Владимир Леви - MEMENTO, книга перехода

ГЛАДИАТОР НЕПОБЕДИМЫЙ

Во имя богов, сильнейшие.Слабые, трепещите.Мир здесь обрел Укс, гладиатор великий.Мал ростом, видом тщедушен,но с бычьею шеей,Марса избранником стал.Молнией над ареной взлетая,разил пятерых одновременно и более,тысячу сто соперников Риму во славу поверг,львов разрывал на куски нагими руками.Сам же, себя не щадя,совершенствовался неустанно,мышцу и кость истязал, на дротиках спал.Девственник был.Венера возревновала, ночью сгубила егозельем любовным.Умер с подъятой стрелой и пеною на устах.

ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК, ПРИНЕСЕННЫЙ В ЖЕРТВУ

Говорю тебе, смертный:не существует вины и виноватых нет.Боги играют нами, как дети игрушками.Вот и меня однажды Меркурий послалФортуне подарок отдать,давно заготовленный.На беду ждал возле жертвенникапосланец Беллоны,Марса сестры коварной и кровожадной.Обещала она емуисцеление от смертельной болезни в наградуза жизнь первого встречного.Обманула несчастного и меня погубила.Совет мой тебе:одному доверяя богу, проси о том же другого.

ПРОВИДЕЦ

Снов продавецвольноотпущенник Павийприветствует вас, живые.Первый в Риме дурак,ничего не знал,не умел, не делал.Вещие сны мои кормили меня.Шли ко мне бедный патриций,богатый плебей и раб,вызывали сенаторы,принимал император.Я продавал свои снысперва за вино,потом подороже,стало хватать на хлеб.В самом последнем увидел: конец.Всем и всему конец.Никто не купил.Пришлось заснуть навсегда.

ПРОЗРЕВШИЙ

Кем бы ты ни был здесь,там станешь иным.Верящий в исчезновениеслепому подобен червю,знающему лишь темноту.

Слеп был и я.Исцелил меня мой Учитель,и отворились глаза.Я увидел обитель,где собираются освобожденные,плен земной претерпевшие,и над страхом своимстал смеяться.

Путник! Присядь, отдохни.Если вздумаешьмогилу разрыть,кучку костей откопаешь.Это остатки цепей моих.Я улетел туда,где с тобою встречусь

IV. Сомнительная самоволка

О тех, кто, не достигнув естественной черты Перехода, расстается с земной жизнью досрочно. Не ведя речь о случаях криминально-сомнительных, постоянный вопрос: по своей воле? Действительно по своей, или по принимаемой за свою?

Солнце скрылось за тучей или туча закрыла солнце?

Жизнь как песочные часы

Прежде, чем говорить о самой горячей и сложной из подтем этой книги, а говорить будем много, долго и не раз, придется еще разок вспомнить, что такое жизнь.

Уточняем: не жизнь вообще, не жизнь рода, человечества, а жизнь каждого существа самого по себе, каждого из нас в отдельности.

Ну конечно, сразу и вспомнилось. Олеша: «Жизнь вредна, от нее умирают».

Жизнь каждого существа есть самоубийство путем жизни. Более или менее (относительно) медленное.

Заложенная в каждом рождающемся программа развития, заканчивающаяся самоликвидацией.

Сначала по восходящей – к расцвету, который продолжается некое время, потом увядание – по нисходящей, потом…

Потом финишная черта, за которой биомашинка тела, выработавшая за срок годности свой ресурс, останавливается и перестает быть собой, распадается, а жившая в теле душа – можно верить, можно не верить, но лучше верить – переходит в таинственное инобытие, в запределье, в вечность, откуда пришла.

Теперь внимание: время.

Валюта жизни. Единственная абсолютная здешняя ценность.

Время – его на жизнь тела, этой машинки с ее родовой программой, дается энное количество, достаточное, чтобы программу выполнить, быть может, даже перевыполнить – и самоликвидироваться. Время ограниченное. С изрядным вероятностным допуском, гибким, с люфтом «от – до», но ограниченное.

Ограниченное – но скупо достаточное, чтобы передать эстафету родовой жизни следующим поколениям. Щедро достаточное, чтобы изнутри живущего оно казалось безграничным – или ограниченным, но с вероятностью безграничности, достаточной, чтобы продолжать жить до упора, надеясь… Чтобы долго не замечалось, что его все меньше и меньше…

Песочные часы. Наблюдатель извне видит, с какой скоростью перетекает песок из верхней чаши через горлышко в нижнюю. Может легко высчитать, сколько времени остается до полного перетекания. А наблюдатель, сидящий внутри, в песке – который сам есть какая-то из песчинок – может только чувствовать некое движение, свое и вокруг.

Если наблюдатель не знает, что есть другая чаша этих часов, куда его и всех остальных тащит неодолимая сила гравитации, – то он не понимает, куда и почему проваливаются одна за другой соседние песчинки, куда и его что-то тянет, и момент перехода через горлышко в нижнюю чашу предвидеть не может. Долго кажется, что остается на месте или почти – только уже вблизи горлышка, в воронке вдруг начинает все быстрее, быстрее проваливаться куда-то вниз, вниз… И вот наблюдатель наш уже в другой чаше – и…

Не правда ли, жизнь чем-то напоминает песочные часы? Если на место гравитации подставить другую постоянную и неотвратимую силу – время, то аналогия вполне ясная. Но с существенной разницей: песчинки в песочных часах не имеют своей воли, нисколечко. А мы, песчинки в часах судьбы, располагаем изрядной долей действенного своеволия. Можем сами свое движение в другую чашу замедлять или ускорять.

Нет, время не лекарь,не грозный наставник,не дворник с метлой, не судья,а ветер – а ветер, срывающий ставнис окон бытия.И снова, смеясь, посылает случайностьиачальник случайности – Бог –и чудом выводит свою изначальностьна новый виток.А ветер – а ветер спокоен, спокоен,и вечность – пространство любви.Твой дом, Человечек, построен – построен:не бойся – живи.

Жестокая внезапность и милосердная постепенность

Самоубийство – это сознательное, намеренное и быстрое лишение себя жизни.

Как верно заметил в своей превосходной книге «Писатель и самоубийство» Григорий Чхартишвили, тоже процитировавший Фарбера, главное в этом определении слово – быстрое.

Жизнь, мы сказали – это самоубийство путем жизни. Да – но не быстрое. Да – но – растянутое, насколько можно растянутое. Достаточно медленное, чтобы не замечаться, долго не замечаться. Ускоряемое разными способами – но и замедляемое, замедляемое как только можно. (У Высоцкого: «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…»)

Жизнь, более или менее благополучная обычная жизнь, состоит в том, что все, в ней обретаемое, теряется. Все – вместе с самим теряющим. Все! – но не сразу. Милосердная Постепенность дарована живым существам, постепенность Перехода – обратной дороги туда, откуда мы все явились – туда, в изначальную бестелесность, в невидимость и неведомость.

Какое-то время мы при себе, при своем, при своих. И можем себя, свое и своих умножать и растить. За время, даруемое Милосердной Постепенностью – это стоит заглавных букв – мы не только теряем (иллюзии, надежды, близких, друзей, силы, здоровье, себя самих), но имеем возможность и обретать. И вблизи финишной ленточки – обретать не только греющие воспоминания. Обретать можно и новых друзей и близких, и новые силы и новое здоровье – если не телесное, то духовное – и новые кладези любви. Вместо иллюзий и несбыточных надежд обзавестись драгоценным опытом и пониманием жизни, которые можно дарить нуждающимся.

Что делает убийца? Отнимает у живущего Время Перехода – насильственно его сокращает до минимума, ускоряет, делает быстрым. С жестокой внезапностью отнимает Милосердную Постепенность. С этой точки зрения всякий отниматель нашего времени, хронофаг, может считаться в той или иной мере убийцей. Немилосердно отнимает у нас часть драгоценнейшей Постепенности.

А что делает самоубийца? То же самое: отнимает у живого существа Время Перехода. Отнимает Милосердную Постепенность, меняет на жестокую внезапность. От убийцы отличается только тем, что убиваемое существо – не кто-то другой, а он же, она же. С этой точки зрения всякий, тратящий жизнь впустую, убивающий время, может считаться в той или иной мере самоубийцей.