Бхагаван Раджниш - Библия Раджниша. Том 2. Книга 1
Когда он добрался до горы, возникла одна проблема. Проблема состояла в том, что гора, вся гора, пылала светом. Теперь Хануман растерялся: что же делать? Какое из этих растений сандживани? Ведь вокруг было так много растений, подобных пламени, - неужели все они сандживани? Он попробовал разглядеть их; растения были разными... что теперь делать? Но он был предан до безумия - он взял с собой всю гору!
В религиозных историях все возможно. Иисус ходит по воде, обращает воду в вино, обращает камни в хлеб - все возможно. Так что он вернулся обратно вместе с горой... А как это происходит на представлении?
Он появляется вместе с горой - гора сделана из картона, -и он несет гору, сам будучи подвешенным на веревке. Как-то раз веревка застряла, и он остался висеть в воздухе! Люди, - по меньшей мере пятьдесят тысяч человек, они ведь пришли на представление издалека, - все они вопят и кричат. Здесь стоит Рама, Лакшмана лежит в коме, с ним сидит врач. Суфлер продолжает подсказывать Раме, что ему следует по роли, поэтому Рама продолжает говорить: «О, Хануман, где ты? - а он как раз у него над головой. - Куда ты ушел? Возвращайся скорее; иначе, если ты не вернешься до восхода солнца, мой брат умрет!»
Режиссер представления не имел, что делать. Он выбежал на сцену, попытался как-нибудь освободить веревку, но ничего не работало. Он был в таком нервном состоянии, что взял и обрезал веревку! Хануман, вместе со своей горой, упал сверху на Лакшману! Лакшмана вскочил, но Рама все еще продолжал говорить то, что ему подсказывали: «О, Хануман, ты прибыл вовремя...»
Хануман сказал: «Заткнись! Идите к черту вы со своим братом! Сначала скажите мне, кто обрезал веревку. Я сначала займусь им, представление продолжим потом». А он был известен как борец города, поэтому режиссер попросту сбежал, испугался, что ему что-нибудь переломают!
Я наблюдал за всем этим и увидел одну вещь: хотя этот человек и играл Ханумана, когда он упал с веревки, как раз в этот самый момент, он забыл все о представлении. Он сказал: «Иди к черту, - он говорил "иди к черту" своему Богу! - и иди к черту вместе со своим братом! Сначала скажите мне, где этот режиссер! Кто обрезал веревку? Сначала это дело - представление подождет немного». Конечно, все его слышали, и все пятьдесят тысяч человек смеялись над ним.
Гора развалилась на кусочки, и Лакшмана уже поправился, так что уже не нужно было... Врач попросту выскользнул через заднюю дверь. Больше не нужно было никакого сандживани - Лакшмана уже стоял и смотрел на то, что произошло. Пришлось немедленно опускать занавес и удалять всех этих людей со сцены. Сменили Ханумана, и когда занавес поднялся, это был уже другой человек, потому что тот Хануман настолько рассердился, что сказал: «Если я не увижу этого режиссера, я не буду играть. Я найду его, где бы он ни был».
Всего один удар, и что же, - вы можете играть роль Будды, Христа, Кришны, - все это исчезает, просто от одного удара по голове. Имитация не может пройти до вашего бытия, она останется лишь на поверхности. Вы можете упражняться в ней тридцать лет, сорок лет...
Есть монахи, которые упражнялись на протяжении пятидесяти лет. Есть монастыри, католические монастыри, в которые монах, раз войдя, никогда не выходит оттуда; в таких монастырях живут тысячи людей. Что они делают? Непрерывно пытаются, предпринимают все усилия к тому, чтобы стать как-нибудь немного похожими на Христа; если не на всего Христа, то и части Христа будет достаточно. Но эта имитация не поможет. Она даст вам фальшивую маску, псевдо, но поскребите ее немного, и вы найдете, что ваша настоящая личность все еще здесь. С помощью имитации вам не удастся обмануть существование; вы можете обмануть только себя.
Эти религии, давая вам идеалы, - что делать, как думать, кем быть, - предоставили вам все. Они ничего не оставили вам самим, вы просто должны слепо следовать за ними. И если все человечество действует так слепо, то нечему удивляться.
Но кто отвечает за это?
Отвечают за это все эти религии, которые сделали вас фальшивыми, пластмассовыми.
Они детально рассказали вам, что есть, чего не есть; когда отправляться спать, когда вставать, - вы абсолютно под контролем. Вас превратили в роботов, и чем больше вы робот, тем большим праведником вы являетесь. Тогда вам надо поклоняться, тогда вы пользуетесь уважением своей религии. Чем более вы ненастоящие, тем больше вас уважают. А если в какой-то момент вы показываете свою настоящую реальность, то тут же все уважение исчезает.
Когда я был в Хайдерабаде, случилось так, что один джайнский монах, слушая меня, настолько заинтересовался, что отбросил свое монашество. Он пришел в то место, где я остановился, и я сказал моему хозяину: «Этот человек предпринял великий шаг, будьте осторожны; теперь джайны будут стремиться убить его. Этого самого человека - они годами припадали к его ногам, но сейчас хотят убить его, поэтому будьте осторожны. Через три дня я уезжаю и возьму его с собой, пошлю его куда-нибудь, где он сможет прожить несколько месяцев так, чтобы его не беспокоили джайны».
Но в тот самый день я собирался проводить беседу в зале Корпораций города Хайдерабада, и этот джайнский монах настаивал: «Я хотел бы пойти с вами». Я не видел проблем и поэтому сказал: «Хорошо, можешь пойти».
Но когда я прибыл в городской зал, я понял, что там находится вся джайнская коммуна. Услышав, что я собираюсь выступать с речью в городском зале, они догадались, что тот монах тоже придет сюда - «и это будет наш шанс».
Видя ситуацию, я сказал монаху: «Пойдем со мной на сцену, садись на сцене позади меня. Тогда посмотрим, что случится ».
Мэр представил меня, но не успел он закончить, как сотни людей встали и начали говорить: «Мы хотим, чтобы того джайнского монаха убрали со сцены».
Мэр был в затруднении. Я был его гостем, и монах пришел со мной; он был моим гостем. Поэтому я сказал мэру: «Садитесь и позвольте мне самому справиться с проблемой».
Я спросил у этих людей: «Вы хотите снова припасть к его ногам?»
Они сказали: «К ногам! Мы отрежем ему голову!»
Я сказал: «Посмотрите сюда. Сколько лет он был монахом? Двадцать лет. Он стал монахом, когда ему было всего лишь двадцать, теперь ему сорок. На протяжении двадцати лет вы припадали к его ногам, вы спрашивали его советов, - а теперь всего через несколько часов вы хотите отрезать ему голову. Что произошло? Человек-то тот же самый. Вы не позволяли себе даже сидеть рядом с ним на одном полу, а теперь говорите, что его нужно сбросить со сцены и заставить сидеть на полу, где сидит каждый. Какое изменение вы увидели? Можете вы мне сказать, что изменилось?»
Они сказали: «Все изменилось - он больше не джайнский монах».
Я сказал: «Это верно; он больше не носит одежды джайнского монаха, но разве вы поклонялись одеждам? Я принес их с собой».
Я принес его одежды в мешке; даже он не знал об этом. Я вынул одежды, положил их на платформу и сказал: «Вы можете припасть к ногам этих одежд - вот ваш монах. Этот человек не имеет к вам никакого отношения, потому что вы никогда не припадали к его ногам. Вам не нужно так злиться и хотеть отрезать ему голову. Вы никогда не припадали к его ногам, вам не нужно отрезать ему голову. Этот человек вам абсолютно незнаком, но его одежды и его кувшин для сбора подаяний, вот они здесь. Вы можете делать все, что хотите: если хотите, можете припасть к его ногам. Если хотите отрезать голову, отрежьте голову».
Я сказал им: «Видите ли вы простую вещь: те двадцать лет следования порядку жизни...» Джайнов обмануть невозможно, ведь пять монахов должны жить вместе. Ни одному монаху не дозволяется жить в одиночку, потому что одному монаху доверять нельзя; он может найти какой-нибудь способ делать что-нибудь, не соответствующее правилам. Четверо шпионят за пятым - они все шпионят друг за другом.
Им не полагается останавливаться ни в чьем доме, они могут останавливаться только в храме, поскольку в доме может быть всякое. Там будут женщины, там будет пища - а эти люди изголодались по пище, по женщинам, по всему. Они совершенно голодны.
Они должны есть только один раз в день, и им нельзя прикасаться к женщине. Что говорить о прикосновении, им не разрешается даже смотреть на женщину. На тот случай, чтобы не посмотреть, есть инструкция, согласно которой они должны ходить, глядя в землю на два шага перед собой, в точности на два шага; их глаза постепенно фиксируются на этом расстоянии. Вот так они должны ходить, поэтому если им и случится увидеть женщину, то они увидят только ее ноги, ничего больше.
Им не разрешается останавливаться в доме с какой-нибудь семьей, потому что - кто знает? - ночью они могут залезть в холодильник. Голодные люди - это голодные люди. В храме нет холодильника, нет пищи, нет воды. Ночью им не разрешается пить воду.
Я сказал: «Вы поклонялись этому человеку как богу на протяжении двадцати лет. Из-за того, что сегодня он сбросил свои одежды, переменил их, вы хотите его убить. Вы ненасильственные люди, но говорите о том, чтобы отрезать ему голову!»
