеко друг от друга. Там нет громоздкой мебели, викторианского мягкого дивана – просто циновки. Вместо подушки используется только деревянный брусок или даже камень. Поэтому подлинная гармония – это еврейский дом и японский, соединённые органичным образом. Технически мы можем назвать это домом Шамбалы, или домом Солнца Великого Востока. И эта гармония может быть и в ваших работах.
Когда такая гармония присутствует во всей полноте и должным образом, появляется и радость – по той простой причине, что для создания гармонии усилия не нужны. Так ты создаёшь ещё и просветлённое общество, которое может существовать только с такой гармонией, любознательностью и всем тем, о чём мы говорили. Наша обязанность – создать просветлённое общество посредством произведений искусства и собственного здравомыслия. И, конечно же, очень важна практика медитации. Поэтому во имя неба, земли и человека я раскланиваюсь.
Медитация
Осознанность очень важна. Мы здесь, и нигде более. А раз мы здесь, то почему бы не быть здесь?
Согласно буддизму, искусство создаётся учеником, а не отдельным, изолированным индивидом. Вам это может показаться несколько косным; однако это именно так. Искусство создаёт ученик, чей интерес касается не только собственного творения, но и глубинной потребности в выражении – иными словами, того, что нужно показать другим. Кроме того, буддийский подход к искусству – анти-мусорный. Не надо штамповать всякую мазню; она отправляется в мусор, а затем в печь.
Фундаментальный буддийский подход к искусству происходит из понятия ученичества, которое одновременно является и учительством, так как даже если учителя достигли высот мастерства, они всё равно остаются учениками. Одна из причин, по которой искусство сохранилось, состоит в том, что последующие учителя всё время изучали произведения искусства, а не просто провозглашали себя совершенными моделями. Обыкновенно жизнь тех, кто объявляет себя моделью, приходит в упадок, они становятся циничными, агрессивными и потакают себе сверх всякой меры.
В сущности, говоря об искусстве, мы говорим о некой форме, с которой можно работать. Так что это похоже на практику медитации. Но что это за форма и при чём здесь медитация? Очевидный ответ, согласно Будде, в том, что форма на самом деле не существует, и Дхарма тоже не существует; следовательно, и форма, и Дхарма могут смешаться. Это как намазывание масла на хлеб: уже не ясно, где масло, а где хлеб. Чтобы такого добиться, необходимо много упражняться в медитации. Решительно никто не может стать хорошим мастером либо художником без практики медитации. Под медитацией я подразумеваю практику шаматхи-випашьяны, а не созерцательную охоту в джунглях с винтовкой или умиротворённую рыбалку на берегу озера с удочкой. Я говорю о сидячей практике медитации. Никто не может создать совершенное произведение искусства без понимания практики медитации. Так что сидячая практика медитации есть основа основ.
Но что же значит сидячая практика медитации? Например, Бетховен, Эль Греко или мой самый любимый композитор, Моцарт – думаю, все они сидели. Они на самом деле сидели в том смысле, что их умы опустошались перед тем, как они делали свою работу. Иначе они никак не смогли бы создать то, что создали. Просто так прийти с базара, плюхнуться за обеденный стол и написать пьесу – такое невозможно. Необходимо некоторое безмыслие в буддийском смысле слова.
С этой основы основ начинает появляться чувство бытия, открытости, есть-ности. Слово «есть-ность», наверное, лучше, чем «бытие», потому что здесь наличествует «есть», что-то происходит. Когда ты сидишь, не сидишь, готовишь еду или моешь посуду – происходит эта есть-ность. В буддийской традиции это называется «осознанность». Но это не та осознанность, о которой мы говорим: «Мне следует осознавать, что в пять часов надо принять лекарства от моей аллергии на жуков». Это не та осознанность. Под осознанностью здесь подразумевается есть-ность, что очень важно и сильно. Необходимо это понять и работать с этим. Это крайне важно.
