Роберт Мосс - Сновидческие традиции ирокезов. Понимание тайных желаний души

Иди, осматриваясь в поисках индейского мира духов, и ты увидишь, что уже находишься в нем. Так сказал странник, проходивший здесь прежде. В повседневном понимании я вовсе не искал этот мир, однако вскоре после того, как переехал на ферму в Чатеме, понял, что нахожусь в его глубинах.

Я не могу сказать, что не был подготовлен. Некоторое время до того, в 1981 году, я с достаточной настойчивостью начал поиски пути души, пути, который вывел бы за рамки отчаяния и замешательства повседневной жизни. Я только что достиг того, что многие люди посчитали бы исполнением мечты. Мое первое литературное произведение — триллер о временах холодной войны — пользовалось популярностью, став бестселлером. Я смог распрощаться с работодателями и покупать авиабилеты в любую точку мира, и куда бы ни отправился, встречавшие всегда хотели пожать мне руку и получить автограф. А я был в глубокой депрессии. На языке ирокезов мое состояние называлось «опущенный ум», но тогда я этого не знал.

Сны и сердце говорили, что я напрасно растрачиваю талант, и, когда я смотрел на себя во время выступлений перед аудиторией студий и метрдотелями, мне не нравилось то, что я видел. Я наполнял свой банковский счет, но не ту пустоту, которая, как я чувствовал, была внутри меня. Меня толкала вперед жажда жизни, но я стремился ко всему, будто в надежде, что, двигаясь со скоростью падающей звезды, смогу избежать и размышлений о принятых мной решениях, и воспоминаний о более глубоком уровне мироздания.

Однако сны не оставляли меня, осмеивая планы ненасытного эго, призывая вернуться к истинной жизни. В одном из снов, посетившем меня не один раз после того, как мои триллеры возглавили список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», я видел себя работающим в трудовом лагере, под присмотром солдат, одетых, как персонажи комической оперы. Я мог покинуть его в любой момент, но решил остаться, потому что комендант лагеря выдал мне ключ от буфета, где стояли набитые гамбургерами холодильники.

Еще мне снился лев. Он присутствовал в снах с того времени, когда я был ребенком, хотя в жизни и были периоды, когда я не мог видеть его, как дети из книги «Хроники Нарнии», которые больше не могут видеть Аслана после того, как усвоили взрослый взгляд на вещи. В том сне я наблюдал за толпой людей, которые дразнят сквозь прутья клетки огромного белого льва. Они ведут себя как толпа беззаботных зевак в воскресном зоопарке: бросают мусор на землю, корчат глупые гримасы. Они думают, что дразнить льва безопасно, пока кто-то не замечает, что двери клетки открыты. Люди в ужасе убегают. Я спокойно вхожу в клетку Мне не становится страшно, когда лев направляется ко мне. Он поднимается на задние лапы и кладет передние мне на плечи, как огромная дружелюбная собака. Лев хочет, чтобы я оглянулся и понял, что происходит на самом деле. Обернувшись, я понимаю, что в клетке находятся люди, а вовсе не львы. В месте, где расположился лев, царь природы, — свобода и неограниченные возможности. Белый лев говорит мне глубоким голосом: «Видишь, люди — это единственные животные, которые живут в клетках по собственной воле».

Так я начал искать путь, который вывел бы меня из клетки, созданной своими собственными руками для себя ради гамбургеров и других ограничивающих вещей, и вернул бы туда, где обитают львы.

В один ненастный день, когда дождь лил как из ведра, мой гость привел меня в дом африканского жреца-предсказателя, находившийся в старой части Сан-Хуана. Прежде я уже встречался с людьми, практикующими сантерию (синкретическую религию нового света) и почитающими африканских духов, скрывающихся под масками католических святых. В Бразилии я танцевал все ночь под музыку барабанов во время церемоний кандобле, на которых срываются маски святых и ориша племени йоруба и духи предков получают приглашение «овладеть» танцующими, говорить и исцелять через них. Я читал, что в традиции йоруба существует высший путь, который содержит глубокие знания, зашифрованные в стихах, и ведет к развитию непосредственных взаимоотношений с Высшим «Я». Хотя барабаны возбудили интерес, больше всего меня заинтриговал высший путь. В Пуэрто-Рико, где я собирал материал для одного из романов, я узнал, что бабалао, или «отец тайн», который был мастером высшего пути, жил в столице и был готов поговорить со мной.

Эйд принял меня неформально, в кругу семьи. Диплом на стене свидетельствовал о том, что он получил степень доктора наук в области электротехники.

— Я последователь силы в двух смыслах, — с тонким юмором отметил он, — как знахарь и как доктор наук.

Он привел меня в свое священное пространство, в изобилие цвета и запаха. Мы сидели вместе на полу, на жесткой циновке, и он бросал бронзовые медальоны, соединенные друг с другом цепочкой, чтобы проявить оду — священные узоры пророчеств Ифы. Оду вызывали поток облеченного в поэтическую форму знания, проистекавшего из глубин памяти. С губ бабалао слетали имена королей и героев. Он рассказал историю короля древности, который был подавлен последствиями необдуманных действий и постоянными раздорами между его женщинами и собирался повеситься на дереве. Но вместо того чтобы убить себя, король стал богом. Эта история неким образом имела отношение ко мне. Эйд объяснил, что, согласно результатам его гадания, я являюсь «сыном» двух восточно-африканских богов (не самая распространенная ситуация), которые подарили мне свою защиту и свои противоположные индивидуальности. Казалось, что среди ориша, как и среди других богов, процветают соперничество и зависть.

— Те двое богов защищают тебя от других ориша, — сказал мне Эйд.

Я решил, что в этой беседе с бабалао было что-то, так как он очень точно описал мои обстоятельства жизни и будущие перспективы: богатство, семья, деньги, эмоциональная жизнь, — значительная часть информации была недоступна даже для меня в то время, и мне пришлось проверить ее позже. Он сказал мне:

— Сны в твоей жизни очень важны, гораздо важнее, чем ты думаешь. Всегда следуй своим снам, и наступит день, когда мир услышит о них.

Эйд помедлил с ответом на мой главный вопрос о моем пути. Он, нахмурившись, наблюдал за падением медальонов, бормоча:

— Тебя сопровождают многие тайны.

Он снова подбросил их и закрыл глаза, пробираясь через леса поэтической памяти.

Наконец он взглянул на меня и провозгласил с видимой неохотой:

— Твой путь подобен моему пути.

— Что это значит? — спросил я. Затем внезапно понял: — Ты имеешь в виду, что я должен стать африканским знахарем?

Мне было не до шуток. Эйд напомнил, что речь идет об универсальной традиции, хотя ее направление было африканским. Этот путь вел в святой город племени йоруба в Нигерии, где я мог пройти обучение и посвящение в сан жреца Ифы, если бы ответил на его призыв. Бабалао в тот день был готов провести две предварительные стадии инициации и связаться с людьми в Африке, чтобы ускорить мой переезд туда.

Если бы предложение не было таким странным и Эйд не выказывал бы столь явного нежелания его озвучивать, мой детектор жульничества мог бы подать сигнал, сообщая что-нибудь вроде: «Этот парень знает, что у меня есть деньги и что я отчаянно желаю духовного исцеления, и он собирается по-крупному меня надуть». Но детектор не зазвучал, потому что происходящее было в высшей мере истинным и оно вело меня глубже, чем в мир, в котором я потерялся.

Я согласился на то, чтобы пройти через первую ступень инициации на пути Ифы в тот день, но я отказался от второй, во время которой необходимо было взять на себя ритуальные обязательства. Будучи человеком, употребляющим в пищу мясо, я все же порицаю жертвоприношения, но с практической точки зрения убийство кур или коз может создавать грязь и беспокоить соседей во многих частях света. Я почувствовал облегчение, когда Эйд сказал, что, к его удивлению, африканские силы не требовали того, чтобы я принес им жертву.

— Единственная жертва, которую ориша хотят получить от тебя, — это твоя любовь.

Я пообещал, что они получат ее. Относительно же приглашения в Африку я чувствовал, что необходимо обдумать это предложение.

— Иди домой и посмотри сон об этом, — сказал Эйд. — Ты увидишь знаки.

Он назвал несколько из них, один въелся в мою память:

— Рядом с тобой разгорается огонь. Ты его еще не видишь, но очень скоро ты почувствуешь тепло его пламени.

Я вспомнил об этом предсказании, когда прилетел обратно в Нью-Йорк. Я подумал тогда, что Эйд, видимо, выразился метафорично, имея в виду новые потрясения, может быть, эмоциональную бурю в моей личной жизни. Я не понимал, насколько точной может быть эта традиция.

Через десять минут после того, как я вошел в свою квартиру на седьмом этаже в западной части Восемнадцатой улицы, я услышал странный звук, донесшийся снаружи гостиной, окна которой выходили во двор и к другому дому. Я бросился к окну и увидел горизонтальный пласт огня, вырвавшегося из здания напротив. Огонь лизал окна, через стекло я чувствовал его тепло.