Константин Серебров - Один шаг в Зазеркалье. Герметическая школа (Книга первая)
– Это наука не тяжелая, как-нибудь справимся, – кисло ответил я, стараясь не обижаться.
В Псков поезд прибыл рано утром. Стояла середина ноября, на улице было зябко и ветрено, легкие снежинки кружились в воздухе, словно приветствуя нас. Сонные музыканты неуклюже сползли с поезда и, сев в голубой филармонический автобус, отправились в центральную гостиницу.
В утренней суматохе мне легко удалось затереться в толпу артистов и проскользнуть в гостиницу мимо швейцара. Я почти сразу заснул в мягком кресле в номере Джи и Шеу.
В два часа дня по радио объявили о безвременной кончине Брежнева, и через несколько минут в номер вбежал слегка помятый Петраков:
– Ну, ребята, вам дико повезло! По всей стране все концерты отменены. Норман вас оставляет с багажом в Пскове, а сам с музыкантами уезжает в Москву. Встретимся в Питере, билеты я вам выдам часом позже.
– Ну и жук этот Петраков! Сам-то возвращается в Москву, а нас оставляет торчать в этом захолустье, – проворчал Шеу. – Да еще и выдает это за благодеяние!
– А мы, – заметил Джи, – попробуем превратить скучные дни в незнакомом городе в настоящий праздник и создадим из унылой ситуации весну Боттичелли.
Я тут же стал подсчитывать свои сбережения, соображая, сколько я протяну при таком раскладе.
– Не будь таким скаредным, – произнес Джи. – Мы фантастически богаты: мы ведь владеем бесценным сокровищем – временем. Нам просто повезло: мы находимся в великолепном русском городе. Здесь русский дух, русская старина, древние храмы и монастыри...
– Пойду-ка я в ресторанчик, пропущу рюмку коньячку, может, на сердце повеселеет, – бросил Шеу и вышел из номера.
– А мы отправимся в Псковский драматический театр, – произнес Джи, надевая теплую куртку.
На улице успело проясниться. Светило тусклое северное солнышко; мы весело шагали мимо старинных домов, голых кустов сирени и маленьких двориков с аккуратно сложенными поленницами.
– Надо найти ситуацию, с которой могла бы потянуться ниточка приключений, – произнес Джи, открывая массивную дверь театра.
Внутри было безлюдно, но откуда-то доносилась приглушенная музыка: начало “Лунной сонаты”. Мы заглянули в пустой зрительный зал, поднялись по мраморной лестнице и увидели в фойе, за роялем, стройную девушку с высокой прической, одетую в белое атласное платье с ажурным воротником и пышными кружевами. Она вдруг прервала игру и печально задумалась о чем-то.
– Хочешь познакомиться с интересной дамой? – спросил проникновенно Джи.
– Вы читаете мои мысли. Но разве я смогу завязать с ней непринужденный разговор?
– А ты преодолей свое смущение, – улыбнулся он. – Ты, брат, весь зажат изнутри, как прошлогодний желудь. Поэтому тебе сложно заговорить с очаровательной пианисткой. Твоя внутренняя женщина тоже зажата и перекошена, и ей не до спонтанных проявлений. Попробуй дать ей свободу – и ты из своего убогого мирка попадешь в страну чудес... Ну, что ты застыл, словно анисовый корень? Иди да рассмеши Царевну Несмеяну!
Я направился было к роялю, но на полпути остановился: красота этой дамы не позволяла мне приблизиться.
– Будь это провинциальная дурнушка, я бы и не задумался, – сказал я в сердцах.
– Я и не подозревал, что ты такой чувствительный, – пожалел меня Джи.
Наш разговор привлек внимание незнакомки, и она вопросительно посмотрела на нас.
– Какую пьесу ставят в театре? – с легкой улыбкой спросил Джи.
– “Белоснежку и семь гномов”, – вздохнула она. – Детский спектакль.
– Есть сведения, – конфиденциально сообщил Джи, – что в вашем городе остановился караван Принцессы Брамбиллы. Но это тайна, о которой пока никто не знает.
Девушка заинтересованно смотрела на Джи. Глаза ее улыбались.
– Хочу в вашем городе организовать карнавал в честь Принцессы. Не поможете ли мне в этом, прекрасная незнакомка?
– Во всяком случае, попробую, – улыбнулась она и протянула Джи изящную руку. – Зовите меня Белоснежка.
– Тогда приглашаю вас в ближайшее кафе, где мы обсудим секретный план действий.
Мы нашли небольшое кафе с видом на реку Великую и белокаменный кремль. Над рекой кружили легкие снежинки, подхватываемые северным ветром, а в кафе было тепло и уютно. Джи заказал кофе с коньяком и, по просьбе Белоснежки, разноцветное мороженое.
– Никто из моих знакомых не понимает, почему я стала актрисой, – пожаловалась Белоснежка. – Я люблю карнавальные маски, волшебство и романтику. В жизни этого так мало.
– Жизнь уже является великолепным театром, – заметил Джи.
– Но люди – такие бездарные актеры! – печально воскликнула Белоснежка. – За всю свою жизнь они успевают сыграть две-три роли.
– От этого их жизнь так скучна, – заметил Джи. – Но если научиться играть как минимум сорок ролей – тогда жизнь превратится в интереснейший театр. Идеал современного человека – Homo Sapiens, человек разумный, но и до этого уровня мало кто дотягивает. Следующей же ступенью развития является Homo Ludens, человек играющий. Я предложил брату Касьяну дотянуться до этого уровня, но ему слабо. Он ищет в моем обществе Просветления, но сам только и может, что сидеть в кладовке и медитировать на свечу. Он думает, что таким образом попадет в Царство Небесное. На самом же деле он живет в своем рахитичном мирке, мечтая о встрече с Ангелами. Но не то что Ангел, даже обычная бабочка отказывается отдохнуть на его плече.
– Господи, – воскликнула Белоснежка, – неужели он такой бестолковый!
– И разве можно научить бестолкового человека Королевскому Пути? – добавил Джи.
_ Он научится, – засмеялась Белоснежка, снисходительно глянув на меня, – только, прошу вас, не лишайте его надежды.
Мы оставили кафе и шли по улице, мимо домиков, ушедших в землю на целый этаж, и белых церквей, луковичные купола которых напоминали шлемы суровых воинов. Джи легко вел Белоснежку под руку. Она, в элегантном светлом плаще и ярком платке с бахромой, что-то рассказывала ему о городе. Я шел угрюмо позади, сожалея о том, что Джи умеет даже самую легкую и ажурную ситуацию превратить в унизительно-оскорбительную для моего самолюбия.
Прислушавшись, я понял, что разговор снова идет обо мне.
– Человеком является тот, кто хотя бы усвоил и полюбил культуру своей страны, а Касьян не знает ни русского языка, ни литературы, – беспощадно продолжал Джи. – Он совершенно равнодушен к русской культуре, свысока относится к Пушкину, а уже считает себя человеком, которого все должны уважать. Он претендует на уважение своих диких инстинктов. И такого человека я взялся обучать игре в жизни... Не сошел ли с ума?
– “Палаты купца Поганкина. Памятник старины. Охраняется законом”, – насмешливо прочитала Белоснежка блестящую табличку на замшелой каменной стене. Джи засмеялся, и от его смеха мне стало еще горше. От обиды я позабыл про обучающую ситуацию и даже о стремлении к высшему “Я”.
Белоснежка участливо взглянула на меня, и в ее выразительных глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие. Я услышал, как она тихо сказала Джи:
– Смотрите, как он переживает, – ведь ему неприятно слушать ваши замечания в моем присутствии.
– Я специально поднял этот вопрос, чтобы он надолго застрял в его памяти, иначе он просто его не заметит. Ему надо еще долго учиться легко и свободно летать в мире женщин. Иначе он никогда не поднимется в высшие миры.
Даже великие адепты падали, попадая в женский космос, так как не владели достаточно хорошо собой и своими инстинктами. А инстинкты связаны с внутренними стихиями, которые адепт обязан полностью контролировать. Человек, не умеющий правильно общаться с женщиной, не заслуживает Царствия Небесного.
Черный ворон, закоченевший от холодного ветра на фонарном столбе, увидев мою серую фигуру, вдруг поднял невообразимый шум.
– Ах, он, видимо, проголодался, – встрепенулась Белоснежка, – а у меня нет даже кусочка хлеба.
– Да нет, – возразил Джи, – жалкая фигура Касьяна пришлась ему не по душе.
– Вы, наверное, тоже замерзли, – добавила Белоснежка. – Может быть, заглянем ко мне на чашку чаю?
– Я-то не откажусь, – ответил Джи, – а вот Касьяна надо спросить.
– Вы хотите, чтобы я ждал вас на улице? – нахмурился я. Белоснежка почему-то засмеялась.
– Господа, я поражен и в то же время рад встретить вас в обществе столь блистательной дамы... – раздался вдруг басок Шеу, – и, став на одно колено, он поцеловал Белоснежке руку.
“Ну вот, теперь он не отвяжется”, – с досадой подумал я.
– Я хочу сегодня устроить в честь Белоснежки роскошный праздник, – произнес Джи.
– Если я куплю шампанское, то не возьмете ли вы меня с собой? – скорчив умильную физиономию, спросил Шеу. – Кстати, разрешите представиться: великий гений культур-мультур, выдающийся меценат, мастер пивных путчей...
