Израиль Будовский - О воспитании волевых качеств советского офицера
«— Грош цена тому, кто не сможет сломить дурной привычки,—сказал Корчагин, когда в кругу товарищей зашел разговор о том, что он курит и ругается... — Слову легче сорваться, чем закурить папиросу, вот почему не скажу сейчас, что и с тем покончил. Но я все-таки и ругань угроблю»[17].
Именно потому, что Корчагин дорожил как своим достоинством, так и уважением своих товарищей, он не мог допустить, чтобы из-за слабостей к курению и ругани его перестали ценить.
Влияние товарищеского коллектива сказывается в самых различных сторонах жизни офицера.
Прежде всего это относится к опыту и знаниям офицера, которые он черпает не только из книг и своей личной практики, получает от своего начальника или руководителя, но и при общении со своими товарищами.
Отсутствие в армии социалистического соревнования вовсе не означает, что в товарищеской среде вообще отсутствует стимул соревнования. В армии проводятся разного рода состязания, инспекторские смотры, проверки и т. п. Таким образом, успехи части или подразделения, а следовательно, и результаты деятельности каждого офицера в той или иной области — в политической подготовке, в стрелковом деле, в физической культуре и пр. — становятся известными широкой массе офицеров. Было бы очень плохо, если бы офицер равнодушно относился к тому, что его товарищ успевает в той или иной области, а он отстает. Здесь действует принцип: равнение на передовых, идти вперед ко все более высоким достижениям, подтягивать отстающих в одну линию с передовыми.
Товарищеская среда, естественно, оценивает каждого офицера по заслугам, подвергает его дружеской критике, которая мажет быть очень доходчивой и действенной.
Некоторые черты характера и поведения офицера скорее всего могут быть замечены не в условиях службы, а в товарищеской среде. Так, например, как ведет себя офицер вне службы, какие у него взаимоотношения с товарищами, как он относится к начальнику: угодливое, заискивающее отношение или неуважение к начальнику, грубость и заносчивость в отношениях к товарищам и солдатам, панибратство с подчиненным и т. п. — это скорее всего могут подметить окружающие его товарищи. Они же в состоянии и своевременно оценить ту или иную черту в офицере, чтобы исправить его.
Наконец, надо иметь в виду, что жизнь и деятельность офицера нельзя разложить по полочкам, чтобы можно было сказать, что здесь кончается его служебный долг, а вот здесь начинается его личная жизнь. Хотя нельзя смешивать эти стороны, но все же надо иметь в виду, что служебный долг и личная жизнь и отношения, переплетаясь между собой, взаимно проникают друг в друга. Так, например, правильные или неправильные отношения к товарищу не могут не сказываться и на службе и в боевой обстановке.Образ жизни офицера также сказывается на его служебной деятельности и на его отношении к своему долгу. Взять такой вопрос, как отношение офицера к своей семье. Нелогично, невозможно допустить, что офицер, нарушающий свой долг в отношении к семье, не нарушит его также в отношении к боевому коллективу, к товарищам. В Советской Армии принято выручать товарища, попавшего в беду. Взаимная выручка в бою — закон советских воинов. Надо полагать, что такого отношения к попавшему в беду товарищу нельзя ожидать от офицера, способного оставить своих детей и их мать на произвол судьбы. Следует учесть, что любовь к семье, жизнь которой он защищает, отстаивая честь своей Родины, является большим стимулом для успешной борьбы на фронте. Непосредственно влиять на офицера в подобных вопросах должна прежде всего офицерская общественность, мнение которой в свою очередь формируется партийной организацией.
Здоровая товарищеская среда является сильным фактором, воспитывающим в поведении человека единство убеждения и действия, слова и дела.
Бывают случаи, когда офицер вообще не думает о том, чтобы сдержать данное им слово, если оно не имеет прямого отношения к службе, так как это-де не приказ командира, это — его личное дело. На таких людей трудно положиться. Если он не выполнил слова, которое дал, то нет гарантий, что он всегда выполнит приказ, особенно тогда, когда почувствует, что нет за ним контроля.
Легкомысленное отношение к своему слову вызывает опасение, не будет ли данный офицер бросать слова на ветер и в боевой обстановке.
Макаренко, высмеивая тех, кто «прощает» себе недостатки потому-де, что вообще не бывает людей без недостатков, указывал, в частности, и на вопрос о правдивости.
«А разве это человек, — говорил он, — если он хороший работник, если он замечательный инженер, но любит солгать, не всегда правду сказать. Что это такое: замечательный инженер, но Хлестаков»[18].
Товарищеское изобличение такого поведения является сильным средством формирования цельности характера офицера, его принципиальности и воли.
Глава IX
Предотвращение страха и его преодоление
1. Страх как помеха для принятия целесообразных решений
Проявление страха свойственно большинству людей. Практически вопрос сводится к тому, в какой мере человек владеет собой в момент опасности.
«Не тот мужествен — говорил Ушинский, — кто лезет на опасность, не чувствуя страха, а тот, кто может подавить самый сильный страх и думать об опасности, не подчиняясь страху»[19].
Начальник должен стремиться к тому, чтобы его подчиненный был мужественным, не знающим страха воином. Речь идет о том, чтобы офицер в минуту опасности мог думать о ней, несмотря на страх, чтобы он не терял голову, а мог сознательно отнестись к опасности, чтобы ее преодолеть.
Надо сказать, что проявления страха носят самый различный характер. Может быть страх как опасение за благополучный исход борьбы. Такое опасение усиливает необходимое напряжение, является положительным в той мере, в какой исключает беспечность, обостряет бдительность, мобилизуя внимание и волю. Такое чувство страха можно было бы назвать ощущением опасности. Но оно приобретает резко отрицательные свойства, когда обращает осторожность в трусость, сковывает волю, исключает активные и смелые действия. Следовательно, все зависит от того, какова степень страха.
Нельзя думать, что храбрость абсолютно несовместима со страхом.«Что такое храбрость? — спрашивает Макаренко и отвечает: «Человек боится, но делает то, что нужно делать»[20]. Значит, практический интерес представляет вопрос о том, чтобы страх не меитал человеку делать то, что необходимо и целесообразно. Что ощущает офицер, как меняется цвет его лица, сколько усилий ему стоит сохранить спокойствие в бою, — это мало кого касается, если он своевременно и спокойно отдает необходимые распоряжения, непрерывно управляет подразделениями, поддерживая пробную связь и взаимодействие, увлекает за собой подчиненных, внушая им решимость и т. п. Для дела, по крайней мере в настоящей работе, важно не выяснение массы физиологических и психологических подробностей, характеризующих чувство страха различной силы и формы проявления. Поэтому в данной главе речь может идти только о таком чувстве страха, которое парализует разумную деятельность человека.
Нельзя считать страх каким-то непознаваемым явлением, с которым совершенно невозможно было бы бороться. Можно смело утверждать, что правильное воспитание, глубокие знания в области военного дела, разумное и твердое руководство воспитывают и развивают бесстрашие, и все то, что содействует мобилизации воли, способствует предотвращению страха.
Если необходимые признаки разумного руководства — ясность дели, знание обстановки, организованность, воздействие на чувство достоинства, внушение уверенности — налицо, то тем самым обеспечивается мобилизация воли в такой степени, что предотвращается и страх.
Раз речь идет о том, чтобы в какой-то мере сознательно заранее устранить или хотя бы уменьшить чувство страха в его наиболее тяжелой форме, то необходимо кратко рассмотреть, в чем заключается природа страха: что его порождает, в чем он выражается, как предупредить его появление и что выводит из его состояния.
Порождают страх такие обстоятельства, когда события, имея чрезвычайный, угрожающий для жизни характер («всякий страх есть страх смерти», — говорил Ушинский), обрушиваются неожиданно так, что их невозможно было заранее предвидеть, чтобы к ним в какой-то мере подготовиться. Острота этого положения усугубляется неизвестностью, из-за которой трудно судить, как разовьются события. При неизвестности отсутствуют цели действий, ибо наличие целей уже говорит о какой-то перспективе, с которой несовместимы безнадежность или отчаяние, как крайнее выражение страха. При отсутствии целей отсутствует также инициатива, которая не может быть беспредметной, а должна соответствовать тому представлению, которое сложилось о данной цели.
