Бхагаван Раджниш - Я праздную себя. Будь спокоен и знай

Танка тут же отправился в Косэй. Когда он увидел Ма-цзы, мастер притянул к себе голову Танки и долгое время смотрел на него - смотрел ему в глаза - лицом к лицу. Затем Ма-цзы сказал: “Секито с горы Нангаку будет твоим мастером”.

Он смотрел в глаза этому молодому человеку - какой у него потенциал? Кто будет для него правильным мастером? Должен ли я его принять? Будет ли быстрее со мной или с Секито?

Вы видите не-соревнующийся мир дзен. Он увидел в глазах этого молодого человека, что Секито будет гораздо более подходящим мастером, чем он сам. И он сказал ему: “Секито с горы Нангаку будет твоим мастером”.

Увидев Ма-цзы, он смог увидеть разницу между человеком дзен и мастером дзен. Человек дзен - небольшое огонек; мастер дзен - целый лесной пожар.

И когда Ма-цзы смотрел ему в глаза, он тоже смотрел в глаза Ма-цзы. Он видел сострадание, огромную любовь. Именно из сострадания и любви он говорит ему: “Иди к Секито. Это будет быстрее; здесь тебе потребуется немного больше времени. Зачем тратить время впустую?” И Ма-цзы произвел на него такое впечатление, что он немедленно последовал его совету.

И Танка пришел на гору Нангаку. Когда он увидел Секито, Секито сказал Танке:

- Иди и работай в комнате, где шлифуют рис.

Это всегда происходит в дзенских монастырях, когда приходит новый посвященный, даже когда он входит в комнату - то, как он идет, то, как он сидит - мастер свидетельствует, что будет правильно для него поначалу. Его нужно тренировать согласно его потенциалу.

Ни один дзенский мастер никогда себя никому не навязывает. И Секито сказал ему... глядя на него, он почувствовал, что ему сначала нужно научиться, обождать. Он сказал: “Иди и работай в комнате, где шлифуют рис”.

Танка поклонился и ушел в общежитие. Он три года работал на кухне.

Он никогда не приходил снова и не спрашивал Секито: “Сколько мне еще шлифовать рис?”

Дзенский мастер создает безмерное доверие.

Это не верование - верование в теории,теологии.

Доверие - это личная близость, чувство: “он понимает меня; этого достаточно. Теперь он меня позовет, когда настанет время”.

Люди иногда ожидали не только три года, но и тридцать лет, шлифуя рис.

Однажды это случилось...

Один человек тридцать лет шлифовал рис, и мастер сказал ему: “Пока я тебя не позову, ты не должен приходить ко мне. И ты не должен посещать ученые дискуссии в монастыре, не должен читать писаний. Просто шлифуй рис с утра до поздней ночи. Здесь десять тысяч монахов, и ты должен позаботиться о рисе”.

И на тридцать лет он совершенно забыл мышление - потому что какая необходимость думать, если ты каждый день, тридцать лет, шлифуешь рис? Почти половину жизни он провел за шлифованием риса. И это такой простой процесс, что никакого ума не нужно, не нужно никакого мышления. И ему было запрещено посещать лекции, даже приходить на проповеди, приходить на дискуссии монахов, ему было велено не читать писаний. Для него было совершенно закрыто все, что могло создать ум. Ему была дана простая задача, которая должна была разобрать ум. Какой бы у него ни был ум, он будет разобран.

И эти люди обладали огромной силой, цельностью. Просто ждать тридцать лет, без всякой жалобы, даже не видя больше мастера... и просто потому, что мастер сказал: “Это единственное, что ты должен делать”. Он даже не разговаривал ни с одним другим монахом. Люди просто забыли о нем.

Он жил в небольшой хижине у кухни. Утром он входил в кухню; поздно вечером он возвращался в свою хижину, засыпал. Это был простой процесс. Через тридцать лет никакого ума не было.

И произошел один случай. Мастер старел, и, видя, что приближается его смерть, он сообщил десяти тысячам монахов - исключая того, который просто шлифовал рис: “Если кто-нибудь из вас хочет стать моим преемником, придите ночью и напишите на моей двери суть, самую суть дзен”.

Там были великие ученые, и весь монастырь знал, кто был самым ученым человеком; может быть, будет выбран он. Ученый человек, когда мастер уснул, подкрался очень тихо, чтобы никто не узнал, кто это написал. Даже он боялся; он знал мастера. Его нельзя было обмануть, это было точно. И он сам знал, что ничего не знает о дзен в том, что касается опыта, хотя и может произнести ученое изречение. Но этот старый парень не будет обманут ученостью.

И он написал прекрасное утверждение; он написал его на двери, очень тихо, чтобы мастер не проснулся: “Дзен есть не что иное, как выход из ума, и запредельное открывает двери”. Но он не подписался, боясь, соблюдая большую осторожность: “Если он найдет это правильным, я встану и скажу, что это написал я. Если он найдет это неправильным, я просто промолчу”. Этот старик бил учеников.

Утром, когда мастер открыл дверь и увидел это утверждение, он сказал:

- Какой идиот это написал?

И от десяти тысяч монахов не было никакого ответа.

И он смыл его и сказал:

- Не портите мне дверь! Если вы не знаете... Я могу умереть без преемника, но не потерплю, чтобы моим преемником был школяр.

Конечно, утверждение было совершенно правильное, и его нельзя улучшить: “Дзен - это выход за пределы ума”. Нельзя было его сжать яснее и точнее. Но у мастеров есть свои способы узнавать...

Двое монахов просто прошли мимо шлифовальщика риса. Люди даже не знали его имени, они просто называли его шлифовальщиком риса. Он не считался даже монахом; он никогда никому не говорил, что был посвящен, и никого не заботило, как его звали. Он никогда не приходил на лекции, никогда не посещал медитаций, никогда не участвовал в ученых дискуссиях. А весь монастырь с жаром вел всевозможные философские дискуссии; когда читались писания, сутры Гаутамы Будды, он никогда не приходил. Что это за человек?.. Делает только одно... люди совершенно забыли, сколько лет он это делал.

Двое просто прошли мимо него, обсуждая: “Это предложение совершенно правильно, но этот старик очень странный... как ему удалось узнать, что это интеллектуальное утверждение, но не экзистенциальное, не основанное на опыте?”

Впервые монах, шлифующий рис, рассмеялся. За тридцать лет это было его первым самовыражением. Двое монахов посмотрели на него и сказали:

- Почему ты смеешься? Мы никогда не видели, чтобы ты смеялся...

Он сказал:

- Я засмеялся, потому что тот, кто это написал, должно быть, был идиотом!

Они сказали:

- Точно! Именно это сказал мастер! Можешь ли ты написать что-нибудь лучше?

- Я не умею писать, - сказал он. - Я разучился. Тридцать лет назад я немного умел писать, но теперь разучился. И, в любом случае, кому захочется быть преемником?

Они были потрясены:

- Это человек странный. Тридцать лет в полном молчании, внезапный взрыв...

Среди ночи мастер пришел к шлифовальщику риса и сказал:

- Можешь ли ты это улучшить?

И монах, шлифовавший рис, сказал:

- Никакого ума нет; как можно выйти за его пределы? И запредельного нет - все здесь и сейчас. Не нужно никуда идти, даже за пределы ума. Ум - это вымысел, и люди создали еще один вымысел о том, чтобы выйти за его пределы. Но прости меня. Я не хочу быть твоим преемником. Я так счастлив. Ты такой великий человек, ты дал мне такую медитативную работу...

Мастер сказал:

- Тебе придется принять это и стать преемником, потому что нет больше никого, кому я могу это доверить. Все они наполнены ученостью и всевозможным знанием. Ты - нужный человек, и я ждал эти тридцать лет: может быть, он станет преемником. Это ожидание доказало мне абсолютно, что, должно быть, ты пережил что-то, что позволяет тебе оставаться центрированным, без всякого беспокойства, без всякого напряжения. Ты не сказал никому ни слова; ты просто делаешь свою работу и засыпаешь. Но эти ученые и амбициозные люди создадут для тебя проблемы. И я принес тебе мою робу, посох и шапку - это были вещи, которые преемник получает от мастера. - Возьми эту робу, этот посох, эту шапку.

Он надел ее на голову шлифовальщика риса и велел ему как можно быстрее бежать из монастыря.

- Просто пойди далеко в горы. Те, кому ты нужен, до тебя доберутся. Но остерегайся! Если кто-нибудь из этого монастыря об этом узнает, тебя убьют. Они не примут шлифовальщика риса как своего мастера.

И бедняга взял робу и посох и бежал. Но пока он выбегал в ворота, его увидел привратник, в робе, шапке и с посохом мастера. И он тут же сообщил амбициозным монахам, который пытались и работали над тем, чтобы улучшить это утверждение:

- Остановитесь! Человек выбран.

- И кто же он?

- Помните ли вы человека, который пришел тридцать лет назад и тридцать лет не разговаривал? Шлифовальщик риса! Я только что видел его, он выбегал в ворота с посохом мастера и шапкой на голове, а робу держал в руках!

И амбициозные люди схватили мечи и бросились туда, куда указал им привратник. И вскоре они нашли этого бедного шлифовальщика риса, окружили со своими мечами и сказали ему: