Алексей Алнашев - О боли

И через полгода приходит Баба-яга сама к ним.

Смотрит: крепкий бревенчатый частокол стоит, да ворота булатные. А со двора голоса живности разной в перекличку слышатся. Заглядывает баба-яга во двор, а там – дом стоит крепкий: на цельный век хватит. Цельно из древа, блестит, переливается, манит и грозит мощью своей, крепостью. Во дворе – пруд, а на нем разна полна птица невиданная. И рыба-то плещется, да всяка разна, что сама в садок, да на славный пир просится: мол, изведай меня, наберись силушки водной да мудрости славной, знаний тайных. На берегу всякой живности пасется – еле глазом охватить. У пруда вдали банька стоит, из трубы дым валит – себя нахваливает да к себе приглашает. Входит Баба-Яга в баньку, а там пар так банным духом крепит, да приговаривает: «Парю-парю удалу, душу выпарю, да дух закалю, крепостью одарю да гибкостью с текучестью награжу».

Бабка сама в баньке и выпарилась, в пруду серебряном искупалась, омолодилась. И входит в дом. А там – кругом блестит. Полы самоткаными половиками устелены. Окна занавесками вышитыми увешены. Стол накрыт скатертью, разноцветными нитками вышитой, плетеной бахромой украшеной, да знатным угощеньицем уставленной. На столе приготовлено не вразрез рисунку на скатерти. У стен – навесны шкафы с разной посудой, да сундуки с одеждой разной вышитой, украшенной, на разный пир иль дело. Скамейки стоят дубовые – что дюжину народ усесть хватит. На переднем краю – печь с лежанкой, да изразцом украшенная, жаром пышет да душу греет, а огонь в очаге горит, словно дух ледяную глыбу плавит да железо калит. А труба завывает – врагам грозит. Глядит бабка в окно, а там – молодец с молодкой в поле землю ублажают, да дар божий собирают. Молодка юбчонку за поясок подбивает, да колен не сгибая, да Создателям поклон отдавая, зелень собирает. Молодца глаза ласкает, душу к себе разворачивает да дух его в жар бросает.

Тут Баба-яга в окно их и кличет, встречать ее велит. Молодые с хлебом солью ее встречают, за стол гостинца отведать сажают, да спать на перину из лебяжьего пуха укладывают, на подушку, свежим сеном набитую да смятую. На ложе из дуба крепко сложеного, да украшеного, что и спать на этом ложе одной – не лежится. Сердце вот-вот выскочит, усталость вон сгонит. А душа растекается, да дух царит, возвышается, хочет на гору влезть да к Создателям руки возвесть, отблагодарить за жизнь.

Тут баба-яга не выдерживает да говорит: «Нечего мне вам дать боле, вы сами что необходимо имеете. Вот только один остается к каждому из вас вопрос: какова ваша задача воплощенья этого да предназначение?»

И отвечая на этот вопрос, молодые видят, для чего их семья строится, да для чего они друг другу необходимы.

А Баба-яга, увидев это, отправляет их на последнее испытание: в лес, на солнечную поляну, в Мир Живых за божьим благословением – за гостьюшкой-дитем.

Проходят они и это испытание. Тогда награждает их Баба-яга разными дарами, благословляет на знатный пир, на сладку жизнь, да деток желает им, что в дюжине возов не увезти, и от них не отказываться.

Так они и возвращаются домой, и молодка уже у молодца остается. Да закатывают они пир на весь мир, что в соседних деревнях гремит, да за тридевять земель откликается. Да живут они долго да в достатке. Боженька к ним частит, да похаживает, да след свой оставляет, млад-малым.

Тут и сказке конец – кто слушал молодец, на свой ус мотал да смаковал, себя проверял, да в разум брал. Развивал свое «могу» не на словах, а на деле. Жизнь свою строил да никому ее не отдавал, а спутников созывал. Ценил себя и жизнь свою, да время. Семью строил по разуму, а не по блажи или выгоде. Парень становился молодцем, а молодка молодела, да своим светом молодца озаряла.

Вот так, молодые, что я мог – вам показал, как мог – направил, а остальное вам решать. Как родителям своим сказать, себя проверить да показать. Как жизнь да свою будущую семью познать, осознать, что к чему, да для чего.

Только один у меня есть для вас совет: себя не жалеть, но и не стегать, а обрести себя да жизнь свою увидеть. Не надеяться, а делать. Не вилять, а идти прямо к своей жизни. Вот и все.

– Как мне уйти от гнета мамы? Мама мне не дает гулять после девяти часов, боится, что я принесу ей «подарок» в подоле. Помогите мне, пожалуйста. Мне уже 13 лет.

– Интересный вопрос. Вот только почему-то эта ситуация напоминает мне об одной курочке из сказки, которая всю дорогу кричала: «Я взрослая, я взрослая, петушка хочу, петушка хочу, отстаньте от меня, отстаньте!» И что потом стало, смотри сама…

Ранней весной на одном знатном дворе одна Курочка-Матушка высиживала восемь яиц. Суетилась над ними. Есть не ела, пить не пила, ни на одну минуту яйца не оставляла. Своим теплом их обогревала, да приговаривала: «Вылупляйтесь, сорванцы, вылупляйтесь, мои красавицы. Дам вам горошка, червячка да мошку».

И рождается у нее семь сорванцов-удальцов и одна краса – злата коса, да горда. Сама еще у горшка два вершка, а глазками стреляет, свой нос задирает, хвостик приподымает, петухов к себе манит, а петушков отгоняет.

Курочка-Матушка деткам своим показывает как корм добывать, сладкого червячка раскопать, сочное зернышко сорвать, да мошку поймать. А сорванцы-удальцы повторяют, эдакому ремеслу обучаются да сил набираются. А кума-краса заливается, над петушками смеется, их дразнит да наказывает, чтоб они единственной сестре дань отдавали. Мол, негоже ей, единственной, неповторимой, в земле ковыряться.

Отныне братцы дань сестре отдают да приговаривают: «Она у нас одна краса, злата-коса, два вершка».

А она важна: днем на солнышке лежит, пушок свой чешет, нрав показывает. Петухов дразнит, да приговаривает: «Петушок, петушок, обрати на меня свой глазок, посмотри каков у меня пушок».

А петухи вокруг ходят, глаза от нее отводят, про себя плюются. Мать ее костерят: мол, негоже ей, такой молодке, петухам глазки строить, под свой пушок манить, да под хвосты петухам заглядывать.

Мать кричит, ругается, а молодка перед ней красуется: «Я взрослая! Я сама могу за себя постоять! Я единственная такая – неповторимая. Я краса, злата коса».

А Матушка-курица уж не знает что и поделать. За голову хватается, с соседками ругается. Ее петухи к себе не подпускают, ждут молодку-позолотку, когда та подрастет, да их позовет. А мать кричит: «Она мала еще, а я пригодна».

Так время идет. Молодка красуется, а мать ругается.

Тут залетный петушок, золотой гребешок, прилетает, да сладко песню запевает. Молодка как видит его, так расплывается. Его нахваливает, да себя показывает.

Тогда петушок, золотой гребешок, на нее налетает, крепкими своими лапками за крылышки ее хватает, да в кустики густы затаскивает.

А молодка в крепких лапах петушка кричит: «Я проста краса, негулящая. Отстань от меня, негодник!» Да дразнит его до лихорадки, что он и притоптал ее.

А на средь другого дня приносит она ему два яица. Да каковы малы! Что петуху срамно, а матери грешно!

С тех пор петухи ее обходят, а соседни и вовсе не заглядывают… Так она одна и прожила, что в суп угодила. Да и суп из нее получился ненаваристый.

Тут и сказке конец, молодкам гонец. Чтоб они не хорохорились, пока женилка – не женилка, да молодость не созрела, а хвост не вырос. А матерям наказ: сколько бы не биться, ничего не добиться. Да от чего мы их оберегаем в то сами и толкаем.

Каждый сам себе наказ и указ. А коль попал, дак знай: там может быть жизнь или погибель, выбирать тебе.

Вот и можешь сама посмотреть по сказке, что ты меня просишь? Что своими действиями себе готовишь? По какой дороге идти хочешь? И что твои родители боятся? От чего они тебя оберегают? А выбор твой: на своем стоять и у разбитого корыта оставаться, или родителей послушать, на свои ноги встать, да веселиться.

– Мама меня не понимает, не слышит, только одно твердит: вот это тебе подойдет, вот это тебе будет лучше, вот это так делай, вот так сиди, не сутулься, больше ешь… У меня уже нет сил от этой ее опеки. Мне хочется умереть, нет жизни…

– Я не знаю, как тебе помочь, что тебе ответить по этой ситуации. Но знаю, что одна сказка может помочь тебе самой найти выход. Это сказка о девочке, которая справилась с подобной проблемой.

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь да царица. У них долго не было детей, и они уже отчаялись ждать, что боженька над ними смилуется и одарит их дитем.

Но как только они поразмыслили о своей старости, да о своем царстве: кому они станут свое царство передавать, так боженька над ними и смилостивился, да послал к ним целительницу. Она царю и царице помогла избавиться от их недуга, и царь с царицею приняли у себя дитя.

Растет дитя. Уже ходит. Царица, как курица-наседка, возле него крутиться, приговаривает: «Не дай бог упадет, да шишку себе набьет, еще покалечится». Она оберегает дитя днем, а ночью – караулит царь. Свой долг отдают, усталости не зная. Шумных слуг разгоняют, сон дитя оберегают.