Бхагаван Раджниш - Библия Раджниша. Том 1. Книга 1
Свами сказал: «Разве время петь посреди ночи? Ты идиот, спи. Не беспокой меня».
Бедный мальчик от страха закрыл глаза, но он хотел петь. Как долго мог он терпеть? Поэтому он снова потряс Свами; тот снова храпел. Он проснулся: «Ну что теперь?»
Мальчик сказал: «То же. Невозможно, я больше не могу держаться; я должен петь».
Он сказал: «Но что подумают люди по соседству... посреди ночи? И что за песня? Я устал, пробыл в пути целый день, разговаривал с людьми и теперь должен слушать твое пение? Ты не можешь подождать? Я могу послушать утром».
Мальчик сказал: «Нет, я не могу ждать».
Свами сказал: «Будь немного более терпеливым. Можно подождать, нет проблем. Пение не такая вещь, ради которой ты не можешь подождать».
Мальчик вынужден был слушать его, потому что он громко кричал. И он был один — отца не было, матери не было. И этот человек говорит, что такое можно контролировать, что можно потерпеть.
Он сказал: «Хорошо, я постараюсь». Он закрыл глаза, но через несколько минут... Свами снова захрапел. Он разбудил его. Он сказал: «Теперь, останавливаете вы меня или нет, нужно петь, прямо здесь, в кровати».
Свами сказал: «Тогда сделай одно дело — просто шепчи мне на ухо, чтобы никто не слышал. Ты, чертенок, просто шепчи мне на ухо».
Мальчик сказал: «Вы на самом деле имеете это в виду?»
Он сказал: «Да, я имею в виду это. Пошепчи и после засыпай и дай спать мне. И чтобы больше не было этих дел с пением посреди ночи — только утром». Так что мальчик пошептал ему на ухо — было поздно что-либо сделать. Только тогда он вспомнил, что означает «петь» и почему мальчик не мог контролировать себя. Он сделал это своими собственными руками. Он изменил реальность на фальшь, на ложное слово. И сам забыл об этом.
Все эти религии дали хорошие названия, красивые названия безобразным реалиям.
Зачем служить бедным, когда бедность может быть уничтожена?
Ни одна религия не говорит: «Уничтожьте бедность». Они в глубоком заговоре со своими неотъемлемыми интересами. Они не предлагают уничтожить бедность. Они не предлагают никаких мер к тому, как уничтожить бедность, остановить ее. Но служат бедным, служат вдовам.
Они не говорят: «Зачем заставлять женщину оставаться вдовой?» Такое простое явление... В Индии мужчине разрешается жениться столько раз, сколько он хочет. На самом деле, когда жена умирает и ее тело сжигается на погребальном костре, люди уже начинают говорить о женитьбе, как организовать женитьбу этому мужчине. Так мерзко, так негуманно: тело жены еще не сгорело полностью... Но, сидя там, вокруг, чем еще заняться? Они должны о чем-то говорить, а эта тема самая горячая. Теперь этому мужчине нужна женщина, и они предлагают, где будет лучше жениться, какая женщина подойдет ему — и чтобы не вдова.
Никто не хочет жениться на вдове. Она использованная женщина. Женщина — это вещь, использованная кем-то другим, — как можно пользоваться ею? Мужчина не используется, он всегда остается свежим, чистым. Он может жениться повторно. В Индии тысячи лет женщина так сильно страдала оттого, что она должна была оставаться вдовой. Миллионы вдов... Они не могут носить никакой другой цвет, кроме белого. Они должны брить свои головы. Они не могут использовать орнамент. Всеми возможными способами им дается понять, что они должны жить жизнью почти мертвеца.
Они не могут пойти в общество, как другие женщины, - особенно это относится к праздникам, — они не могут присутствовать на свадьбах, поскольку само их присутствие, сама их тень — бедствие. И про вдову говорят, что она съела своего мужа. Муж умер из-за ее ненависти. Он бы жил, если бы не женился на ней. Она ответственна за его смерть. Всю жизнь несет она этот груз и вынуждена оставаться во всех отношениях безобразной.
Служите вдовам. В Индии есть институты специально для вдов, поскольку дома они не равны даже слугам. Они делают всю работу, работают целыми днями. Но лишены всякого уважения; без оплаты, без уважения — и постоянное обвинение, что из-за нее умер чей-то сын, чей-то брат... все против этой женщины. И она должна прятаться, как тень. Она не должна появляться, когда приходят гости. Она живет, как приведение.
Поэтому религии открывают институты — в этом видят служение вдовам. Но почему на первом месте вдовы? Простая логика заключается в том, чтобы издать закон, запрещающий мужчине, желающему жениться второй раз, жениться на девственнице, — он должен жениться на вдове, все просто. И проблема исчезает. Вместо того чтобы способствовать исчезновению проблемы, ей помогают существовать.
То же самое происходит и на Западе, только несколько иным путем, в другом направлении. Медицинская наука там развилась до такой степени, что ученые говорят об отсутствии внутренней необходимости в смерти человеческого тела, по крайней мере, в течение трехсот лет. И это очень осторожная оценка — триста лет. Они говорят, что на протяжении трехсот лет не возникает внутренней необходимости в смерти человеческого тела. В течение трехсот лет каждый может жить полностью... молодым.
Если можно будет жить триста лет, представляете ли вы, какие будут последствия? Только подумайте — Альберт Эйнштейн, живущий триста лет. Какое благословение не удалось ему пролить на человечество! Такой ум! В возрасте двадцати шести лет он был способен представить теорию относительности, преобразовавшую всю науку, ее образ. Только подумайте: если бы он был способен жить триста лет, благодаря нему все, кажущееся невозможным, было бы возможным. И я привел только один пример.
Если Бертран Рассел мог дать так много за сто лет, то за триста... Такой человек, как Бертран Рассел, не может сидеть и ничего не делать. Даже когда ему было сто лет, он был много моложе ваших так называемых молодых людей — своим видением, своим подходом, своей разумностью, своей ясностью во всем. И если бы этот человек мог жить триста лет, я могу сказать с абсолютной уверенностью, он изменил бы многое из того, что говорил, когда ему было пятьдесят, сорок, тридцать.
Он мог бы обратиться внутрь себя. Он мог бы начать медитировать. Он мог бы проявить себя одним из самых религиозных людей в мире. Он имел к тому все способности и смелость, необходимую для применения этих способностей. Но время коротко. Сто лет для такого человека, как Бертран Рассел, очень мало.
У него такие разносторонние интересы: в образовании - он хочет сделать революцию; в философии — он вызывает к жизни новые концепции; в математике... которая не была его предметом, но он так заинтересовался логикой, что вынужден был погрузиться и в математику, поскольку они близки. Математика — это приложение логики.
Бертран Рассел объединил свои усилия с одним из величайших математиков и философов Америки, Уайтхедом, и вместе они написали книгу «Основания математики». Она намного опередила свое время: она была написана пятьдесят, шестьдесят лет назад, но даже сейчас есть, может быть, лишь дюжина или две людей, которые могут понять, что это такое.
Если бы он жил триста лет, он дал бы нам совершенно новую математику — может быть, более высокую математику, которой интересовались Гурджиев, Успенский и подобные им мистики, высокую математику, имеющую дело не с обыкновенным материальным экспериментом, а с предельными проблемами. А ваша математика, которую вы изучаете в университетах, не может работать с предельными проблемами. Предельные проблемы лежат вне нее. Нужна совершенно новая математика, поскольку, когда вы подходите ближе к предельному, вы обнаруживаете, что все ваши категории, логика, математика, распадаются на части. Существование ведет себя иначе — настолько иначе, что иногда дважды два может быть три, иногда дважды два может быть пять. Одно определенно: в предельном, дважды два никогда не будет четыре.
Я могу привести вам простой пример. Почему в предельном ядре существования дважды два никогда не будет четыре? Потому что нет двух в точности одинаковых вещей. Два стула не являются в точности одинаковыми. Два других стула тоже не являются в точности одинаковыми. Вы складываете их вместе и называете их четырьмя стульями... а они не одинаковы. Каждый стул отличается от другого. Чтобы быть абсолютно точным, нельзя использовать слово «четыре».
Электроны, протоны, нейтроны — глубоко в предельном своем ядре мир ведет себя совершенно по-другому. Если вы выходите из комнаты, мы знаем, что вы можете выйти, только сделав определенный переход, может быть, шагов десять, и тогда вы окажетесь снаружи. Но на предельном уровне электрон делает прыжок, не проходя промежуточных положений. Он в точке А, затем его обнаруживают в точке Б, далеко отстоящей от А, — но он совсем не обнаруживается между этими двумя точками. Он исчезает в А и появляется в Б, и нет прохода между этими двумя точками. Как здесь может действовать обыкновенная математика, геометрия, обыкновенные измерения? Здесь нужно что-то совершенно иное.
