Бхагаван Раджниш - Мессия. Том 2
Вашему Я нужно много степеней, вашему Я нужны признание, почести. Это его пища; оно живет этим. И даже люди, которые отвергают мир — становятся саньясинами, монахами, — не отвергают свои Я. Легко отвергнуть мир; очень трудно отвергнуть Я, потому что вы не знаете ничего другого о себе. Вы знаете свое дело, вы знаете свое образование, вы знаете свое имя — а вам очень хорошо известно, что вы пришли без имени. Вы пришли чистым листом; ничего не было записано на вас, а ваши родители, ваши учителя, ваши священники начали записывать на вас.
Вы продолжаете верить в Я всю свою жизнь. Оно очень обидчивое, потому что очень слабое. Слабое в том смысле, что оно ложное. Вот почему эгоисты очень обидчивы.
Обычно я гулял по утрам, когда был преподавателем в университете. Там был один старик, я понятия не имел, кто он, но просто из уважения к его возрасту говорил ему «Доброе утро» — нас было только двое в тот ранний час, в три утра. Однажды утром я забыл поздороваться с этим человеком, и он сказал: «Эй, вы забыли?»
Я сказал: «Вот странно! Я не знаю вас совсем; это было просто выражение учтивости к пожилому человеку, бывшему в возрасте моего дедушки, поэтому я обычно и говорил вам "доброе утро". Но это же не контракт, который я обязан выполнять ежедневно».
Он требовал этого, потому что это уже составляло определенную часть его Я. Я и понятия не имел, кто он, но он имел полное понятие обо мне, и его задело то, что я не сказал: «Доброе утро, сэр».
Я сказал: «Я никогда больше не скажу этого ни вам, ни какому-либо другому старику просто из учтивости, потому что я отравил ваш ум».
Вас не удивляло: вы вошли в мир без имени, но если кто-нибудь говорит что-то против вашего имени, вы готовы воевать, не сознавая того, что пришли в мир без имени; это имя — фальшивый ярлык.
Вы не имеете никакого имени, безымянность — вот ваша реальность.
Людям, которые отвергают мир, поклоняются как святым, но никто не видит, что их эго становится еще более тонким и сильным, чем когда-либо прежде.
Я слыхал, что далеко в горах было три христианских монастыря, однажды трое монахов, по одному из каждого монастыря, совершено случайно встретились на дороге. Они утомились, возвращаясь из города, поэтому расположились на отдых под деревом.
Первый монах сказал: «Я горжусь моим монастырем. Мы, может быть, и не такие знатоки, как люди, живущие в ваших монастырях, но вы не можете состязаться с нами в строгости жизни».
Второй монах рассмеялся. Он сказал: «Забудь все о строгих правилах! Аскеза — не что иное, как самоистязание. Настоящее дело — это знание наших древних писаний. Никто не может состязаться с нами. Наш монастырь самый старый, у нас есть все писания, и наши люди в высшей степени образованны. Что за строгости — то, что ты постишься, что не ешь ночью, что ты ешь только раз в день? Подумаешь! — все это может делать любой идиот. А какую мудрость ты приобрел?»
Третий монах слушал молча. Он сказал: «Вы оба, возможно, правы. Один идет очень трудным и суровым путем, принося в жертву свое тело; и другой может тоже быть прав — в том, что его люди великие ученые».
Они оба спросили: «А как же ты и твой монастырь?»
Он сказал: «Как я и мой монастырь? Мы — вершина смирения».
Вершина смирения! Это так трудно… Теперь они вырастили для своего Я религиозные одеяния. Оно становится сильней. Поэтому я и говорю: даже грешники могут достигать высших пределов жизни — но не святые… ведь грешник знает, что он не живет ни в строгости, ни в знании, ни в смирении; он только обычная личность, которая не знает ничего. И, пожалуй, он — более религиозная личность, потому что у него меньше Я, он приближается к своей душе.
Альмустафа касается очень важных вещей; потому не просто выслушивайте, но и слушайте — он говорит:
Что, как не частицы самих себя, хотелось бы вам сбросить, чтобы обрести свободу?
Настоящая свобода — ни политическая, ни экономическая, ни социальная; настоящая свобода духовна. Если бы это было не так, то Рамакришна не смог бы стать тем, чем он стал — светом самому себе, — потому что страна жила в рабстве у британских правителей. Тогда у Рамана Махарши не могло бы быть такой славы, такого покоя и такого благословения, ведь британский империализм все еще держал страну в рабстве. Духовная свобода не может быть задета. Ваше Я может быть сделано рабом, но не ваша душа.
Ваше Я продажно, но не ваша душа. Альмустафа говорит, что если вы хотите узнать, что такое настоящая свобода, вам придется продолжать отбрасывать частицы своего Я — забывая, что вы брамин или шудра; забывая, что вы христианин, а просто человеческое существо; забывая о вашем имени — зная, что это лишь обычное приспособление, но не ваша реальность; забывая все о своем знании — зная, что все оно заимствовано, что это не ваш собственный опыт, не ваше достижение.
Весь мир может быть полным света, но глубоко внутри вы живете во тьме. Какая польза от мира, полного света, когда внутри у вас нет даже небольшого пламени, которое постепенно озаряет как догадка, что все присоединенное к вам после рождения — не ваша подлинная реальность.
И когда частицы Я исчезают, вы начинаете осознавать огромное небо, такое же безбрежное, как небо снаружи… потому что сущее всегда в равновесии. Внешнее и внутреннее в гармонии и в равновесии. Ваше Я — это не то, что ограничено вашим телом; ваша настоящая душа — это то, что не сгорит, даже если сжечь ваше тело.
Кришна прав, когда говорит: «Наинам чинданти шастрани» — «Никакое оружие не может даже коснуться меня…» «Наинам дахати правака» — «Также и огонь не может сжечь меня». Он не говорит о теле, рассудке, Я — все это будет разрушено, — но есть кое-что в вас нерушимое, бессмертное, вечное. Оно было с вами до вашего рождения, и оно будет с вами после вашей смерти, потому что это и есть вы, ваша неотъемлемая сущность. Знать это — значит, быть свободным от всех тюрем: тюрем тела, тюрем ума, тюрем, которые существуют снаружи вас.
Если это и несправедливый закон, который вы хотели бы отменить, то закон этот был начертан вашей же рукой на лбу вашем.
Законы продолжают меняться, конституции продолжают меняться. Это показывает, что нет закона окончательно верного, нет конституции навсегда. Когда понимание человека растет, он меняет свои законы, свои конституции, свои правительства — меняет все.
Но Альмустафа говорит: Не осуждайте никого, ведь закон, который выглядит несправедливым… например, закон индусского общества, который делит его на четыре касты, — абсолютно беззаконный, несправедливый. Нет оснований поддерживать его — я видел идиотов, рожденных в браминской семье. Только то, что вы родились в семье брамина, — не причина, чтобы требовать преимуществ.
Я видел очень умных людей, которые родились в низшей категории индуистского закона, — шудр, неприкасаемых; когда Индия стала независимой, человек, создавший конституцию Индии, доктор Бабасахиб Амбедкар, был шудрой. Не было равных ему по уму, когда речь шла о законах — он был мировым авторитетом.
Браминов не позвали; шанкарачарьев не позвали и не сказали: «Вы высшие существа — вы должны создать конституцию этой страны» — позвали человека, который просто случайно вырвался из мучительного, беззаконного, несправедливого разделения индусского общества. Кто-то заметил в мальчике огромный потенциал и послал его в Англию учиться, потому что в Индии ни один шудра в те дни не допускался ни в какую школу, колледж или университет. От самых корней их разум разрушали.
Амбедкар получил образование в Англии и вернулся всемирно известным авторитетом в вопросах конституции. Когда он вернулся, Индия уже стала! свободной; выбора не было: никто не мог даже сравниться с ним…
Но уже пять тысячелетий индийское общество оставалось неподвижным; никакое движение не допускалось. Даже Гаутама Будда не принят как брамин; он по-прежнему принадлежит ко второй категории — ниже, чем брамины, а брамины не были в состоянии создать ни одного Гаутаму Будду. Но человек, который писал свод законов индуизма, Ману, был брамином, и естественно, предвзятым. Поэтому для браминов там есть все льготы, а для низших — тех, кто работает тяжелее всех, кто выполняет всю грязную общественную работу… На самом деле они заслуживают большего уважения, ведь общество может существовать без браминов, но оно не может существовать без тех несчастных. Они совершенно необходимы — и все же их отвергают.
Даже животные лучше; шудры же ниже животных. Даже их тень, если случайно падает на вас, оскверняет: вы должны совершить омовение. И это продолжается, по сей день.
Все знают, что невозможно доказать разумность, найти оправдание этому странному, застывшему делению на касты. Никакое образование, никакое понимание, даже просветление не может переместить вас внутри фиксированной структуры общества; вы не можете пойти выше.
