Маруся Светлова - Сотвори себе поддержку
— Живут же души… — протянула какая-то душа с легкой, душевной завистью…
— Да, живут же души — душа в душу… — добавила Всезнающая Душа.
— Эх, хоть со стороны посмотреть — и то радость… — проговорила еще одна душа.
И все души так же молча, любуясь, провожали взглядом этих живых и душевных, наполненных любовью мужчину и женщину, которые опять останавливались, опять приникали друг к другу, и дыхание их становилось общим, и души их были вместе…
— А вы знаете, — шепотом проговорила Всезнающая Душа, — ведь эта женщина раньше была мертвой…
Души удивленно всколыхнули крылышками, — просто невозможно было поверить в то, что говорила Всезнающая Душа.
— Да, да, вы не поверите, но именно так это было. Ее сердце уже много лет было закрытым, и она перестала верить в любовь и жить с душой. Ходила на работу, делала что-то, как робот, по магазинам ходила, даже в церковь иногда заходила, и все — без души. Закрытая была. Правильная и бесчувственная…
Всезнающая Душа замолчала, и души взволнованно затрепетали крылышками:
— И что же?… Что же?… Как же?…
— Да вот, — торжествующе произнесла Всезнающая Душа, — нашелся хороший человек — душевный, живой, чувствующий, — и оживил эту мертвую женщину…
— Свершилось чудо! — воскликнула Оптимистичная Душа. — Живой человек оживил мертвое тело!..
Души зааплодировали крылышками, а Оптимистичная Душа, повернувшись к Брошенной Душе, радостно сказала:
— Вот видите, — все не так уж страшно!.. Ну, поживет тело вашей девочки бездушным и мертвым, но, глядишь, встретится ей хороший, душевный мужчина — и оживит ее. И станет она живой…
А Всезнающая Душа, как будто бы дождавшись подходящего момента, произнесла:
— Мало того, я хочу вам сказать, что и мужчина этот раньше тоже был бездушным…
Души потрясенно замолчали, даже с недоверием покосились на Всезнающую Душу: как же это так — был бездушным, а потом стал душевным, живым, да до такой степени, что еще и мертвое тело бесчувственной женщины оживил… Разве так бывает?…
— Бывает! — ответила Всезнающая Душа, увидев сомнение на лицах душ. — Еще как бывает. Поживут вот так тела, помаются неприкаянными и мертвыми, пройдут много испытаний — и придут опять к своей душе. Вернутся к самим себе. И опять поверят в любовь. И сердца откроют. И станут живыми. И других оживят…
— Вот видите, — опять радостно сказала Оптимистичная Душа, обращаясь к Брошенной Душе, — все не так уж и страшно… Ну, поживет тело вашей девочки бездушным, ну, намается, насовершает ошибок, само от себя устанет — и, глядишь, вернется к вам…
— А еще бывает, — сказала вдруг Всезнающая Душа — что сердца вдруг открываются, когда увидят красоту. Ветку красивую, или закат, или цветочек какой-то нежный, что-то, что тронет сердце… Вот почему надо свое тело искать и рядом с ним быть, чтобы успеть в эту минуту вернуться к нему в сердце…
— Вот видите, — опять радостно подхватила Оптимистичная Душа, — я же говорила — все не так уж страшно. Может, сердце вашей девочки тронет что-то красивое, чистое…
— А еще… — таинственно сказала Всезнающая Душа, — как намается человек в одиночестве своем, в бездушии своем, как устанет жить без любви и без души, может он в порыве, в отчаянии, от осознания полной своей беспомощности руки к небу поднять и призвать, крикнуть туда, в небо: «Господи, помоги! Войди в сердце мое!..» И призыв этот его чистый и искренний — всегда Богом услышится, и душа его услышит этот призыв, и вернется она на место. И опять станет человек сам собой, соединится со своею душой…
И Оптимистичная Душа в ответ только крылышками захлопала — мол, видали, как все может быть просто: ну — намается, ну — отчается, но призовет Бога — и обретет опять душу свою…
Но Брошенную Душу эти слова и радостные аплодисменты не успокоили, а взвинтили, и она взлетела, взлетела в каком-то отчаянии высоко и суматошно, нервно как-то стала летать и думать:
— Господи, помоги, что же делать-то! Не могу я ждать, неправильно это — ждать, пока девочка моя ошибок насовершает и испытания пройдет и ко мне вернется… А может, и не вернется, может, так запутается, что и сама себе не рада будет… Не могу я позволить, чтобы девочка моя милая, чистая, светлая — мертвой стала, бесчувственной… Не могу надеяться, что встретится ей кто-то живой и оживит ее… Много я их сегодня, живых-то, видела?… И сколько ждать мне нужно, пока ее сердце красоте откроется… Сколько ждать надо, когда она в отчаянии руки свои к небу вознесет и призовет Бога в свое сердце!..
И она полетела, полетела быстро, то поднимаясь ввысь, чтобы видеть больший обзор, то опускаясь вниз, чтобы получше рассмотреть встречающиеся тела, чтобы девочку свою найти…
И летала она и летала. И только слышала от встречных душ:
— Вы не встречали… Вы не видали…
И отвечала скороговоркой:
— Нет, не видала…
И летела дальше.
И пролетая мимо окон домов, слышала, как ссорились друг с другом бездушные люди. Как бездушные жены говорили своим мужьям:
— Ну и что, позвонить ты, конечно, не мог, руки у тебя отвалятся номер телефонный набрать. Только и знаешь со своими дружками шляться…
И бездушные мужья говорили своим бездушным женам:
— Слушай, ты меня уже достала… Чего ты зудишь?… Я тебе зарплату приношу — что тебе еще надо?…
И Брошенная Душа летела дальше от черствых этих людей с закрытыми сердцами в поисках своей девочки, вчера еще живой и душевной.
И, пролетая мимо домов, Брошенная Душа видела, как там, за окнами, семьи, как зомби, сидели у экранов телевизоров, не в силах оторваться от них. И пожирали, как падаль, как мертвечину, мертвые какие-то бездушные фильмы, в которых одни бездушные люди убивали других. И не было в фильмах этих ни чувств, ни страсти, ни любви — так, одни роботы что-то изображали для других роботов… И на всех каналах показывали убогие и фальшивые интермедии, и слышался фонограммой мертвый какой-то, бездушный смех — это мертвые, фальшивые юмористы веселили публику, которую не любили.
И изо всех окон доносились слоганы рекламы.
И везде было только — купи, купи, купи…
И ничего — о душе…
И летала Брошенная Душа над парком, вглядываясь в темноту, пытаясь там найти, разглядеть — девочку свою.
И там, внизу, на аллеях парка, тоже что-то происходило.
Слышались голоса, рассказывающие похабные анекдоты, и ржание вслед каждому анекдоту.
Кого-то били, молча и страшно — ногами, и слышалось только «бух-бух-бух»…
И где-то в кустах была возня какая-то и грубый, холодный мужской голос говорил:
— Да хватит ломаться, тоже мне ромашка — «любишь — не любишь»… Давай, ноги пошире расставляй…
И показалось Брошенной Душе, что летает она над городом мертвых. Над городом, в котором живут, ходят, разговаривают, гуляют одни закрытые, холодные, бездушные и нечувствующие люди. И страшно было ей лететь над этим городом.
Но где-то там, в этом городе, одинокая и потерянная, отчаявшаяся и обиженная, бродит ее девочка, — и невозможно было это допустить. Просто невозможно…
И она летала и летала. И искала.
И не находила.
Не находила.
Не находила…
…Она нашла ее глубокой ночью, когда зажглись фонари, и деревья бросали диковинные тени друг на друга…
Она нашла ее, свою девочку, которую искала целый день, и даже сомневаться уже начала, — найдет ли ее когда-нибудь.
Она нашла ее.
Сидела ее девочка на окраине парка под большой ветлой, прислонившись спиной к ее стволу, почти слившись с ее стволом. Только Брошенная Душа все равно узнала свою девочку.
Она сидела в темноте и уже не плакала, и показалось Брошенной Душе на мгновение, что и не дышала, — такой тихой она была.
Она сидела в тишине и думала о чем-то. И даже в темноте было видно, каким заплаканным и несчастным было лицо ее девочки, какими припухшими были ее глаза и губы, какой печальной была вся она, ее девочка, вчера еще светившаяся любовью…
Брошенная Душа тихо опустилась рядом с нею, потом вспорхнула на ее плечо и вздохнула.
И девочка, милая и славная ее девочка, тоже вздохнула и сказала вслух, сказала с какой-то силой, светлой и сильной силой.
— Ну и пусть! Ну и пусть!.. А я все равно буду любить!.. Все равно…
И замолчала.
И опять заплакала.
Только слезы ее были какими-то другими — светлыми, что ли…
И Брошенная Душа замерла, не дыша, боясь вспугнуть девочку…
— И пусть… — опять произнесла девочка. Произнесла упрямо, как говорят маленькие дети, когда отчаянно стоят на своем. — И пусть он говорит, что так не бывает, — сказала она. — А я все равно верю!..
— Все равно верю! — сказала она громко и звонко… — И все равно — буду любить!.. — добавила она уже совсем по-детски.
И Брошенная Душа нежно потянулась и прижалась к щеке девочки в нежном своем поцелуе, и крылышками своими провела по славной и мудрой, чистой ее головке, и вошла в ее сердце, и заполнила его, и крылышки свои нежные мягко раскрыла, и сердце девочки обняла в нежном своем объятии, чтобы успокоить его и поддержать его надежды.
