Йонге Мингьюр - Радостная мудрость, принятие перемен и обретение свободы
На языке современной психологии эти привычки часто называют искажениями, или схемами, подразумевая когнитивные структуры, замыкающие нас в ограниченном и ограничивающем взгляде на самих себя, других и окружающий мир. Про себя я называю их «блокираторы природы будды». Это привычки систематизации и реагирования на переживание, не позволяющие нам переживать собственное бытие с помощью глубокой осознанности, исполненной свободы, ясности, мудрости и способности удивляться, осознанности, выходящей за рамки условной психотерапевтической модели, предполагающей простую «нормальность», среднестатистическое обычное «OК».
Стратегия Будды выходит далеко за рамки того, чтобы научиться быть «ОК». Его цель заключается в том, чтобы все мы стали буддами: пробудили в себе способность воспринимать любое переживание: горе, стыд, ревность, разочарование, болезнь и даже смерть — «невинным взглядом», подобно тому, как, например, мы впервые смотрим на Гранд-Каньон, Йеллоустонский национальный парк или на панораму, открывающуюся с крыши Тайбея-101. Пока не появились страх, оценки, тревога или какое-то мнение, есть момент прямой первозданной осознанности, превосходящей любое различие между переживанием и переживающим.
Санскритские и тибетские описания этих комбинаций, или «блокираторов природы будды», как свидетельствует «Махаянауттаратантра-шастра», очень пространны. В качестве первого знакомства, думаю, лучше всего дать их сжатое описание, которое будет более лёгким для восприятия современных читателей.
Если взять поверхностный, чисто буквальный уровень, то первый блокиратор природы будды называют «робость» или «застенчивость». На более глубоком уровне этот термин указывает на прочно укоренившуюся в нас склонность судить, критиковать самих себя, преувеличивая всё то, что может восприниматься нами как недостатки в мышлении, чувствах, характере или поведении. В собственных глазах мы выглядим несведущими, неспособными или «плохими».
Помню случай, который произошёл во время моего первого турне по Северной Америке, когда мне было всего двадцать три года. Учить должен был мой брат Цокни Ринпоче, но другие обязанности не позволили ему отправиться в эту поездку, а потому вместо него послали меня. По прошествии двух недель, в комнату, предназначенное для личных бесед, пришла одна женщина. Представившись, она села, и, чтобы она чувствовала себя непринуждённо, я задал ей несколько общих вопросов: как она чувствует себя на этих публичных учениях, поняла ли она, что я пытался донести, и нет ли у неё каких-то вопросов.
После обмена этими первыми фразами она некоторое время сидела молча. Всё её тело напряглось. Она зажмурилась, сделала глубокий вдох, выдохнула и открыла глаза.
Затем тихо, почти шёпотом, она сказала: «Я ненавижу себя».
Вспоминая это признание, я понимаю, сколько мужества ей понадобилось, чтобы произнести эти слова. В эти первые дни, когда я начал учить в Северной Америке, я очень плохо знал английский и мне всегда требовалось, чтобы рядом был переводчик. Поэтому та женщина, которая пришла для личной беседы, признавалась в своём глубочайшем несчастье не только мне, но и переводчику, который сидел в комнате.
Несмотря на то что переводчик очень точно перевёл её слова, я был немного смущён. Среди восьмидесяти четырёх тысяч умственных и эмоциональных конфликтов, обсуждаемых в Абхидхарме, несомненно, есть и тот, который соответствует «ненависти к самому себе». Но сам по себе термин был нов для меня, поэтому я оказался в неловком положении, попросив её пояснить, что она имеет в виду.
Она снова напряглась, а потом заплакала.
«Я ничего не могу сделать как следует. Сколько я себя помню, все говорили мне, что я нескладная и глупая. Мать ругала меня за то, что я неправильно сижу за столом и неправильно мою посуду. Учителя говорили, что я никогда ничему не научусь. Я так старалась и в школе и дома делать всё правильно. Но, чем сильнее я старалась, тем больше ненавидела себя за свою неловкость и тупость. У меня хорошая работа, но я всегда боюсь, что мне укажут на ошибку, и я так волнуюсь, что действительно делаю ошибки. Я пою в своём церковном хоре, но когда хвалят мой голос, я могу думать только о том, что не совсем попала в ноту и что люди утешают меня из жалости.
Я чувствую себя такой беспомощной, такой беспомощной. Я хочу быть кем-то другим. Я смотрю, как другие люди вокруг меня смеются, ходят завтракать и обедать с друзьями, достигают успехов в своей жизни и спрашиваю себя, почему я не могу быть похожей на них? Что во мне не так?».
Слушая, я стал вспоминать своё раннее детство: мысли, чувства и зачастую даже физические ощущения тревоги и страха, а также чувство собственной несостоятельности, охватывавшее меня, когда я не мог понять уроки, которые давали мне отец и другие учителя. Через несколько дней воспоминаний о собственном опыте в этом направлении, я начал улавливать проблеск того, что же на самом деле это такое — ненависть к самому себе. Не могу сказать, что мне удалось воссоздать точно такие же самокритичные мысли и эмоции, какие преследовали эту женщину. Дуккха — всеобщее состояние, но частные формы, в которых она проявляется, у каждого человека разные. Процесс исследования проблемы этой женщины подвигнул меня разобраться в том, что казалось мне новым для меня языком неудовлетворённости, — это были слова, термины и переживания, свойственные жизни людей, воспитанных в другой культуре.
Чтобы помогать людям в понимании и применении принципов и практик, переданных мне моими учителями, мне нужно было впитать этот новый язык. Мне было необходимо перевести полученные мной уроки так, чтобы они стали применимы к вопросам, которые волнуют людей, живущих в этом новом для меня мире с иными проявлениями личности и культуры.
Вероятно, ненависть к самому себе — крайний пример первого блокиратора природы будды: самоуничижения, склонности принижать себя. За годы я выслушал многих людей, которые выражали похожие чувства, хотя другими, иногда менее суровыми словами. Мне были знакомы некоторые из этих чувств: чувство вины, стыд или злость на самого себя за то, что не выполнил задуманного, что-то выпалил или сделал сгоряча.
Некоторые люди, с которыми я встречался, также говорили о чувстве низкой самооценки: ноющее сомнение в способности добиться чего-либо и навязчивая привычка постоянно критиковать себя, а также отсутствие веры в успех любых своих начинаний. Также я слышал, как люди говорили о беспокойстве по поводу результатов: о чувстве, что выполняемая ими работа недостаточно хороша. Они подгоняют себя всё больше и больше, превращаясь в перфекционистов или «трудоголиков». Подобную же напряжённость можно видеть и личностном поведении, когда люди изводят себя по поводу того, что они должны или не должны делать в различных социальных ситуациях. Некоторые мои собеседники говорили, что они просто «цепенеют», когда сталкиваются с ситуациями, в которых люди, их знакомые или подопечные, испытывают физическую, эмоциональную или душевную боль. Они не знают, что делать, и их охватывает чувство, которое одна женщина описала как «тотальная безысходность».
Безнадёжность, беспомощность, отчаяние и другие мучительные чувства также тесно связаны с телесными болезнями. Например, депрессия — это психическое нарушение, весьма отличающееся от чувства печали или подавленности. Как следует из моих бесед с экспертами в областях нейробиологии и психологии, болезненные приступы самокритики усиливают вероятность соматических расстройств, которые в свою очередь способствуют проявлению сопутствующих им деструктивных мыслей и чувств. Нездоровое пристрастие — к алкоголю, наркотикам, еде, азартным играм или иным пагубным видам поведения — это другое расстройство, которое, по мнению большинства врачей и психологов, с которыми я говорил, тоже коренится в человеческой биологии. Алкоголь или наркотики, например, обычно дают людям, неуверенным в себе или в своей способности общаться с другими, искусственное чувство стабильности и самоуверенности.
Буря ментальных, эмоциональных и физических реакций разражается и тогда, когда происходит столкновение с другими видами естественного страдания: различными болезнями, несчастными случаями, старостью и, наконец, смертью.
Из пяти блокираторов природы будды, вероятно, легче всего определить самоосуждение. Мысли и чувства никчёмности, вины, стыда и т. п. «живут» у поверхности осознанности. Нам несколько труднее заметить своё критическое отношение к другим, которое составляет суть второго блокиратора. Второе препятствие, которое часто переводят как «презрение к более низким существам», представляет собой противоположную крайность явления, которое мы могли бы назвать измерением оценки, — это критический взгляд на других. Узкое толкование этой точки зрения сводится к описанию её как тенденции воспринимать всех остальных как существ менее значимых, менее осведомленных или менее достойных, чем мы сами. Если же взглянуть более широко, то можно сказать, что это склонность винить во всех своих бедах других. Кто-то другой всегда стоит у нас на пути, и этот кто-то другой просто нечестный, плохой, упрямый, глупый или интриган. В то время как самоосуждение представляет собой в некотором смысле неспособность сопереживать самим себе, другая крайность отражает неспособность видеть что-то хорошее в других или прислушиваться к тому, что они говорят.
