Стюарт Соватски - Эрос, сознание и Кундалини
Так, в тантрическом эротическом лексиконе оргазм становится прилагательным или общим качеством, характеризующим различные виды прорывов, достигающих кульминации, а не специфическим и слишком буквальным физиологическим событием. С помощью парных медитативных практик, застенчивость, смущение, потребность, и даже само страстное желание усиливаются, превращаясь в свои конкретные сублимационные осуществления.
Кроме того, поскольку наши текуче живые эмоции, по контрасту с нашими теоретическими определениями статично конкретных эмоций постоянно переключаются и меняются, взаимодействуя друг с другом, тантра придерживается алхимии эмоциональных превращений. В согласии с гарвардским психологом Джеромом Кейганом, назвавшим эмоции «неустойчивыми идеями», или с тем, что джазист Чарли Паркер называл «нотами внутри нот», тантра утверждает, что наши чувства друг к другу взаимодействуют так быстро, что мы переходим от медлительной коммуникативной среды языка к живой близости постоянно меняющихся настроений и бессловесных связей.
Как замечает Карен, непосредственно за границами нашего постоянно отвлекающегося внимания живет зачастую упускаемый из вида мир эмоциональных решений:
Мы учились делать паузу, снижать темп, и просто смотреть в глаза друг другу во время спора. Мой гнев начинал таять, когда я видела его непосредственное действие на Тони, и за его за его оборонительной позицией я могла видеть, что он уже начинает настраиваться на примирение. За моим гневом, который, как я сказала, уже таял, он мог видеть, что я в нем нуждаюсь. И, глядя на его лицо, я могла видеть, что Тони видел, как мой гнев тает, и это заставляло меня чувствовать, что со мной действительно считаются. Мы были способны за несколько минут исчерпать основания моего расстройства. Такое постепенно развиваемое медитативное внимание к этим живым эмоциональным тонкостям позволяло нам избегать типичного нарастания ссоры.
Сходным образом, посредством своих многочисленных ритуалов и медитаций, тантра постепенно приводит нас к интимностям примирения, уважения, и даже почтения друг к другу, не просто за то, что мы, возможно, сделали, а за эротическую тайну каждого из нас. Вместо, в первую очередь, сенсуалистической сексуальности, нам открывается эротический акт, основанный на глубине чувств. Мы заглядываем в еще одну область эротической вселенной, скрытую в энергиях и молекулах самой сексуальности.
Глава 1
Из бара Гарри к тайнам тантрической сублимации
Люди, обретающие доступ к глубинным корням своей свободы, могут полностью изменяться
Питер Кёстенбаум, Экзистенциальная сексуальность
Бар Гарри - сказал мой сорокалетний друг Кларк - это лучший бар для знакомств в Сан Франциско: негромкий джаз, бармены, похожие на розовощеких бывших игроков в регби, темная мебель, зеленые стены, и слегка потускневшие зеркала, отражающие образы энергичных людей, которые прекрасно проводят время.
Сидя за столиком в углу, мы смотрели в зал и думали: Действительно ли им так весело? Более внимательный взгляд открывал ее столь однозначный образ. Под готовой улыбкой скрывалось личное одиночество; под цветущей энергичностью - усталость от поисков; в дружеской атмосфере - боязнь инфекции. В то же время, на еще более глубоком уровне таилась явная надежда на что-то, что могло бы действительно получиться; вера во встречу с особым кем-то, где-то - (быть может, сегодня вечером); желание давать и создавать с этим кем-то - страсть, любовь, полноту, жизнь вместе, или, по крайней мере, ночь.
Глядя вокруг, мы вспоминали безрассудную сексуальность шестидесятых, дух Вудстока, и поиск более глубоких ценностей, который вдохновлял те времена. Целью было иметь больше сексуально вознаграждающих отношений, чем, по нашему мнению, имели наши родители. Освободившись от их репрессивных убеждений, мы полагали, что стоим на пороге нового века мира и просвещения; и основой этой утопии был секс. Нашим боевым кличем было «Занимайся любовью, а не войной!».
Эта «новая сексуальная свобода», зачатая в идеях Фрейда, родившаяся в шестидесятые годы, и борющаяся за выживания в девяностые, здесь, в баре Гарри, казалась нуждающейся в более прочном духовном руководстве. Но руководстве откуда? Кларк спрашивал, дало ли мне какие-либо ключи мое изучение восточной философии. Следует ли мне рассказать ему о тантре? Будет ли он действительно заинтересован? Кларк воспитывался на сексуальных ценностях шестидесятых, и я никогда раньше не слышал, чтобы он собирался от них отказываться.
В своих путешествиях Кларк слышал рассказы об экзотических сексуальных позициях тантрической йоги, вымышленные сообщения о мощных сексуальных стимуляторах и оргазмах, длящихся часами. Но это внешние аспекты тантрической сексуальности. Когда я рассказывая ему о скрытой стороне тантрической сублимации, его задумчивый взгляд заставлял меня задавать себе вопрос - возможно, даже здесь, у Гарри, есть много других людей, которые захотели бы узнать об этих таинственных фактах жизни.
Возможно, недавний интерес к «новому целибату» Гэбриел Браун, призыв Джермины Грир к возврату уважения к девственности, и догадки Джорджа Леонарда относительно конца несерьезного секса и начала «высокой моногамии», отражают движение маятника в противоположную сторону от вседозволенности. А на более возвышенном уровне, есть убедительное разоблачение Мишелем Фуко полнейшей претенциозности движения за сексуальное освобождение, его критика scientia sexualis (нашей биомедицинской науки о сексуальном желании), и его призыв к более эстетическому и духовному ars erotica (искусству телесного наслаждения). Фуко ошеломляет своих читателей, говоря, что «сексуальное желание стало более важным, чем наша душа» (Введение, стр. 156).
Если мы повернем эту карусель на столетие назад, то обнаружим, что именно «истеричные женщины» заставляли Фрейда рекламировать ныне знаменитое сексуальное решение проблемы: «Нам достаточно хорошо известно единственное лекарство от этого недуга» -- пишет Фрейд (Freud, 1977), цитируя знаменитого венского гинеколога Кробака - «R. penis normalis dosim repetatur» (стр. 938) (один нормальный пенис неоднократно). [Не следует забывать, что Фрейд был, прежде всего, практикующим психиатром, искавшим причины и методы лечения неврозов, обусловленных конфликтом унаследованной из прошлого иудео-христианской морали с новым рациональным мировоззрением. В той ситуации предписывавшееся им лечение было вполне адекватным. Более того, в своей работе «Проект» Фрейд высказывал догадку о биологических корнях сексуальных неврозов (и психозов); именно с этими еще до конца не понятыми биологическими факторами в наши дни нередко приходится иметь дело не только сексологам, но и клиническим психиатрам (пер.).]
В достаточных дозах. Весьма вероятно, что при небольшом тантрическом просвещении, люди, собирающиеся в баре Гарри, могли бы открыть это тантрическое измерение глубокой связи друг с другом - связи, отводящей энергетический разряд, но обеспечивающей «несексуальное» удовлетворение потребности в близости, которой, в ином случае, можно было ожидать или надеяться достичь в постели. Как комментирует Гэри:
До того, как я это попробовал, я бы никогда в это не поверил. Когда я держал Бет, мы начинали дышать вместе, и мое сосредоточение становилось поглощенным нашим синхронным дыханием. Мы были как один живой организм, и когда мы разделялись, это чувство становилось более глубоким.
Рассматривая эротический целибат, мы походим к чему-то, что ново для большей части нашей культуры. Некоторые люди, возможно, сочтут его «чудачеством», хотя его практиковали на протяжении тысячелетий; другие могут считать его эмоционально бесплодным, хотя соответствующая литература полна страстными описаниями блаженства. Для любого личного контакта с реалиями брахмачарьи необходима непредвзятая открытость.
От предвзятых суждений трудно отказываться, и, в общем смысле, секс, как правило, будет представляться более привлекательным, чем тантрическая сублимация - не потому, что первый предпочтительнее последней, а потому, что секс имеет дело с эмоциональными градиентами желания. Если рискнуть сравнивать, то можно было бы сказать, что сублимация в большей степени имеет дело с эмоциональными градиентами глубины.
Для некоторых людей, эпизоды этой книги, описывающие эротику сублимации, будут бледнеть по сравнению с желанностью обычного секса, но с точки зрения глубины они будут брать свое. Это не значит, что секс не может быть глубоким, или что в брахмачарье недостает страстных желаний. Страсть сублимации нередко может оказываться не менее горячей и вдохновляющей, чем страсть, вдохновляющая секс. Тим описывает, как сублимация оживляет йогу:
