Александр Медведев - Тайное учение даосских воинов

Постепенно я начал вспоминать то, что, казалось, навсегда ушло из моей памяти и кануло в прошлое. Медитация воспоминаний стала фоном всего, что я делал — куда бы я ни шел, чем бы ни занимался, я продолжал вспоминать и заново переживать свою жизнь. Даже во сне я видел, иногда абсолютно четко, иногда вперемешку с обычными сновидениями, забытые события моей жизни.

Воспоминания, особенно в сочетании с медитацией по расширению сознания, в сочетании с детальным восприятием мира со всеми его запахами, цветами, интересными событиями, создавали иллюзию жизни настолько полной и насыщенной, что иногда я доходил почти до эйфории, когда хотелось кричать или плакать от радости и восхищения жизнью и окружающим миром.

— Без осмысления картины мира ты не можешь формировать воспоминания, — сказал Ли. — Спокойный живет полноценной жизнью, потому что он испытывает все основные впечатления, даруемые ему жизнью. Это — основа питания его органов чувств. Без этого он будет голодным, неудовлетворенным человеком, каких на земле миллиарды. Если ты ешь яблоко, ты должен ощущать его кожицу, глянец его поверхности, его запах, его сок, всю полноту его вкуса. В то же время ты должен наслаждаться видом яблока, любуясь его цветом и замечая малейшие пятнышки на его поверхности, его деревянный черенок, еще недавно соединявший плод с деревом. Попробуй проникнуть в суть яблока. Ты знаешь о нем гораздо больше, чем то, что ты можешь вспомнить в первый момент. Представь, как яблоко было рождено деревом, как дерево росло, что было до этого и что будет после.

Иногда, слушая голос Ли, описывающий ощущения мира, я отключался от реальности и даже голос его переставал воспринимать, уносясь в свои мечты, возникающие и видоизменяющиеся от тех или иных его слов. Образы рождались, чередовались, и иногда, на несколько мгновений вернувшись к реальности, я снова воспринимал фразы Учителя, которыми он формировал очередной образ.

— Ты слишком часто теряешь картину мира, — недовольно сказал Ли. — Воин никогда не должен полностью отключаться от мира, за исключением тех редких случаев, когда он охраняем своими товарищами и пытается достичь глубокого самосознания в сложных медитациях.

Мы шли по улице. Ли резко остановился и, развернувшись неуловимым движением, оказался прямо передо мной. Я не успел среагировать и, пытаясь остановиться, оперся руками о его плечи. Наклонившись вперед, я заглянул ему в глаза. Ли замер в неподвижности и смотрел на меня пристально и отрешенно. Неожиданно он сказал:

— Вспомни меня собой.

— Как это?

— Вспомни меня собой.

Я застыл неподвижно так же, как и он, и вдруг понял, что он хочет, чтобы я прочитал его воспоминания. Глядя в его узкие глаза с пульсирующими зрачками, я попытался представить, что я — это он, сливаясь с ним и входя в него через взгляд. Вдруг окружающий мир исчез, и я оказался в каком-то сарае с широкими щелями в стенах. Сквозь щели был виден лес, непохожий на те леса, которые я видел прежде. Я понял, что это тропический лес. Голова немного кружилась. Перед глазами проносились какие-то туманные образы. Я заметил, что лежу на узкой деревянной кровати, сквозь щели кое-где просовывались листья растений. Теплый ветер гулял по сараю. На полу лежал какой-то большой сверток. Я не знал, что в нем находится. Мое внимание привлек открытый дверной проем. Я попытался встать и не смог. Тогда я представил, что мое сознание расширяется, минуя дверной проем и устремляясь наружу. Неожиданно дверной проем метнулся мне навстречу, и я оказался на улице, двигаясь по каким-то тропинкам. Я не чувствовал своего тела. Я знал, что двигаюсь, потому что мне навстречу неслись деревья, трава и потоки влажного теплого воздуха. Вдали мелькнула лента реки, за ней возвышались небольшие пологие горы, покрытые пышной тропической растительностью.

Я почувствовал, как кто-то трясет меня за плечи. Видение исчезло.

— Ты видел этот лес? — донесся до меня голос Ли.

— Да, Учитель.

— Ты видел это жилище?

— Да, Учитель.

— Вот тебе еще одно применение медитации воспоминания. Она нужна для того, чтобы ощутить себя другими людьми, — будничным голосом сказал Ли. — Когда ты научишься хорошо это делать, ты всегда сможешь представить себя на месте другого человека и понять его боль, его желания, его хитрости. Ты сможешь вспомнить то, что помнит этот человек, если достигнешь вершины четвертой ступени.

— О каких ступенях ты говоришь?

— Еще рано разговаривать об этом, — как-то вяло сказал Ли.

Мне показалось, что он устал, хотя я не мог представить его уставшим.

Мы шли молча, неторопливо, не мешая друг другу. Меня охватило чувство спокойствия и умиротворения. Я подумал о том, как прекрасно идти рядом с таким удивительным человеком, дарующим мне хотя и ненужные, но такие прекрасные знания о себе и о мире.

— Как это ненужные? — вдруг с наигранным возмущением спросил Ли.

— Ты что, подслушиваешь мои мысли?

— Ну что ты, подслушивать нехорошо. Да и какая разница, откуда я знаю. Может быть, ты просто говоришь вслух — хихикнув, сказал он.

— Я подумал о том, что для повседневной жизни в принципе не нужны все эти ухищрения и тренировки. И мне кажется, что для рукопашного боя не нужно такое количество медитаций.

— Все зависит от того, что ты хочешь построить и как собираешься жить. Можно жить в хижине и быть довольным жизнью. Можно жить во дворце и быть несчастным. При этом ты можешь управлять или не управлять своими эмоциями. Более того, ты можешь быть счастливым и не знать об этом, или же ты можешь быть несчастным и даже об этом не догадываться. Ты можешь довольствоваться тем, что у тебя было, и может случиться так, что ты был абсолютно счастлив, не зная истины, но со временем, познав истину, ты будешь жалеть себя, счастливого тогда, предпочитая быть несчастным с истиной, чем невежественным, но счастливым.

Что-то неуловимое промелькнуло в моем сознании. Это напоминало то, что японцы называют сатори, момент просветления, и я вдруг осознал то, что хотел сказать Учитель этими туманными фразами. Я понял, для чего нужен процесс познания искусства как такового. Процесс был так же важен, как и результат. Именно процесс познания позволял человеку максимально реализовать все свои возможности в общении с окружающим миром. Именно в познании мира заключалось основное удовольствие познающего. Так или иначе каждый из нас по-своему выполняет свою роль и по-своему познает мир. Миру безразлично, как ты это делаешь, и только тебе самому важно на том или ином этапе своего существования понять всю глубину возможностей, необъятную глубину наслаждения, таящуюся в совершенствовании твоих отношений с окружающим миром.

— Кажется, ты меня понял, — ласково улыбнувшись, сказал Ли. — А я еще даже и не успел объяснить. Вот почему я взял тебя в ученики.

— Ли, я читал иного мистических и эзотерических книг, — сказал я. — Там были описания разных медитаций, но то, что показываешь мне ты, ни на что не похоже. Почему медитации, подобные твоим, нигде не описаны?

— Людям становятся известны, в основном, лишь религиозные медитации. Но это не более чем ритуалы, предназначенные для достижения определенных целей. Выполняя религиозные медитации, ты в первую очередь служишь целям тех, кто создал эти ритуалы, а не своим собственным целям. Люди, посвящаемые в религиозные таинства или исполняющие религиозные ритуалы, лишь слегка прикасаются к огромной Истине, но для них существует лишь узкий коридор общения с ней. Они находят крошечное зернышко истины и называют его божественным. Но Истину нужно воспринимать во всем ее многообразии, ибо божественное внутри нас и вокруг нас, оно является частью нас и мы являемся частью его.

Божественное — это не конкретная форма, это не наличие чего-либо, это все и ничего одновременно. Это все в процессе вечного преобразования, и, постигая окружающий мир, ты познаешь и самого себя. Со временем ты тоже начнешь следовать форме, и ты будешь выполнять специальные медитации, близкие к религиозным, но сейчас ты счастливый человек, ты познаешь мир в нетрадиционных медитациях.

— Ли, мне кажется, что знания, которые ты даешь, очень сумбурны, В них нет системы или схемы действий. Я боюсь запутаться, не запомнить или неправильно понять то, что ты объясняешь.

— Твой европейский ум вечно хочет быть втиснутым в какие-то рамки, действовать в пределах каких-то правил, и даже окружающий мир и меня заключить в ту же схему. Когда ты идешь по глухому незнакомому лесу, ты не знаешь, что тебя ждет впереди и что именно ты будешь есть завтра, поэтому ты специально не готовишься к потреблению пищи. Если ты находишь что-то съедобное, ты съедаешь это. Ты не должен готовиться к потреблению пищи, ты должен учиться усваивать. Воспринимай жизнь точно так же. Ты не можешь заключить ее в жесткую схему и потреблять по своему усмотрению. Ты должен уметь двигаться по жизни так же профессионально, как охотник по дремучему лесу и уметь усваивать то, что подбрасывает тебе жизнь. Беда европейцев и одновременно их сила заключаются в том, что они пытаются все упорядочить, но упорядочивая, они углубляются в детали и теряют картину мира, как в русской пословице — «за деревьями не видеть леса». Сейчас я учу тебя видеть лес. Придет время, и ты увидишь дерево.