Машина мышления. Заставь себя думать - Курпатов Андрей Владимирович
Наконец, Сократу совсем не стоило дергать кота за усы, требуя себе бесплатные обеды. Это по всем меркам было уже слишком. Причём ему настойчиво предлагался штраф, к тому же с возможностью постепенной его оплаты.
Но Сократ был непреклонен: бежать — значит признать вину, защищаться в суде — значит признать вину, просить о снисхождении — значит признать вину. А он был невиновен, потому что всё, в чём его обвиняли, служило людям и являлось благом.
Ученики и друзья Сократа были в отчаянии, их сердца разрывались от горя. Они приготовили план побега из тюрьмы и неделями уговаривали Сократа воспользоваться этим шансом. Но, разумеется, он отказался.
Сократ провёл в заточении месяц, ничуть не раскаявшись в своём решении. И когда афинский корабль, ходивший на остров Делос с дарами Аполлону, вернулся обратно, из-за чего смертные казни были временно отменены, спокойно и с достоинством принял цикуту, навсегда покинув этот мир. Думаю, что всё это звучит как-то странно. Ну правда, зачем человеку сознательно идти на смерть? Что за непреклонность и упрямство?!
Да и как вообще можно было довести этот суд, основанный на очевидном навете, до таких крайних последствий? Почему вообще Сократ так отстаивает своего «даймона» и так ему верит?
Притом что мы знаем: этот «даймон» наделе — даже не «голос» в его голове, а нечто «похожее на голос».
То есть это не какая-то болезненная слуховая галлюцинация. Да и вряд ли бы психическое расстройство предлагало Сократу правильные решения на протяжении всей его жизни до этого самого, рокового момента…
А смогли бы вы отказаться от решений такого голоса или предать его? Или просто допустить, что он лишь наваждение и глупость?
Сократ жил в мире, который нам своим нынешним — христианско-секулярным — умом не понять.
Это был мир, в котором богам приносились жертвы, где их присутствие ощущалось людьми физически — в дуновении ветра, в раскатах грома, в морских волнах. Афиняне жили среди своих богов.
Как в таком случае ещё было Сократу трактовать этот звучащий в нём голос его мысли?
Да, он назвал работу машины своего мышления «даймоном» — мудрым и божественным, каким, надо сказать, и стал для всей нашей будущей цивилизации гений Сократа.
Не удивляет меня и то, что голос его мышления замолчал перед судом.
К этому моменту уже все решения были приняты: каждое слово, каждый жест, каждый поступок, совершённый Сократом с момента его выхода на сцену афинского суда и до последнего глотка цикуты, был выверенным шагом в Вечность.
Сократ никогда не создавал текстов, он лишь общался с другими людьми. И мы знаем о нём именно от этих людей, для которых он стал героем, иконой и великой жертвой, и во многом именно благодаря своему поведению на суде и после него.
Умри Сократ тихой смертью обычного античного мыслителя, может быть, мы бы никогда и не узнали о его существовании, о той философии, которую он создал, о том философском методе, который он изобрёл.
Шок, ужас и трепет учеников, последователей, да и просто неравнодушных людей — всё это стало результатом работы величайшей машины мышления, заключённой в черепной коробке Сократа.
Это был последний, но мощнейший аккорд, благодаря которому его машина мышления сохранила себя в веках — в книгах, диалогах, сказаниях, в нашем с вами сегодняшнем разговоре.
Так молчал ли «даймон» Сократа в то судное утро, когда только отстроенный Фидием Парфенон сиял множеством ярких цветов на вершине Акрополя?
Нет, он не молчал. Он просто всё уже сказал…
Образ сократовского «даймона» хорош тем, что он схватывает главную особенность этих интеллектуальных трансов: человек, находящийся в подобном состоянии, как будто бы не принадлежит себе.
Он ощущает, что мысли завладевают им как бы извне, словно бы по воле какой-то могущественной силы — схватывают и держат его.
Как будто бы это не он думает, а что-то само собой думается в нём. Словно какая-то машина колотит деталями — там, внутри его черепной коробки.
Именно этой «машине» — машине нашего мышления — и посвящена книга, которую вы держите в руках. Мне очевидно, что эта машина есть у каждого из нас. Но умеем ли мы ею управлять?..
Обнаружить эту машину мышления в себе, понять, как она может разгоняться до скоростей, способных парализовать Сократа и Эйнштейна, и научиться управлять ею — вот наша задача.
Быть может, я нахожусь в плену искажённой реальности — всё-таки мышление о мышлении составляет важнейшую часть моей жизни, — но, думая о судьбе Сократа, я полностью уверен в том, что машина мышления — это лучшее, что есть в нас.
И уж точно — самое прекрасное, что в нас есть.
Глава первая
Нейрофизиология даймона
Наука строится из фактов,
как дом строится из кирпичей;
но сумма фактов не есть наука,
так же как груда кирпичей не есть ещё дом. Анри Пуанкаре
В научной литературе известная всем нам «задумчивость» без конкретного, осознаваемого повода получила название «состояние блуждания».
«Блуждание» свойственно всем. Однако у мудрецов, оно, судя по всему, может быть доведено до какого-то чрезвычайного, крайнего предела.
Благодаря знаменитому исследованию психологов Мэтью Киллингсворта и Даниэля Гилберта мы знаем, что в среднем человек проводит в «блуждании», в этой специфической «задумчивости ни о чём», почти половину своей жизни1.
Грубо говоря, мы постоянно как бы вываливаемся из реальности и «думаем о чём-то своём».
Причём происходит это спонтанно, непреднамеренно. Просто наш мозг решает, что ему надо о чём-то подумать — осмыслить, так сказать, полученную информацию или какой-то важный вопрос, — и мы погружаемся в своего рода прострацию.
Нам ведь только кажется, что мы постоянно чем-то сознательно заняты. Это иллюзия. На самом деле многие вещи мы делаем на автомате, автопилоте и просто по привычке, что не требует от нашего мозга большой сознательной вовлечённости и концентрации внимания.
Когда же ему не надо сосредотачиваться на внешних раздражителях и задачах, он позволяет себе подумать о наших внутренних проблемах.
Для этих целей он и включает «дефолт-систему мозга», описанную в 2001 году профессором Маркусом Рейчелом из Вашингтонского университета в Сент-Луисе2.
Дефолт-система мозга включает в себя медиальную префронтальную кору, заднюю поясную кору, предклинье, угловую извилину теменной доли (рис. 1).
Рис. 1. Основные зоны коры головного мозга, входящие в его дефолт-систему.
Эта базовая нейронная сеть, как мы теперь знаем, эволюционно призвана, кроме прочего, отвечать за наши социальные связи. В книге «Чертоги разума» я как раз и рассказывал о том, как мы смогли приспособить этот, изначально «социальный», функционал нашей дефолт-системы к решению разнообразных жизненных и даже глубоко абстрактных, научных задач.
Здесь же мы поговорим о том, как такое возможно, что дефолт-система, которая работает фактически на подсознательном уровне, способна производить мысли, поражающие своей здравостью, красотой и рациональностью.
С другой стороны, понять бессознательную (подсознательную, неосознанную) деятельность нашего мозга, не учитывая то, что происходит на сознательном уровне, было бы достаточно странно. Оба этих процесса тесно взаимосвязаны, и теперь мы даже знаем, как именно.
Всего существует три базовых нейронных сети, и дефолт-система мозга (или, как её ещё называют, система пассивной работы мозга) лишь одна из них, хотя и самая масштабная.
Две другие базовые нейронные сети, о которых мы ещё будем говорить в этой книге, — это «сеть выявления значимости» и «центральная исполнительная сеть»[1].
