Владимир Лермонтов - Дельфания
Она посмотрела на мое вопросительное лицо и объяснила.
— На сушу я выхожу редко, только на сбор зверей, который происходит в ночь осеннего равноденствия.
— Но сегодня весеннее…
— А ты разве не догадался, что в этот раз я сделала исключение ради тебя! — и она посмотрела прямо мне в глаза так, что я покраснел до ушей. — Для кого же я оставила тогда раковину на берегу если не для тебя?
Я почувствовал себя так глупо, будто я был не сорокалетним мужчиной, а наивным мальчиком. И как мальчик, окрыленный новым знакомством, я бежал за Ассоль, которая скулила и лаяла из нашего убежища, оповещая весь лес о том, что ее привязали к дереву. Привязал я собаку механически, лишь только увидел незнакомку на поляне, опасаясь, что собака может кинуться на женщину, к тому же выходить на встречу с женщиной с волкодавом, по меньшей мере, неприлично. Ассоль, отпущенная на волю, выскочила на поле, подскочила к Дельфании и, став лапами на грудь, лизнула в лицо — Дельфания рассмеялась звонким смехом и устояла, хотя порой я теряю равновесие от таких нападений — выражений собачьей ласки. Потом она носилась, как собака Баскервилей, по серебристым просторам ночного раздолья, спрятанного между гор.
Мы шагали к морю по темному лесу. Я молчал, а Дельфания напевала какую-то странную мелодию, похожую на ту, что извлекалась из ее раковины. Я продолжал слышать ее внутренним слухом. Когда позволяла дорога, мы шли рядом, а когда становилось узко, то она шла впереди меня, где-то сзади легким бегом семенила Ассоль. Я посматривал на стройную, упругую фигуру женщины, и легкость, с какой она продвигалась по земле, напоминала движение балерины по сцене. Я чувствовал, что от нее ко мне передаются тонкие вибрации, и мое существо наполнялось какой-то неизведанной, счастливой истомой, и нарастало чувство прикосновения к чему-то неведомому, к миру, который можно только вообразить, к сказке, которая вдруг отворила двери и впустила меня в свое действо. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что во мне период ожидания, неизвестности, страха достиг своего апогея и почти мгновенно преобразился в озеро покоя, тихой радости и счастья. Эта женщина, которая, честно говоря, еще час назад вызывала во мне мистический трепет и ужас, теперь стала мне словно близким и родным человеком!
— Дельфания, почему ты так спешишь уйти в море? — спросил я. — Мне нельзя быть долго на суше, — ответила она. — Пять, максимум шесть часов, а потом нужно вернуться в море.
— Я читал где-то о людях-рыбах, но думал, что это просто легенды или сказки.
Дельфания улыбнулась и взглянула на меня. — Ты еще не веришь, что я настоящая?
— Нет, верю, конечно, — смутился я. — Но все равно как-то сразу трудно свыкнуться с тем, что я встретил женщину, живущую в море. Может быть, это сон? — спросил я и внимательно, испытующе взглянул на нее.
— Пусть будет сон, — рассмеялась она. — Пусть это будет самый чудесный и волшебный сон в твоей жизни!
Вот мы уже приблизились к нашей лагуне, прошли по песку и наконец остановились на гальке у моря. Светало, в воздухе появились весенние распевы птиц, можжевеловый аромат наполнил атмосферу.
— Не смотри на меня так, — произнесла она, будто мы были с ней близки. — Я вернусь сегодня ночью и расскажу тебе все, что тебе интересно. И даже больше.
Ветер залетел к ней в волосы, утренний свет осветил ее лицо и смуглое, гибкое тело.
— Подождешь меня? — спросила она.
В ее вопросе было лукавство, так как она понимала, что я отсюда, а лучше сказать от нее, не то что не уйду, но не знаю, есть ли на свете такие силы, которые могут меня от нее увести.
— Ведь это я послала косулю за тобой. И подарок тебе приготовила — раковину, которую оставила здесь, на берегу. А наклонилась для того, чтобы ты увидел, что здесь что-то лежит для тебя.
— Как? Ты уже знала обо мне?
— Нет, не знала, но после того как сгорели твои часовни все звери этих лесов только и говорили об этом пожаре. Тогда я попросила косулю разыскать и привести тебя на наше собрание.
— А я-то думал, что это все случайно!
— Случайность, Вова, это — результат действия, которое не видно.
— Так ты следила за мной?
— Можно сказать, да. Когда ты здесь купался и ходил вдоль берега, я смотрела за тобой из воды.
Я слегка покраснел от того, что она видела меня в столь экзотическом виде, так как, очевидно, купался я тогда обнаженным.
— Почему ты это делала?
— Мне хотелось узнать тебя поближе. — Она отвернулась к морю и на выдохе произнесла. — Сама не знаю почему.
А потом взмахнула руками, сделала несколько шагов в море и, воскликнув «До вечера!», скрылась под водой. Мне показалось, что мой последний вопрос своею прямотой смутил ее и ей хотелось быстрее спрятаться от меня.
Глава 8. НОЧЬ ОТКРЫТИЙ
Весь день я обустраивался на песчаном берегу, среди редколесья: разбил палатку, подправил очаг, который здесь был сложен из камней. Несколько раз ходил в лес за сушняком, где нарвал маленький букетик первых весенних цветов, а потом собирал доски по берегу моря, выброшенные штормами. Ночи все-таки были еще свежими, и следовало заготовить столько дров, чтобы можно было греться у костра до утра. После обеда я купался, вода была еще достаточно прохладной, не более 14 градусов, но солнце припекало, по-летнему. А затем лег спать в палатку. Мне снились какие-то странные сны, лишенные всякой логики и последовательности, и когда я, очнувшись, выглянул наружу, солнце наполовину село в море.
Дельфания вышла из моря, когда совсем стемнела. Она, блестящая от воды, мягкой походкой подошла к костру. Я встал и протянул ей букетик цветов, она взяла, вдохнула, прикрыв глаза, и села на бревно, лежавшее напротив меня. Я тоже сел, и мы молча смотрели на огонь.
— Хочешь кушать? — спросил я и приподнялся за кастрюлей, в которой у меня был сварен суп из сушеных грибов.
Дельфания, отрицательно махнув головой, произнесла:
— Спасибо, Вова, — и мне показалось, что она грустна. — Сегодня я расскажу тебе одну печальную историю. Это история моей жизни. Ты слушай и не перебивай, если захочешь что-нибудь спросить, спросишь потом, когда я закончу.
Я утвердительно кивнул головой.
И она начала длинный рассказ, который брал свой исток в Казахстане, где в бескрайних степях затерялся небольшой городок ее родителей. Я слушал, затаив дыхание, и лишь иногда вставал, чтобы подбросить в костер дров. На каком-то этапе ее повествования мне вдруг нестерпимо захотелось спросить, откуда она может знать то, что было до ее рождения, и как она способна помнить то, что происходило с ней, когда она была еще совсем крошкой?
— Так я попала в семью волков. И знаешь, Вова, ты можешь не поверить и даже не понять, но волки любили меня так, как редкие люди способны любить. Ведь волки создают семью раз и на всю жизнь. Еще с детства они присматриваются друг к другу, потом, когда наступает пора, они не меньше года ухаживают друг за другом и только после этого создают семью. Причем в семье нет превосходства ни волка, ни волчицы — живут на равных. А те, кто не смог обзавестись парой, помогают своим родственникам растить волчат. — Дельфания задумалась о чем-то, наверное, вспоминая жизнь в волчьей семье, а потом провела рукой по голове Ассоль, которая лежала около нее, и произнесла с улыбкой. — Отшельник очень был похож на твою собаку, только крупнее. Он погиб, но спас меня. У него было очень доброе сердце. — Взор Дельфании был устремлен сквозь пространство и время.
— Когда я подросла, то ушла жить к дельфинам. Еще когда я находилась в утробе матери, то получила посвящение на полуводный образ жизни. Мама много занималась со мной в море, дельфины учили ее искусству жить в водной стихии.
— Сколько же тебе сейчас лет? — не выдержал я и нарушил изначальный уговор.
Она улыбнулась и спросила: — А сколько дашь?
— Извини, у нас, людей, не принято спрашивать женщин об их возрасте.
— Опять ты не считаешь меня человеком.
— Прости, я не хотел тебя обидеть, но ведь по моим расчетам тебе сейчас должно быть не больше десяти лет, а на вид тебе я бы дал восемнадцать.
— Дело в том, что дельфины произвели над моим телом определенную трансформацию, с помощью которой я и могу находиться в воде так же спокойно, как и на суше. Этот процесс происходит на очень глубоком, клеточном уровне, мое тело как бы заставили вспомнить исконное прошлое, когда люди могли дышать в воде и вели полуводный образ жизни.
— Наши древние предки жили в море? — спросил я.
— А разве ты не чувствуешь память об этих предках, когда плаваешь, купаешься, ныряешь, будто ты дельфин, и море для тебя естественная среда, как и суша?
— Да, действительно, иногда ощущаю подобное, но, мне казалось, что эти состояния — просто игра моего воображения.
— Нет, Вова, память о прошлом у каждого человека хранится в генах, и если суметь, то можно увидеть прошлое всего человечества, начиная от первых людей. Так вот, процесс трансмутации в моей природе вызвал бурный рост самого организма, я повзрослела за один год на десять.
