Стюарт Соватски - Эрос, сознание и Кундалини
Что если многие из наших проблем указывают на потенциально опасные ограничения, присущие нашей современной карте эротической вселенной? Будь это так, использование такой ошибочной карты для ориентировки могло бы в будущем привести нас к столкновению с более неизученными опасностями и непредсказуемыми черными дырами. Если общая схема проблем, с которыми мы сейчас сталкиваемся, связана с нашей верностью сексоцентрической эротической карте, то эти проблемы вполне могут продолжать раскручиваться, пока наши сексологические привязанности не подвергаются сомнению. Как утверждает Фуко (1980), разнообразные «развертыватели» этой карты «сексуального освобождения» уже зашли слишком далеко:
Договор Фауста, искушение которого насаждалось в нас развертыванием сексуальности, теперь выглядит так: жизнь во всей ее полноте в обмен на сам секс.
Создавая воображаемый элемент, каковым является «секс», развертывание сексуальности устанавливает одно из своих главных действующих начал: желание секса - желание иметь его, иметь к нему доступ, открывать его, освобождать его, выражать его в дискурсе, формулировать его в истине. именно эта желанность заставляет нас думать, что мы утверждаем права нашего секса против всякой власти, когда фактически, мы привязаны к развертыванию сексуальности, которое подняло из нашей внутренней глубины своего рода мираж, в котором, как нам кажется, мы видим свое отражение - тусклое мерцание секса (стр. 15657)
Если медицинские, юридические, и коммерческие «развертыватели секса» зашли слишком далеко в своих «определенностях» в отношении секса и его «освобождения», тогда мы должны открыто допускать некоторые пугающие возможности, которые нам помешало видеть лишь наше оптимистическое простодушие: что поскольку секс способен передавать не только любовные чувства, но и заболевания, СПИД может оказаться не последней непредсказуемой картой в сексуальной колоде; что еще один новый сексуальный поворот может оказаться неспособным обеспечивать глубину связи, которой мы жаждем в своих любовных отношениях; что все более глубокие проблемы абортов и непреднамеренной беременности никогда не могут быть разрешены в суде или путем преподавания правил предупреждения беременности все более юным детям; что определение младенческих удовольствий и телесных исследований в качестве «зачаточной сексуальности» или «раннего опасного признака» ни освободит, ни спасет их, и обе характеристики могут быть полностью неверными; что обучение пяти- и шестилетних детей защите от сексуальных посягательств взрослых - это весьма показательный и трагический факт, и оно, скорее всего, будет приводить к серьезным побочным эффектам и у детей, и у взрослых. Подобного рода «решения» будут продолжать приносить нам новые и, возможно, более коварные проблемы в будущем.
Нам нет нужды верить, что где-то существует утопическая сексуальность, основанная на окончательных истинах. В этом, возможно, заключалась величайшая наивность современной сексуальности: что она должна действовать легко и без трудных проблем. Мы стали ждать от секса столь многого. Возможно, именно перегруженный пожилой эксперимент, именуемый сексуальным освобождением, в конечном счете, просит нашего заинтересованного внимания, если мы способны его слушать.
От таких подозрений нас удерживает только определенное «простодушие желания» и почти дерзкое чувство прирожденного права на беспроблемную сексуальность. Возможно заботы о методах безопасного секса, о повышении сексуальности наших взаимоотношений, о законодательных нормах в отношении аборта и сексуальных оскорблений, и об образовании, направленном на предупреждение беременности и инцеста, недостаточно фундаментально затрагивают наши эротические проблемы. В действительности, нам просто нужна более точная эротическая карта.
Поверхность нашей современной эротической карты несет на себе черты -- или, быть может, следует говорить - шрамы, которые больше соответствуют сексо-политике либерально-консервативных дебатов, нежели естественным контурам эроса. То, что это так, становится ясно, когда мы понимаем, что почти все наши сексуальные проблемы встроены в предубежденные политические идеологии.
Человек не может долго раздумывать о том, чем могло быть зачатие. Он вынужден быть сторонником, либо противником узаконивания абортов, и эти политические позиции формируют все феномены зачатия и беременности в соответствии со своими требованиями. Мы не удивляемся телесной игре младенца - мы используем свою мораль и сексологию для «расшифровки» ее значения, и таким образом информируем себя относительно того, что с ней делать.
Девочку-подростка не поощряют удивляться своей расцветающей способности к деторождению, а вместо этого говорят, что она должна относиться к ней «ответственно» -то есть, «быть добродетельной или, в крайнем случае, осторожной». Мы полагаем, что удивляться и восхищаться было бы «слишком опасно». Человек не удивляется тайне гомосексуальности, или, если на то пошло, гетеросексуальности - он либо за, либо против нее и «их». Мы боимся, что удивление могло бы привести гомосексуалиста или нормального человека к неуверенности в себе (а не большей Тайне).
Секс и сублимация сексуального желания не считаются в равной мере привлекательными эротическими возможностями. Они рассматриваются как свобода и подавление, как иметь или не иметь. Даже папский престол занял позицию против духовных возможностей практик йоги.
Политика нашей карты - консервативная или либеральная - запрещает нам исследовать глубины эротической тайны. Если бы таким политическим соображениям была подвержена математика, то Джерри Фолуэлл складывал бы последовательность чисел одним способом, в то время как Шери Хайт складывал бы те же самые цифры другим способом. Нам еще предстоит создать эротическую карту, которая будет столь же политически нейтральной, как простая арифметика.
На пути к экологии эротического
Девственная природа - это не просто один из, скажем, дюжины разных ответов здесь на земле. Безмолвный зеленый мир, из которого мы так недавно эволюционировали, был точно сбалансированным организмов, в полнейшей мере использовавший доступные ресурсы, совместимые с долговременным существованием. Для доказательства этого, оглянитесь вокруг; все, не синхронизированное с этими системами, уже в беде.
(Уэллс, 1980, стр. 218)
Когда теория с политически нагруженными интересами становится широко используемой картой, соответственно меняется то, как мы видим территорию, и что мы с ней делаем. Как говорил Лао Цзы: «Если в нас всегда будет желание, мы всегда будем видеть только его внешнюю границу» (1962, с. 47). Карта с тайной программой привести путешественника в определенное место, всегда будет вести его, как вели бы шоры, именно в это место - что подтвердит вам любой специалист по рекламе.
Карта геологических ресурсов ч руках разработчика ведет к строительству шахт, бурению скважин, и лесозаготовкам, но насколько далеко мы можем идти? Настолько, насколько нас может вести желание? К несчастью, желание слишком эгоистично, чтобы заботиться о последствиях своего удовлетворения. Желание знает лишь как хотеть большего. Поэтому, там где есть залежи руд, мы имеем и бедствия, связанные с открытой разработкой; там, где могут быть запасы нефти, мы имеем опасные места нефтедобычи; а там, где мы находим обширные леса, наша лесозаготовительная промышленность угрожает массовыми вырубками. И каково «конечное желание» -- секс?
Картографы нашей освобожденной сексуальности, в особенности, Хейвлок Эллис, Вильгельм Райх, Альфред Кинси, и А.С. Нейл, видели в девственном эротическом просторе огромный полу-политический ресурс для достижения всемирной утопии посредством массового распространения любовной сексуальной активности. Однако, хотя территория желания богата, увлекательна, и, несомненно, заслуживает освобождения, она также предательски уязвима для не подвергаемых сомнению допущений или близорукости любого картографа.
Их карты могут вести к таким действиям и технологиям, которые разрушают тонкую экологию эротических структур, лежащих глубже их сферы компетенции - сферы, которую точно ограничивают ее скрытые и не столь скрытые программы. Это в равной мере справедливо для консервативных картографов, с их представлениями о «греховном удовольствии» и «прискорбных слабостях» плоти. Нам еще предстоит рассматривать территорию секса экологически, как широкую систему, в которой ни сексуальное желание, ни сексуальный страх (или соответствующие им эротические карты и близорукие стратегии) не могут иметь высшей власти, и должны склоняться перед неуловимыми очертаниями эротической тайны.
Хотя мы достигли очень многого в области индивидуальных сексуальных прав, образования, и исследований, секс не стал панацеей от напряженностей в мире, семейных раздоров, и личных неврозов. Это наблюдение, подобно новому платью короля, с течением времени вызывает все меньше смущения. А отрицательная реакция - подавление секса - как можно догадаться, тоже дает мало ответов.
