Бхагван Шри (ОШО) - Без малейших усилий. Беседы о суфийских историях
Но мастер должен смотреть внутрь вас — есть ли там хоть какая-то возможность. Когда я принимаю кого-либо, я должен видеть, есть ли возможность в этой жизни, потому что я не собираюсь сюда еще раз возвращаться, и лучше не начинать работу с вами, если у вас нет потенциала достижения в этой жизни.
Все может кончиться ничем, вы можете упустить свой шанс, но я должен быть уверен в том, что потенциал есть, возможность существует, потому что, если я начну с вами работать в определенном ключе, а потом меня не будет рядом, вам трудно будет найти мастера, который сможет продолжить эту работу. От меня вы получите определенную структуру, и это создаст сложности. Поэтому лучше не начинать, чтобы кто-нибудь другой смог начать работать с вами. Когда я уверен, что этот человек может достичь реализации в этой жизни, именно в этой жизни, только тогда я даю посвящение. Человек может не осознавать своих возможностей. Он может совершенно ничего не знать о своих достижениях в прошлых жизнях.
У вас богатое прошлое, вы не в первый раз здесь. Вы исходили одно и то же пространство тысячу раз. Наша Земля молода по сравнению с вами, вы были до нее и на других планетах. Вы находитесь здесь уже целую вечность. У вас было миллион жизней. Вы не чистая доска, на вас много чего написано. В вас много незавершенных начинаний. Мне надо взглянуть: возможно ли что-то в этой жизни? Если нет, то лучше проявить сострадание и не начинать работать с вами, чтоб для вас оставались открытыми другие пути. А иначе я только создам трудности для вас.
Так что, когда мастер отвергает кого-либо, он делает это из сострадания. Если он принимает, им также движет сострадание. По-другому и быть не может, потому что мастер и ест ь не что иное, как сострадание.
Я хорошо знаю, что не задержусь здесь надолго. На самом деле, мой корабль уже давно готов к отплытию, он ждет у причала почти два десятилетия. Я могу отправиться в путь в любой момент. Но, так или иначе, я пока здесь. Еще немного я здесь побуду, еще немного смогу вам помочь.
Конечно же, я не могу принимать людей по собственной прихоти. Даже когда вам кажется, что я кого-то принимаю по собственной прихоти, вовсе не прихоть движет мной. Вы это можете не сознавать — потому что вы не знаете, кто вы такие, что вы собой представляете, на что вы способны. Когда я отказываю кому-то, я отказываю по той причине, что в этой жизни для него закрыта возможность, он не станет рисковать. Он не готов. Он спрашивает о том, что не сможет принять.
Духовное, оккультное, совсем не похоже на такие вещи, которые можно передать независимо от того, готов человек или нет. Вы можете унаследовать богатство от своего отца, но вы не можете унаследовать духовность от своего мастера. Духовность — не наследство. Она не может быть просто передана. Вы должны быть абсолютно готовы принять ее, иначе в момент передачи она не попадет к вам в руки. Вы ее оброните.
Суфии говорят, что мастер начинает работать только тогда, когда чувствует потенциал ученика, когда человек всесторонне подготовлен — еще только несколько ударов кисти там и тут, и картина будет готова. В противном случае он не будет тратить свое и ваше время. Мастер здесь не для того, чтобы учить вас чему-то обыденному. Для этого есть множество учителей, вы можете отправиться к ним. Мастер нужен для того, чтобы передать вам нечто высшее, нечто экстраординарное, нечто незримое. И вы должны быть очень чисты, очень тщательно подготовлены, потому что только тогда музыка неведомого сможет достигнуть ваших ушей. Мастер не сможет научить вас, если вы думаете, что уже все знаете.
Много знающих людей приходят ко мне: пандиты, ученые… Есть один старик, он ходит ко мне целых десять лет. Раз в несколько месяцев он приходит ко мне и рассказывает о своих знаниях, о Ведах, об Упанишадах, о йоге, о своих занятиях, о своем опыте. Но если он настолько сведущ, зачем ему приходить ко мне? А он ходит и ходит — очень настойчиво. Все, о чем он говорит, это только притязания, игра воображения. Он думает, что достиг реализации. А я вижу, что он ничего не достиг, он просто изучил множество писаний. Он постоянно вращается в так называемых духовных кругах и насобирал множество слухов о кундалини, о чакрах, о свете и обо всем таком, но всякий раз, когда он ко мне приходит, ему хочется что-то услышать от меня, ему нужна моя помощь. Но он сам закрывает дорогу. Если ему нужна моя помощь, ему надо перестать притворяться, что он что-то знает. Ему надо избавиться от всей этой чепухи, которую он называет знанием. А он продолжает утверждать, что все эти вещи знакомы ему не из писаний, а из опыта.
Я говорю ему: «Прекрасно, что у вас такой богатый опыт, — а я как раз помогаю достичь всего этого. Но вы уже достигли, так что вам совсем ни к чему… Зачем вам приходить ко мне?» При этих словах я вижу, что лицо его становится печальным. Он совсем ничего не знает. Но он не может отказаться от своих притязаний, не может сказать: «Я не знаю». Такая простая вещь оказывается для него невозможной. Но пока он не осознает этого, всякая возможность будет для него закрыта.
Если вы думаете, что знаете, не зная, двери закрыты. Вы должны почувствовать свое невежество, глубоко его прочувствовать, вы должны ощутить в самых глубинах своего существа, что вы не знаете. Как только вы узнае$те о своем невежестве, двери открываются. Вы становитесь проницаемы для мастера, он может начинать работать с вами.
Суфии очень разборчивы. Мастер должен быть таким, это необходимо, иначе чуждые мастеру люди обступят его со всех сторон. Мне приходится избавляться от чуждых мне людей, по возможности деликатно. Поначалу мне досаждали джайны. Разумеется, поскольку я рожден среди джайнов, они первые заявились ко мне. Но они приходили ко мне не из-за меня, а по другой, не имеющей отношения к делу причине — они считали меня джайном. А я не джайн. Я не христианин, не индус, не мусульманин… точнее, я все это вместе взятое. У меня нет определенной религиозной принадлежности.
Они тысячами преследовали меня по всей стране. Они не были искателями. Их вообще не интересовала трансформация. Они искали встречи со мной для того, чтобы укрепиться в своей вере — вере в то, что джайнизм прав, что все, сказанное Махавирой, истина. Их интересовал не я, их интересовал Махавира. Им уже было известно, что Махавира прав, просто они хотели получить подтверждение еще и от меня.
Мне необходимо было избавиться от них. Но как от них избавишься? Я начал говорить о сексе. И они тут же пропали — потому что брахмачарья, целибат, абсолютное безбрачие, остается для них основополагающим принципом, и когда я заговорил о сексе, когда я сказал, что благодаря сексу можно достичь состояния сверхсознания, что самадхи можно достичь благодаря сексу, они тут же растворились. Больше ничего не понадобилось. Остались только те, кто действительно искал. Из тысячи остался один. Эти толпы никогда больше меня не беспокоили.
Затем меня стала одолевать другая группа людей — последователи Ганди. Они находились в поисках махатмы. Когда Ганди умер, они остались без гуру. Я поступил очень просто. У меня была привычка носить хади. Я любил эту одежду, она такая прохладная и сделана вручную — она очень красива. Но мне пришлось от нее отказаться, потому что здесь была взаимосвязь: я носил хади, и последователи Ганди думали, что я тоже последователь Ганди. Пришлось мне потерпеть. Теперь я ношу хлопок терри. Это не очень приятно — но у меня не было выбора, они не оставили мне выбора. Как только я перестал носить хади, множество последователей Ганди навсегда перестали меня беспокоить. Вдобавок я стал критиковать Ганди — с тех пор я не наблюдаю их лиц. Они не были искателями. Только один из тысячи остался со мной.
Для искателя — настоящего искателя, того, кто действительно ищет, кого не волнует, за Ганди я или против него, за Махавиру или против него, кто приходит непосредственно ко мне, кто не осуждает меня ни за что, кто доверяет мне — для такого человека то, что я говорю, не имеет большого значения.
Мастер должен быть очень и очень разборчивым, иначе он не сможет работать. Можно разговаривать с толпами, но их нельзя трансформировать. Они живут низменной жизнью. Только человек, который полностью покончил с этим миром, полностью разочаровался в нем, потерял всякую надежду, смог почувствовать, что все это не более чем сон — в лучшем случае прекрасный сон, в худшем случае кошмар — кто действительно отчаялся и задумался о самоубийстве, только такой человек готов прийти к мастеру… Потому что человек, который задумался о самоубийстве, который подошел к краю жизни, убедившись, что в ней нет никакого смысла, готов к трансформации. Он готов умереть на глазах мастера. И тогда мастер готов воскресить его.
Когда вы рядом с мастером, вы не просто слушаете его слова, вы слушаете его самого, его существо, симфонию его бытия, тончайшую музыку его бытия. Вы стараетесь услышать это, а не то, что он говорит, потому что его бытие не может быть высказано словами. Даже в молчании лишь какая-то часть его существа может найти выражение. Слова вообще ничего не передают, молчание говорит лишь о части его существа. А вам надо слушать все его существо. Всякое его действие: когда он говорит, молчит, ходит, сидит без дела — вам надо наблюдать, быть бдительными, стараться услышать тончайшую музыку, исходящую от него, ее тончайшие вибрации. Она все время звучит.
