Роман Невич - Полное и окончательное. Хроника мифа

Я попал в травму с «сотрясением мозга», конечно, липовым. Понимая, что без вуза с его военной кафедрой мне неизбежно светит армия, и до ужаса страшась воинской службы, я решил «закосить». Лечь в «дурку» – надежный и проверенный способ – я опять-таки побоялся и остановился на более легком варианте: сотрясении мозга. С таким диагнозом, как я неоднократно слышал из разных источников, в армию тоже не забирали.

«Сотрясение» делается просто. Сначала любым способом приобретаются несколько ушибов, синяков, ссадин, царапин и т.п., естественно, в области головы. Потом ты приходишь с ними в травмпункт или сразу в приемную горбольницы, делаешь соответствующее лицо, рассказываешь, очень кратко, про напавших на тебя хулиганов; жалуешься на жуткую головную боль, тошноту, рвоту и головокружение. Дальше – самое главное – делаешь все «правильно» в ответ на предложение врача посмотреть на его палец, поднять руки, дотронуться до своего носа и т. п.

Вот так я «заболел», а через положенных десять дней «лечения» приобрел и вожделенную справку. В качестве бонуса я получил и ценный опыт знакомства с неизвестным тогда еще мне законом: начал обманывать или, скажем, воровать, не удивляйся, когда то же самое произойдет и с тобой. Не удивляйся и будь готов…

В травматическом отделении, как вскоре выяснилось, кроме начинающих «косарей» типа меня, любили отдохнуть и настоящие «профессионалы» с серьезным опытом, приобретенным, я полагаю, в тюрьме и на зоне. И один из таких спецов не преминул воспользоваться моей наивностью и типичным для подростка желанием выглядеть «своим» и «бывалым», и ушел: «домой, до вечера; и бухнуть принесу» в моих новеньких белых кроссовках и замечательной болгарской «олимпийке».

Так состоялось мое знакомство с криминальным миром. И если в тот первый раз меня всего лишь обокрали: это называется «развести», или «обуть», или «бортануть», т.е. «лишить чего-либо обманом», то две другие встречи с криминалом (которые произошли позже), закончились более жестко. Во второй раз меня не только развели и обули, но еще и «прессанули», т.е. избили, «ощипали», ограбили, а потом еще и бросили в сугроб в бессознательном состоянии (интересно, как это «по фене»? ); а в третий – «посадили на перо», т.е. порезали ножом. И обе, как водится, завершились больницей. Хотя и недолгой: одна ночь – в первом случае и четверо суток – во втором.

Когда-то я поражался и никак не мог понять, – а сегодня не вижу ничего особо тонкого или глубоко в этих простых до примитивности уроках: косишь под битого – будешь бит, рано или поздно; играешь в бывалого – побываешь, по крайней мере в переделках; хочешь выглядеть опытным – получишь опыт сполна. Главное здесь, как всегда, не просто мечтать, а двигаться, т.е. делать реальные шаги в избранном направлении.

Например, напиваться, переходя из бара в бар, заигрывать с чужими девчонками, садиться за стол в кабаке с незнакомыми парнями, которые вдруг угощают. Или покупать «траву» в криминальном районе, не зная местных законов и не умея «держать базар».

И это все – мое? Это то, что мне действительно надо? Похоже, эту тему мне еще предстоит «разрулить» так или иначе. Ну а если все-таки решил поиграть во «взрослые игры» в «реальном мире»… кто тебе мешает? Изучи законы и будь готов: и к грубой игре, и к жестким шуткам.

И все-таки, видимо, не только «бездны» притягивают и притягиваются.

Другие – какие-то – моменты тоже случаются. Например, когда незнакомые люди извлекают тебя зачем-то из сугроба – без пальто, ботинок и шапки – приводят к себе домой, отпаивают горячим чаем, вызывают врачей… Или вот – почти забытая сценка из моего старшего школьного возраста: двое подростков с трудом, но затаскивают зачем-то полуокоченевшего, но вроде бы еще живого, пьяного в подъезд. Все-таки там не —25º, как на улице…

IV

Сотрясение мозга-2

Я никогда не был собой. Я даже не знал, кто показывает это кино – и кому. И вся моя жизнь прошла в эпицентре этого грандиозного обмана.

Она сама была этим обманом. С самой первой минуты.

Второе «сотрясение» мне пришлось делать, уже будучи в армии. Ведь по легенде, ходившей среди призывников моего поколения, именно два сотрясения мозга давали право на освобождение от воинской службы. Поэтому, хотя ни в одном из 36 писем к родителям о больницах не упоминалось, они там, конечно, были…

В лазарет при нашей воинской части я пойти не рискнул, так как, не смотря на вполне успешный дебют год назад, не был до конца уверен в своих актерских способностях и опасался разоблачения. Поэтому новые «пробы» на старую роль «несчастной жертвы» пришлось отложить до ближайшего увольнения, которые начались только после присяги, т.е. где-то через полтора месяца службы.

Отгуляв почти до положенных 20.00 часов, в родную часть я не вернулся. Вместо этого зашел за гаражи, нашел подходящий обломок доски и устроил себе несколько аккуратных синяков.

Вскоре молодой солдат, «серьезно пострадавший от рук неизвестных отморозков», оказывается у дверей районной больницы, «счастливо оказавшейся поблизости» от места «жестокого нападения». На провинциальной «сцене» приемного отделения мои актерские данные произвели должное впечатление, и я тут же был зачислен в состав палаты (номер на этот раз не помню).

Моему появлению в городской больнице не слишком удивились: все вокруг знали, что местные ребята действительно «не любят» приезжих, особенно в форме; и драки с солдатами были не редкость. Через некоторое время у нас в части даже вышел официальный приказ: в увольнение ходить исключительно в «гражданке».

На следующее утро ко мне пришел майор медицинской службы из нашего батальона, которого я сначала принял за вполне благожелательно настроенного «критика» моего «актерского таланта» – почти поклонника: «А что же ты к нам-то сразу не пошел? Ну, ладно. Лежи здесь: выздоравливай».

Две недели в больнице, по сравнению с казармой, мне показались раем и пролетели, как один день. Я и вправду поздоровел. Я бы полежал еще, но «курс лечения» был «успешно завершен».

Получив необходимую справку, возвращаюсь в часть. Все! «Титры», «конец фильма» – пора собираться домой. Но сначала нужно показаться с этой бумагой в нашем лазарете.

И я попадаю к тому самому майору, который навещал меня в палате. До меня доходит, что именно он был бы «режиссером» на моих «пробах», если бы со своим «сотрясением» я пришел сюда вместо городской больницы.

Вот тут-то и выясняется, что «сценарий», по которому я играл все это время, был поддельный, подправленный, и мой «благожелательный критик» оказывается скорее даже не «режиссером», но «продюсером», в руках у которого настоящий сценарий.

Однако «продюсер» благодушен и дает оглушенному «актеру» возможность играть дальше. Конечно, уже по своему сценарию: «Ну что; возвращайся в казарму, отдыхай. От физзарядки я тебя освобождаю. На три дня».

Вот так развенчиваются легенды. Еще не скоро я смогу оценить эту иронию судьбы по достоинству и с легким… сердцем. На самом деле, я до сих не знаю точно, был ли «сценарий» поддельным изначально, или меня в очередной раз развели как лоха…

Попытка уволиться из-за плоскостопия: «Не с головой – так через ноги», – тоже потерпела неудачу. Два раза меня возили в областной госпиталь: полное обследование, серьезный анализ и окончательный диагноз: «Не годен!.. к службе в пограничных войсках, ВДВ и морской пехоте».

Как ни странно, мы действительно не особо представляли, куда нас забирают: вроде бы в элитное и никому пока неизвестное ФАПСИ5. На первом по прибытии построении уяснили: инженерно-строительный батальон. Возможно, формально это тоже было ФАПСИ, но совершенно точно не ВДВ, не морская пехота и вообще ничего из того, что новобранец мог бы вообразить себе в качестве «настоящей армейской службы».

Вероятно, многие из нас, новоприбывших, были разочарованы, огорчены даже. Вплоть, думаю, до начала регулярного просмотра репортажей «с мест боевых действий», в которых стали принимать участие и российские войска. Тогда это называлось «Осетино-ингушский конфликт», но и «1-я Чеченская» была не за горами.

Не увенчались успехом и несколько – не слишком, впрочем, настойчивых – попыток подхватить воспаление легких или хотя бы просто серьезно простудиться.

Полагаю, что если бы на какой-нибудь медкомиссии я рассказал об этой своей безумной деятельности, меня бы тут же уволили. Но вот с каким диагнозом? Подозреваю, что даже с моими, как мне тогда казалось, «свободными взглядами», он не слишком бы мне понравился. Да и домой ли меня бы с ним отправили? Не уверен. Поэтому, наверное, и не рассказывал.