Бхагаван Раджниш - Мессия. Том 1
Но я немного подожду. Когда я стану президентом Радикальной партии Италии, я буду преследовать судебным порядком Рональда Рейгана, судью и просить ООН вмешаться по существу. А в Италии лучшие и самые разумные люди — в Радикальной партии.
У меня много итальянских саньясинов — бывших террористов. Я убедил их бросить это занятие. Стоит только подать сигнал — по всей Индии, по всему миру, — и индийскому правительству придется повернуться ко мне лицом. Пусть не думают, что я одинок. У меня тоже есть друзья, у меня тоже есть возлюбленные, у меня тоже есть симпатизирующие — миллионы.
- Хорошо, Вимал?
- Да, Мастер.
13. СКАЖИ НАМ О ТРУДЕ
14 января 1987.
Возлюбленный Мастер,
Потом просил пахарь: «Скажи нам о Труде».
И сказал он в ответ:
«Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее.
Ибо быть бездельником — значит стать чужим для времен года и выйти из шествия жизни, движущегося к бесконечности в величии и в гордом смирении.
Когда вы трудитесь, вы — флейта, в сердце которой шепот минут превращается в музыку.
Кто из вас хотел бы стать тростинкой, немой и безмолвной, когда все вокруг поет в унисон?
Всегда говорили вам, что труд — проклятье, и работа — тягость.
А я говорю вам: когда вы трудитесь, вы исполняете часть самой ранней мечты земли, уготованную вам в те времена, когда эта мечта родилась,
и, работая, вы истинно любите жизнь.
А возлюбить жизнь через работу — значит приблизиться к глубочайшей тайне жизни.
Но если вы в своем страдании называете рожденье горем и заботу о плоти — проклятьем, начертанным на вашем челе, то я отвечу: ничто, кроме пота на вашем челе, не сотрет начертанного.
Говорили вам также, что жизнь есть тьма, и вы в усталости своей вторите тому, что было сказано уставшими.
А я говорю: жизнь на самом деле есть тьма, но только когда нет стремления.
Всякое стремление слепо, когда нет знания, Всякое знание тщетно, когда нет труда, Всякий труд бесполезен, когда нет любви.
И когда вы трудитесь с любовью, вы связываете себя с самим собой, с другими и с Богом».
Этими словами Альмустафа передает глубочайший опыт созидания. Жизнь принадлежит тем, кто созидателен, ибо жизнь — не что иное, как долгая, вечная процессия созидания большей красоты, большей истины... созидания более высоких состояний сознания и, в конечном итоге, созидания бога в своем собственном существе.
Есть люди, которые думают, что не будучи творческими, они смогут быть счастливыми. Это невозможно, ведь творчество — единственная возможность соединиться с экстазом существования.
Поэтому прислушивайтесь к его словам не своим умом, но своим сердцем — ибо они исходят от сердца и могут быть поняты, только если вы воспринимаете их сердцем. Это не словесная связь одного ума с другим умом. Это — сопричастие, глубочайшее взывание к вашим глубинам, которые вы совершенно позабыли.
Потом просил пахарь:
«Скажи нам о труде».
И сказал он в ответ:
«Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее».
Вы замечали? — повсюду вокруг вас все существование непрерывно созидает. Библейская история, что Бог создал все за шесть дней, а потом на седьмой день отдыхал, — абсурд. И с того времени о нем ничего не было слышно; он все еще отдыхает. Что это за отдых? Он, очевидно, умер! Сама идея, что Бог создал существование и все его содержимое за шесть дней, — сущая ерунда.
Раньше я путешествовал по всей стране, почти двадцать лет непрерывно. У меня был старый портной, который готовил для меня одежду. Я сказал ему: «У меня есть срочный заказ — на этот раз, пожалуйста, не поступай как портной! Мне нужна готовая одежда через шесть дней, потому что на седьмой день я уезжаю из города».
Тот старый портной посмотрел на меня и сказал: «Я не возражаю. Она будет готова. Но погляди на мир: Бог создал его за шесть дней, и что за беспорядок в нем! То же самое будет с твоей одеждой, но говорить будет поздно».
За шесть дней, все это существование?
Я говорю вам, что созидание — это непрерывность, седьмой день никогда не приходит. Вы видели выходной у деревьев, выходной у рек? В воскресенье, которое является днем Солнца, оно не должно восходить; это выходной. Даже Бог отдыхал, почему же бедное Солнце должно все восходить и восходить?
Сущее — это непрерывное созидание. Оно не было создано никем, оно само по себе божественно. Поэтому я бы хотел, чтоб вы заметили в своих умах и в своих сердцах следующее: слово «бог» не означает создатель, оно означает созидание. И мой опыт состоит в том, что самые счастливые люди в мире те, которые могут что-нибудь создавать. А самые несчастные те, которые неспособны творить, потому что чем менее созидателен человек, тем дальше он от природы — от земли, от неба, от звезд, — чей танец не ведает ни начала, ни конца.
Альмустафа совершенно прав:
Вы трудитесь, чтобы не отрываться от земли и души ее. Если же ваш труд просто в тягость вам — кое-как отбыть, — то вы не шагаете вровень со всем сущим. Вы отстаете. Быть в ладу с сущим — единственное блаженство, не существует другого, а оторваться от земли и неба — единственное страдание.
Человек несчастен и будет оставаться несчастным из-за того, что он утратил контакт с созидающими силами, которые дали ему рождение, которые сохраняют его в живых. Он стал пустым. Кажется, он получит удовольствие скорее от отдыха в могиле, чем от труда, творчества и танца со всем сущим.
Ибо быть бездельником — значит стать чужим для времен года...
Мы получили столь прекрасное существование с такими восхитительными временами года. Осенью, когда с деревьев начинают опадать листья, вы слыхали пение? Когда ветер проходит сквозь мертвые листья, покрывающие землю... даже мертвые листья не настолько мертвы, насколько мертвым стал человек; они все еще могут петь. Они не жалуются, что дерево сбросило их. Они следуют природе, куда бы она ни повела. И это путь подлинно религиозного сердца: ни жалобы, ни недовольства — просто блаженное бытие во всем, что сущее дало вам — чего вы не просили, чего не заработали.
Вы танцевали под дождем? Нет, вы придумали зонтики. И не только от дождя... вы создали много зонтиков, чтобы оградить себя от постоянного созидания сущего.
Когда я был студентом в университете, всякий раз, когда надвигался дождь, у меня была полная уверенность, что я должен оставить класс, и даже моим профессорам стало ясно, что «во время дождя его не остановить. Он уйдет».
Я отыскал самую уединенную улицу с высокими деревьями, достигавшими и касавшимися облаков. На этой тихой и пустынной дороге было лишь несколько бунгало, принадлежавших профессорам, деканам и проректору. Это было тихое место и уличный тупик.
Последнее бунгало принадлежало заведующему кафедрой физики. Его семья уже привыкла к тому, что если я здесь, дождь обязательно пойдет, а если идет дождь — обязательно появлюсь я. Для семьи мы стали нераздельными.
Вся семья обычно смотрела: «Что это за странный мальчик?» Намокший под проливным дождем, пляшущим ветром... а поскольку это был тупик, я обычно оставался под деревом столько, сколько продолжался дождь. Семье, конечно, было любопытно. Они хотели узнать, «что это за мальчик». Но заведующий кафедрой физики заинтересовался мною по другим причинам. Он был любителем книг и всегда находил меня в библиотеке. Случались дни, когда только мы вдвоем и были в библиотеке.
Постепенно мы подружились, и однажды он обратился ко мне: «Вы немного странный; вы должны быть в своем классе, а я чаще вижу вас в библиотеке».
Я ответил: «В классе профессор почти всегда отстает от времени. Он рассказывает вещи, которые прочел тридцать лет назад, когда учился в университете. За эти тридцать лет все переменилось. Я не хочу отставать от растущей мудрости, познаний, науки. Фактически в библиотеке я более современен, когда соприкасаюсь с самыми последними открытиями. Поэтому я хожу в класс время от времени, когда чувствую желание поспорить. Мои преподаватели счастливы, когда я остаюсь в библиотеке, потому что всякий раз, когда я посещаю их классы, возникают хлопоты. У них пробел в тридцать лет, а у меня вся самая последняя информация».
Тогда он сказал: «Мне хотелось бы как-нибудь привести вас к себе домой. Я хочу познакомить вас с моими детьми, моей женой, показать им, что здесь есть студент, который пришел в университет не за учеными степенями, а учиться; не за сертификатом и золотыми медалями, а соответствовать взрыву познаний во всех направлениях и измерениях. Иногда, даже несмотря на то, что я заведующий кафедрой физики, а вы не имеете с физикой ничего общего, вы знаете больше, чем известно мне. Теперь уже слишком поздно закрывать пробел в тридцать лет; я потерял контакт».
