Александр Медведев - Обучение травами
— Все, хватит, — подняла руки вверх кореянка, увернувшись от моего очередного удара.
Я сел на землю, стараясь отдышаться.
— Ну и задала же ты мне трепку! — с восхищением произнес я. — Я знал, что ты хорошо дерешься, но даже не подозревал, насколько здорово ты это делаешь.
Лин усмехнулась.
— Теперь ты изменил свое мнение о женщинах?
— На интеллектуальном уровне — да, но в глубине души я не могу считать тебя обыкновенной женщиной. Ты для меня — само совершенство, ты принадлежишь к совершенно другой культуре, и, кроме того, ты — последователь Спокойных, так что мне трудно обобщить мой опыт с тобой и сделать его частью своей модели мира.
— Не беспокойся, с помощью медитации осознания ты сможешь перестроить свой взгляд на женщин, — подмигнула мне кореянка.
Мы вернулись во времянку.
— Ты должен начать упражнение прямо сейчас, пока воспоминания о нашем поединке свежи в твоей памяти, — сказала Лин. — Выполни медитацию воспоминаний и переместись назад по линии жизни в «первый кирпичик Вероники», а затем замедли время и полностью восстанови свои ощущения в момент, когда ты ударил ее, и затем, когда ты осознал, что ударил женщину.
Поскольку незадолго до этого разговора я выполнял упражнения по выправлению искаженных кирпичиков модели мира, это было нетрудно сделать. Даже без указаний Лин я знал, как я должен поступить, чтобы изменить вредную для воина установку.
Восстановив в ощущениях нужный отрезок времени, я переместился в позицию стороннего наблюдателя и выполнил медитацию осознания, внедрив в свою модель мира новый опыт, заставивший меня произвести переоценку ценностей. В этом новом опыте женщина могла быть как символом женственности, так и жестоким и беспощадным врагом.
Сохранив осознание этого ощущения, я снова переместился внутрь «первого кирпичика Вероники», но мой жизненный опыт теперь был иным. Моя реакция была самой естественной неосознанной реакцией на неожиданную агрессию, и в этом не было ничего ужасного или постыдного. Я почувствовал, как прежнее восприятие ситуации уплывает назад по нити жизни, угасая и растворяясь в бесконечности.
Угрызения совести больше не терзали меня. Мое новое ощущение себя было таким непривычным, что я попытался вернуться к своему прежнему осознанию. В ностальгическом порыве вернуть утраченные иллюзии детства я неожиданно для себя самого попытался воспроизвести его, но оно ускользало, как льдинка, тающая на раскаленной сковородке.
Мне вдруг вспомнились слова Лин:
— То, как ты реагируешь на женщину, должно определяться лишь контекстом данного момента. Старайся использовать лучшее, что в ней есть, и мягко обходи острые углы, но никогда не проецируй на нее своих ожиданий.
Хотя в тот момент речь шла совсем о другом, лишь сейчас я осознал важность заключительной части фразы; «Никогда не проецируй на нее своих ожиданий».
Я попробовал представить себе какую-то абстрактную женщину. Перед моим внутренним взором возник неясный расплывчатый образ. Я не знал, кто эта женщина, чего она хочет и что я мог бы ожидать от нее в следующий момент.
Мое восприятие ее было ровным и чистым, как белый лист, на котором жизнь должна была оставить свои отметки. Я ничего не проецировал на нее. Я просто ждал.
— Вот видишь, ты это сделал, — прошептала Лин, всем телом прижимаясь ко мне.
Глава 10
На зимние студенческие каникулы я съездил в Москву навестить сестру, а заодно посмотреть, чем дышит столица. В отличие от по-южному спокойного Симферополя жизнь в Москве била ключом, и сестра активно вращалась в ее бурлящих водоворотах.
В предыдущих книгах я много рассказывал о моих родителях, но мало упоминал о сестре. Леночка, подобно большинству членов моей семьи по линии матери, обладала яркой и всеподавляющей индивидуальностью. В наследство от мамы ей достался устойчивый огненный темперамент и на редкость властный характер. Но если у матери недостатки характера компенсировались исключительно щедрым и добрым сердцем и наилучшими намерениями по отношению к окружающим людям, огненная воля сестренки была направлена лишь на немедленное удовлетворение ее личных потребностей, выражавшихся в чрезмерно развитой жажде господина, жажде поклонения, жажде самолюбования, жажде острых ощущений и т. п.
Сестра была театральным критиком и, естественно, вращалась в среде актеров, режиссеров, писателей, поэтов и прочих представителей московского бомонда, среди которых встречались весьма эксцентричные личности.
Яркая классическая красота сестры, ее властная и гордая осанка в сочетании с необузданной сексуальностью воздействовали на мужчин почище, чем валерьянка на котов. Именно благодаря этим своим качествам провинциальная девочка, закончившая факультет журналистики и отправившаяся покорять столицу, ухитрилась в относительно короткий срок сделать в Москве головокружительную карьеру.
Для начала она заморочила голову пожилому академику, который в благодарность за счастье находиться рядом со столь прелестным юным созданием купил ей кооперативную квартиру. Затем последовала непрерывная череда высокопоставленных и престижных любовников, как наших, так и зарубежных. Благодаря этому я с раннего детства познакомился с жизнью богемы.
С моей точки зрения, мужчины, испытывающие неодолимую тягу к Леночке, были совершенно лишены инстинкта самосохранения. Сестренка, несмотря на свое рабоче-крестьянское происхождение, всегда держалась с надменностью и высокомерием аристократки, взирающей свысока на копошащихся у ее ног ничтожных представителей мужского пола и милостиво предоставляющей им возможность приглашать ее в дорогие рестораны, дарить драгоценности и меха, а также выражать неустанное восхищение ее особой.
Капризная властность сестры привлекала мужчин, которым нравится покорять женщин так, как покоряют вершины: чем стервозней и недоступней дама их сердца — тем лучше, поскольку это подогревает азарт борьбы. Однако, покорив вершину, немногие удерживались на ней даже в течение месяца. Сестренка со своими непомерными требованиями, скандалами и капризами неизменно ухитрялась рано или поздно довести до белого каления даже самых верных своих обожателей.
Так, напившись в ресторане, она могла из-за любой не понравившейся ей мелочи начать кидаться тарелками или столовыми приборами. Однажды, когда сестренка, как всегда из-за очередного пустяка, впала в ярость, мне пришлось воспользоваться навыками, полученными во время обучения у Ли. К своей чести, я ухитрился поймать и поставить обратно на стол все предметы сервировки, которые прицельно и методично запускала в меня разбушевавшаяся Леночка.
Сестра была старше меня на двадцать лет, у нее не было своих детей, и чувства, которые она испытывала ко мне, были скорее материнскими, чем сестринскими. С раннего детства, приезжая из Симферополя в столицу, я словно оказывался в другом мире. Сестра водила меня в театры, на Кремлевские елки, брала с собой в самые шикарные рестораны Москвы, где ее иностранные любовники иногда платили за ужин неимоверные по нашим тогдашним меркам суммы, приглашала на дипломатические приемы, где я поражался необъятным размерам праздничных тортов и наслаждался божественным вкусом совершенно необычных конфет.
Я бывал на вечеринках актеров и писателей, и, хотя подобный опыт давал мне огромный заряд духовной энергии, возможно, именно это обстоятельство начисто лишило меня пристрастия к богемной жизни и тяги к роскоши и высшему обществу, столь характерных для сестры.
Хотя литературные и театральные вечеринки были волнующими и интересными для моего юношеского ума, как губка впитывающего новые идеи и точки зрения, в этих сборищах не было души, не было человечности, свойственной общению в провинциальных городках. Здесь мало кто прислушивался к голосу другого. Каждый старался изо всех сил выпятить свою уникальную и неповторимую индивидуальность. Это выражалось в одежде, в избыточной косметике, в склонности к интеллектуальным рассуждениям на любые темы, в удалых песнях и пьяных плясках на столах, в бесконечных и весьма далеких от истины историях о своих героических деяниях и о том, как мерзкие и тупые обыватели не понимают истинного таланта, и т. д.
Учитывая, что после принятия избыточного количества алкогольных напитков, неповторимая индивидуальность представителей богемы не требовала особых усилий для самопроявления, подобные сборища одновременно и удивляли, и развлекали меня.
Когда я вырос, сестра твердо решила превратить меня в настоящего мужчину. С ее точки зрения настоящий мужчина должен был зарабатывать кучу денег для того, чтобы с шиком просаживать их на многочисленных любовниц.
К идее заработка денег я относился с прохладцей, предпочитая тратить свое время на обучение у Ли и приобретение знаний, которые могли бы помочь мне в следовании по пути Спокойных, но от очаровательных женщин, с которыми меня регулярно знакомила Леночка, в надежде, что я наконец-то возьмусь за ум и женюсь на богатой невесте, получив, вдобавок, московскую прописку, я не мог отказаться. Так что, благодаря сестренке, я до сих пор бережно храню воспоминания о моих юношеских московских любовных приключениях, об актрисах и певицах, которых я до сих пор вижу на экране телевизора, даже не зная, вспомнят ли они сейчас мое имя.
