Бхагаван Раджниш - Новая алмазная сутра
Было поздно, когда мы четырнадцать часов спустя прибыли в коммуну в Покре. Очень темно - там не было электричества! Мы вошли в столовую, неся с собой бутылку водки, и попросили, чтобы ее положили в холодильник. Может быть, сюда никогда раньше не приносили алкоголя.
Я посмотрела вокруг и увидела, что двадцать или что-то около того санньясинов, которые жили здесь, были либо индийцы, либо непальцы, и большинство были мужчины.
Столовая была шестьдесят футов длиной, с голыми цементными стенами и полом. Там было пусто, за исключением посуды на одном конце, а далеко-далеко на другом конце был стол и стул, где сидел Свами Йога Чинмайя. Он был лидером коммуны и "гуру" для постоянных жителей, которые дали ясно понять, что никто не может входить в столовую через вход "Свамиджи". Нам сказали, что из уважения никто не произносит его имени, а его называют Свамиджи. Но для нас он был Чинмайя, так, как он был всегда, и у него не было на это возражений. На самом деле у него не было возражений на все, что мы делали.
С ним обращались как с гуру, и он просто сказал "да", а когда мы приехали и обращались с ним как с любым другим, он сказал "да" этому тоже. У Чинмайя определенно было присутствие; он всегда двигался очень медленно, и очень редко у него на лице появлялись эмоции. Он представлял святого человека, может быть тысячелетней давности.
Он был учеником Ошо со времен дней раннего Бомбея, когда он работал его секретарем. Я заметила его десять лет назад в Пуне, когда он и его подруга побрили головы и заявили, что они соблюдают целибат.
Санньясины Ошо были из всех стран мира; здесь не было наций. И каждая религия в мире отбрасывалась у его ног; здесь не было ни индуистов, ни христиан, ни мусульман, ни иудеев. Все возможные типы индивидуумов были здесь, все, смешанные в космической кастрюле для готовки, от панкующих тинейджеров до старых саду; от молодых революционеров до древней аристократии; от простого человека до международной элиты, от бизнесмена до художника... Здесь встречался каждый цвет радуги и исчезал в призме белого цвета.
Когда я смотрела на обедающих, сидящих на полу лицом друг к другу в двадцати футах друг от друга, на коммунальные души и ванные комнаты на открытом воздухе и без горячей воды, и комнаты, в которых мы должны были спать, такие маленькие - голые кирпичи и матрасы на полу, я видела, что это совсем другая карета, чем та, к которой я привыкла, и она потребует всю медитацию, которую я могу собрать.
На следующее утро, когда я обнаружила дорогу в туалет, проходящую через небольшой участок травы, я повернулась и увидела Гималаи. С того места, где я стояла, три четверти горизонта занимали горные пики. Они на самом деле были не на горизонте, они были ни на земле, ни на небе, а между. Покрытые снегом пики были подвешены к небу, и они казались так близко, что я чувствовала, что могу коснуться их.
Когда взошло солнце, оно коснулось самых высоких гор первыми и окрасило их розовым, а потом золотым, до того, как оно двинулось к следующим. Я наблюдала, как солнце всходило в Гималаях от вершины к вершине, я встряхивала голову в изумлении - почему никто никогда не сказал мне? Я всегда думала, что Гималаи - это просто цепь гор, но это было не так! Я наблюдала, неспособная что-либо сказать, как горы в небе меняли цвета и швырнули мои чувства в новые измерения.
Без всяких сомнений я знала, что я буду очень счастлива здесь.
Проходили дни без всяких новостей от Ошо.
Я смотрела на цепь гор и думала о нем, он был просто на другой стороне. В моей голове созревал план: сесть на автобус в Индию через горы в Кулу, и прибыть как раз ко времени прогулки Ошо в саду в Спане, поприветствовать его намасте и вернуться в Покру.
Ашиш и я говорили о том, что нас беспокоит безопасность Ошо, даже несмотря на то, что мы были счастливы, что он в мягких и надежных руках Нилам. У нас был страх, что мы, может быть, не увидим его снова. Проходили недели безо всяких новостей, но мы хорошо вошли в ритм нашей монастырской жизни.
Земля вокруг коммуны была удивительной, и мы продолжали гулять, мы проходили места, где земля была смыта реками и оставила утесы три сотни футов высотой.
Осторожно подойдя к краю, я видела коров, пасущихся внизу, и скалы, которые некогда поддерживали огромные водопады, а сейчас стояли тихо, отмеченные навсегда и вытертые когда-то несущимися потоками...
Открывалась трещина в земле, и можно было увидеть в сотнях футов внизу маленькую струйку потока. Было так легко упасть в одну из этих дыр и никогда не быть найденной, что на самом деле и случилось с одним приехавшим немцем.
Мне скоро начал нравиться утренний ритуал стирки одежды и мытья тела на открытом воздухе, и я даже привыкла к диете, в которую входил чили на завтрак. Санньясины в коммуне были невинные мягкие люди, и у нас появилось несколько очень хороших друзей. Чинмайя был радушным хозяином, и хотя он был очень духовным, его правая рука Кришнананда был диким непальским мужчиной с развивающейся гривой черных волос, ноздрями, из которых вырывалось пламя, и с огромной любовью к скоростной езде на своем мотоцикле.
Вызов, с которым я столкнулась, когда я не знала, не была уверена, увижу ли я когда-нибудь Ошо снова, заставил меня осознать, что я должна жить Ошо. Я должна была жить, как он учил меня - тотально и в моменте. Это приносило огромное чувство принятия и мира, и я, может быть, и сейчас могла бы жить там, в деревне, спокойно, одна, если бы не случилось...
Однажды вечером, когда мы ужинали, прибежал Кришнананда и, прыгая от радости, прокричал новости - Ошо прибывает в Непал! Завтра! Мы даже больше не съели ни кусочка, мы побежали паковаться, вся коммуна погрузилась в два автобуса, и мы были на дороге в Катманду.
На следующее утро, переехав в Соатлей Оберой Отель к Вивек, Рафии и Девараджу, где они жили, стараясь найти дом или дворец для Ошо, мы все поехали в аэропорт.
Арун был непальский санньясин, который руководил медитационным центром в Катманду, и он зашел очень далеко, чтобы приготовить эффектное приветствие для Ошо. По непальским традициям для приветствия короля люди должны стоять на улицах с медными чашками, наполненными местными цветами. Местную полицию задевало, что мы собираемся использовать чашки и цветы для приветствия Ошо, потому что только король должен получать такое приветствие.
Санньясины в красном и сотни зевак выстроились на улицах и у входа в аэропорт.
Самолет коснулся земли, и белый Мерседес выехал вперед к тому месту, где должен был выйти Ошо. Толпа нажимала вперед, все сделались очень возбужденными, и начали бросать в воздух цветы, а потом Ошо вышел из стеклянных дверей аэропорта, помахал и исчез в машине.
Мы все помчались в Оберой, где Ошо занял номер люкс на четвертом этаже, а Вивек и Рафия были в комнате напротив него. Рафия проделал запутанную операцию с проводами, чтобы провести сигнализацию в комнату Ошо, так что если бы он захотел чего-нибудь, он мог бы вызвать Вивек. Была примерно полночь, когда охранник службы безопасности гостиницы наткнулся на Рафию, который стоял на коленях в коридоре, ковер был поднят, и он соединял две комнаты проводом вместе.
Мукти и я были в одной комнате этажом ниже, и эта комната должна была стать наполовину кухней, наполовину комнатой для стирки. Там было три больших кухонных сундука и сумки с рисом и далом, корзины с фруктами и овощами, которые занимали полкомнаты. Другая половина была полна всеми принадлежностями для стирки.
Мы договорились с очень гостеприимным персоналом отеля, что Мукти будет готовить для Ошо в кухне отеля. У нее будет своя часть кухни, где не будет оставляться никакого мяса, и она будет держаться специально чистой для нее.
Я должна была стирать одежду Ошо в прачечной отеля вместе примерно с пятьюдесятью непальскими мужчинами. Они были очень хорошими людьми, и они обычно чистили машину перед моим приходом и ждали даже после своих рабочих часов, чтобы увидеть, что все в порядке. Потом я брала робы, поднимала их на лифте на больших тиковых плечиках, забавляя этим гостей и персонал отеля. В нашей спальне я гладила на кровати, среди увеличивающегося количества корзин с фруктами и овощами, которые санньясины приносили как подарки для Ошо.
Еда в Непале была более низкого качества из-за бедности земли, и Мукти, теперь ассистируемая Ашу, уже строила планы для импортирования овощей и фруктов из Индии. Тем временем непальские санньясины делали покупки на рассвете на овощном рынке и с большой радостью приносили каждый день самое лучшее, что они могли купить для Ошо.
В тот день, когда Ошо прибыл, он позвал нас в свою комнату, чтобы мы могли увидеть его. Он спросил нас, как мы поживаем, и сказал, что он слышал, что между нами было некоторое напряжение. Мукта и Харидас уехали в предыдущий день на отдых в Грецию, оставив надежду, что Ошо приедет; и это действительно было правдой, что Ашу и Нирупа также были несчастливы в Покре.
