Майкл Эрард - Феномен полиглотов
Конечно, каждый на основании своего опыта может иметь собственные представления в отношении того, какой уровень знания иностранного языка следует считать достаточным. Согласно определению Клэр, про шестилетнего ребенка, который пока не умеет читать, нельзя сказать, что он владеет даже своим родным языком. Это же относится и к людям, которые независимо от возраста не доросли до овладения культурным багажом родного языка. Позже я задавался вопросом, почему столько людей решается на изучение иностранного языка, если в качестве целевого ориентира выступает высокий языковой уровень носителя языка: это, безусловно, должно являться сдерживающим фактором.
В конце нашего общения Клэр Крамш поделилась со мной ценной мыслью. «Вы знаете, – сказала она, – язык, который мы используем, настолько вплетен в эмпирическую ткань нашей жизни, что вопрос “на скольких языках вы говорите?” несет в себе лишь часть смысловой нагрузки. Вы должны также спросить: “на скольких языках вы живете?” Конечно, чем обширнее ваш языковой запас, тем богаче ваш жизненный опыт, но для постоянного поддержания уровня владения иностранным языком требуется много путешествовать и контактировать с большим количеством людей. Поэтому я считаю, что человеческим пределом является владение четырьмя, ну, может быть, пятью языками».
Готовясь к поездке, я также поинтересовался у Роберта Декейзера, эксперта в области изучения иностранных языков из университета штата Мэриленд, что он думает о феномене Меццофанти.
«Если у вас хорошая память и вы должным образом мотивированы, то выучить достаточное количество слов из нескольких десятков языков не станет для вас подвигом. Причина того, что это удается лишь единицам, в недостатке мотивации у остальных, – заявил он. – Гораздо более сложной проблемой является то, что вы должны говорить на совершенно разных языках не только бегло, но и правильно. Поэтому речь идет не только о лексике, но и о грамматике. Носители языка в своей речи применяют целый ряд грамматических правил с удивительной скоростью, даже не задумываясь об этом. Вам же для достижения такого результата потребуется очень много практики.
Это, в свою очередь, означает две вещи: во-первых, для изучения языка нужно больше времени, чем требуется только для запоминания лексики, а во-вторых, необходимо еще и то, что я бы назвал способностью быстрой проверки своей речи на соответствие грамматическим правилам. Даже если вы знаете все грамматические основы, вам по-прежнему требуется много усилий для того, чтобы применять эти знания достаточно быстро, в режиме разговора. Я думаю, если вы найдете человека, который исключительно хорошо и правильно говорит на большом количестве языков, это будет означать, что он обладает талантом быстрого подбора правильных грамматических форм.
Для этого недостаточно просто выделить необходимые ресурсы своего мозга, – продолжил Декейзер. – Чтобы хорошо выучить множество языков и поддерживать владение ими на высоком уровне, нужно такое количество времени, которым не обладает ни один человек, даже если он будет тратить абсолютно все свое время на языковую практику. Так что, когда я слышу все эти истории о гениальных кардиналах, живших сто или двести лет назад, я отношусь к ним очень, очень и очень скептически: большинство людей, которые не являются лингвистами, даже не понимают, что в действительности означает изучение иностранного языка. Они также не понимают, насколько сильно умение бегло говорить на чужом языке отличается от реального знания языка его носителями».
Сравнение с уровнем владения носителем языка прозвучало из его уст без всякой подсказки с моей стороны. Действительно ли данный критерий является подходящим для оценки уровня знаний такого гиперполиглота, как Меццофанти?
Декейзер родился и вырос в Бельгии, стране, которая официально признана многоязычной. К тому же эта страна отличается внутриполитическими капризами, и поэтому ее часто приводят в качестве примера того, что политическая система не может нормально функционировать с более чем одним официальным языком. На севере страны говорят на голландском, на юго-западе используется французский, в небольшой области на юго-востоке в ходу немецкий. При этом каждый житель страны изучает английский (Декейзер говорит на всех четырех). Дополнением к многоязычному винегрету служит факт, что бельгийский Брюссель является бюрократической столицей Европейского союза. В этом городе вы, скорее всего, услышите французскую речь, хотя голландский язык тоже является официальным.
Бельгийское многоязычие обусловлено экономическими причинами (страна находится в огромной зависимости от экспорта и импорта), а также малочисленностью населения, говорящего на голландском, – всего около 22 миллионов человек по всему миру. Кроме того, учитывая напряженные отношения между жителями севера и юга страны, официальное многоязычие выполняет в этой стране социальную функцию. Занятия на языковых курсах являются популярной формой досуга и субсидируются государством. Надеваемые бельгийцами языковые маски счастливых людей призваны сгладить экономическую напряженность в отношениях между регионами страны. Однажды я услышал, как кто-то назвал Бельгию «прекрасной лабораторией многоязычия». Другой человек охарактеризовал эту страну как «лингвистическое подобие Сербии». Это прозвучало более правдоподобно.
Прежде чем мы расстались, Декейзер выудил из своей памяти историю, имевшую место в конце 1980-х годов. Один бельгийский банк, ныне не существующий, выступил спонсором конкурса, целью которого было определить самого многоязычного бельгийца. Это была своего рода языковая игра с определенными правилами. Принять в ней участие решили сотни людей. Все они были протестированы на основе краткой беседы с носителями языка, привлеченными из университетов и иностранных посольств.
«Конечно, многие участники заявляли, что владеют гораздо бо́льшим количеством языков, чем на самом деле, – вспоминал Декейзер. – Один из моих коллег принимал участие в тестировании человека, утверждавшего, что он знает хинди. Этот человек действительно много знал о хинди и немного говорил на этом языке, но можно ли было на этом основании согласиться с тем, что он знал хинди?»
Декейзер так и не смог вспомнить ни названия банка, проводившего конкурс, ни имени победителя, ни того, насколько многоязычным он или она оказался. Он лишь предположил, что количество языков оказалось не слишком большим. По его словам, возможно, их было восемь.
«Это же реальный, живой гиперполиглот, навыки устной речи которого были оценены экспертами», – подумал я. Вот с кем я точно хотел бы встретиться.
Глава третья
Я разглядывал через окно гостиничного номера пламенеющие, будто угли, красные крыши и оранжевые стены домов Болоньи. Где-то там, внизу, скрывался секрет Меццофанти. Каждое утро я просыпался пораньше, чтобы посмотреть, как солнце постепенно заливает светом крыши домов, собор и две высокие башни, Due Torri[4]. Гремящий лифт доставлял меня на первый этаж, и через узкую дверь я выходил на улицу, где лишь рокот мотора проезжавшего по брусчатке одинокого скутера тревожил утреннюю тишину.
По дороге к библиотеке, в которой хранился архив Меццофанти, я обычно заходил в бар, где заказывал чашку кофе и пирожное. В первое утро в Болонье моих познаний в итальянском хватило на то, чтобы произнести «un espresso», а затем мне оставалось лишь кивать и пожимать плечами. Кого волнует, насколько хорошо приезжий иностранец говорит на местном языке? К концу недели я уже реже применял язык жестов и мог сказать: «per favore», «un espresso e un dulce» и «como pagare»[5]. Я также выучил универсальную фразу «non posso parlo italiano»[6], которая никогда меня не подводила.
Остановившись около памятника Луиджи Гальвани, физика и электрофизиолога XVIII века, открывшего, что при сокращении мышц возникают электрические явления, я читал английскую газету в ожидании, когда откроются ворота публичной библиотеки Арчигинназио. Это здание представляет собой дворец, построенный между 1562 и 1563 г. Затем, до 1803 г., в нем размещался университет, который в 1838 г. уступил место городской библиотеке, и теперь внутренний двор и просторные залы представляют историю Болоньи в миниатюре. Во время Второй мировой войны большинство помещений пострадали от бомб союзников, однако, к моему счастью, архив Меццофанти удалось сохранить. В одно из посещений библиотеки я попал в анатомический театр – большой зал со стенами, обитыми деревянными панелями, на которых установлены статуи античных ученых и врачей. Разрушенные в результате бомбежки, эти статуи восстановлены, и теперь, как и в эпоху Возрождения, взирают со стен на стоящий в центре зала мраморный стол, который служил для проведения вскрытия тел казненных преступников в интересах медицинской науки. Впрочем, предметом тогдашних медицинских исследований никогда не становились внутренние органы или мозг гиперполиглотов.
