Бхагаван Раджниш - Мгновения вечности
А ведь я даже не буддист. Но они все равно приглашали меня на свои конференции. «Я не буддист», — предупреждал я.
«Не важно, — отвечали они. — Вы говорите о Гаутаме Будде лучше, чем мы, хотя мы и буддисты».
Такого отношения вы не дождетесь от христиан, мусульман или индуистов. Все эти религии фанатичные. А вот буддизм — терпимая религия.
В Сарнатхе есть большой институт, в котором обучают философии Будды и его языку, пали. Ректор института Бхикку Джагдиш Кашьяп пригласил меня в свой институт, чтобы я прочел у них лекцию о Гаутаме Будде, но спустя день я собрался уезжать. Он пошел провожать меня на станцию. «Что случилось? — спросил он. — Почему вы уезжаете уже через день?»
«По той же причине, что и Гаутама Будда, который также уехал отсюда уже на следующий день», — ответил я.
«А мы, буддисты, с тех пор ломаем голову над тем, почему Гаутама Будда не остался у нас», — ответил ректор института.
«Что тут думать? — воскликнул я. — Я объехал всю Индию, но еще нигде не встречал таких злых комаров!»
У Будды не было даже москитной сетки. Ему было трудно носить с собой сетку, потому что ему приходилось все время ходить.
Но я сказал Джагдишу Кашьяпу: «Вам нужно хотя бы выдавать москитную сетку каждому ученику, ученому и исследователю в своем институте, причем не только на ночь, но и на день тоже».
Я провел все сутки под москитной сеткой!
Я жил вместе со многими так называемым и святыми и на своем опыте узнал, что это самая скверная публика. Подумать только! Если вы проживете вместе со святым одни сутки, то успеете проникнуться убеждением никогда не становиться святым. С утра и до ночи они живут как роботы, исключительно по заповедям.
У буддистского монаха тридцать три тысячи заповедей. Я спросил одного старого буддистского монаха, англичанина, который принял монашество еще в ранней молодости... Его звали Бхикку Сангха Ракшита, он почти всю жизнь провел в Калимпонге, что между Тибетом и Индией. Он написал замечательные книги о тибетском буддизме, и пользуется заслуженным авторитетом за свою ученость.
Так получилось, что у меня был лагерь в Бодхгайе, где Будда достиг просветления. Сангха Ракшита пришел засвидетельствовать свое почтение храму и дереву, под которым стал просветленным Будда. Когда он пришел, я случайно сидел под этим деревом. Мы познакомились.
«Я даже мечтать не могу о том, чтобы стать буддистским монахом, ведь у меня очень плохая память, — сказал я. — У вас тридцать три тысячи заповедей! Я не смогу соблюдать их, потому что не смогу запомнить. Если вы соблюдаете в этой короткой жизни тридцать три тысячи заповедей, то где устроить передышку, чтобы просто пожить и подышать? Эти тридцать три тысячи заповедей не дают человеку жить».
Как-то раз я поехал по делам на Цейлон, а это буддистская страна. Там многие буддистские священники учат випассане... Это простая техника, но сами они никогда не занимаются ею. Если вы учите кого-то тому, что сами не делали (ведь вам нужно учитывать все варианты развития ситуации, последствия, трудности, осложнения техники), значит вы преступник.
Ко мне прислали буддистского монаха. Он уже три года почти не спал, и ему не помогали никакие медицинские средства. Его учитель (я не могу назвать его мастером) велел ему выполнять випассану ночью. Даже если вы выполняете данную технику медитации днем, то она все равно действует на вас даже ночью. Поэтому я советую выполнять випассану перед рассветом. Достаточно двух часов. Если заниматься ею дольше, тогда нектар превратится в яд.
Если заниматься випассаной по десять часов в день, то сойдешь с ума.
Випассана это одна из самых сильных медитаций, но только если ее выполнять под контролем мастера. Под управлением технаря она станет большой опасностью. Человек либо достигнет просветления, либо сойдет с ума. У вас два варианта, все зависит от руководителя.
Когда этот цейлонский монах пришел ко мне, я сказал ему: «Я не буддист, у вас есть свои наставники. Зачем вы пришли ко мне?»
«У них ничего не получилось, — объяснил он. — Они научили меня випассане, но не могут излечить меня от бессонницы. Я просто схожу с ума. Я не могу ни на секунду сомкнуть глаза».
Когда он рассказал мне, в чем дело... Буддистским монахам запрещено смеяться, но я рассказал ему один анекдот. Сначала он остолбенел, потому что держался очень серьезно. Я сказал ему, что один англичанин (причем не простой, а самый настоящий лорд) с английским высокомерием спросил другого лорда: «Разве это хорошо, что этой ночью вы спали с моей женой?» «Мой друг, я не мог ни на секунду сомкнуть глаза», — ответил лорд.
Даже буддистский монах засмеялся. «Вы чудак, — сказал он. — Я житель Цейлона, а вы рассказываете мне анекдот! Я религиозный человек».
«Поэтому я рассказываю вам религиозный анекдот, — ответил я. — Если вы поживете со мной, тогда я расскажу вам и нерелигиозные анекдоты».
«Ваш недуг невозможно устранить медицинскими средствами, — признался я монаху. — Он вызван практикой випассаны».
«Випассаны? — удивился он. — Но Гаутама Будда выполнял випассану и благодаря ней стал просветленным».
Я объяснил ему: «Во-первых, вы не Гаутама Будда. Во-вторых, вы не понимаете, что после заката выполнять випассану очень опасно. Вы выполняете випассану два часа ночью, поэтому не можете спать. В вас возникает такая осознанность, что ее хватает на всю ночь».
Я всегда искал анекдоты, которые придумали индийцы, но так не нашел ни одного такого анекдота. Индийцы серьезные, они все время говорят о Боге, рае и аде, перерождении и философии кармы. Шутке нет места в их жизни.
Когда я начал говорить о медитации, я иногда шутил. Порой ко мне подходил какой-нибудь джайнский, буддистский или индуистский проповедник и замечал мне: «Вы хорошо говорили о медитации, он зачем вы добавляли анекдоты? Эти вы все испортили. Люди смеялись, а ведь до того все они были серьезными. Вы загубили собственную работу. Полчаса вы добивались их серьезности, а потом рассказали им анекдот и тем самым все загубили. Зачем вы стали шутить? Будда никогда не шутил, как и Кришна».
«А я не Будда и не Кришна, — отвечал я. — Мне серьезность ни к чему».
На самом деле, мне приходилось шутить именно из-за серьезности индийцев. Я не хочу, чтобы меня окружали серьезные люди. Мне хотелось бы, чтобы люди радовались. В жизни смех постепенно должен быть более частым явлением, нежели серьезность.
Встречи с мусульманами
Двадцать лет я жил в городе, в котором поровну жили индуисты и мусульмане. У них были одинаковые силы, почти каждый год случалась резня. Я знал одного университетского профессора, своего коллегу. Мне и в голову бы никогда не пришло, что он способен поджечь индуистский храм, ведь с виду он был очень интеллигентным человеком. Он был приятен в общении, хорошо образован, культурен. Когда между индуистами и мусульманами в очередной раз началась драка, я смотрел на них со стороны. Мусульмане подожгли индуистский храм, а индуисты — мусульманскую мечеть.
Я видел, как этот профессор бежал к индуистскому храму. Я схватил его за рукав и закричал: «Профессор Фарид, опомнитесь!»
Он очень смутился. «Простите, — сказал он. — Меня увлекла толпа. Все остальные люди вели себя гневно, и я забыл об ответственности. Мне показалось, что виноват кто-то другой. Впервые я ощутил полную свободу от ответственности. У меня была абсолютная безнаказанность. Я просто затесался в толпу мусульман».
В другой раз толпа разграбила лавку часовщика-мусульманина. Эта коллекция состояла из очень дорогих часов. Все эти люди, которые убили хозяина и подожгли магазин, были индуистами. Один престарелый индуистский священник, которого я знал, стоял на ступенях часовой лавки и очень гневно кричал людям: «Что вы делаете? Ваш поступок противоречит нашей религии, нашей морали, нашей культуре! Вы ведете себя неправильно!»
Я наблюдал за этой сценой из книжной лавки, которая располагалась напротив, через дорогу. Но самое удивительное случилось потом. Когда люди утащили из магазина все ценные вещи, в здании остались только дедовские часы, очень большие старинные часы. Старый священник увидел, что все люди ушли и взвалил себе эти часы на спину. Он сгибался под их тяжестью. Я не поверил своим глазам! Он призывал людей опомниться, а сам схватил последнюю оставшуюся в магазине вещь.
Мне пришлось выйти из книжной лавки и задержать священника. «Вы меня удивляете, — сказал я. — Вы все время кричали о нарушении морали, о попрании религии, призывали остановить вакханалию, но сами схватили самые большие часы в магазине».
«Я громко кричал, но никто не слышал меня, — ответил священник. — Потом я догадался, что только зря стараюсь, призывая людей к чему-то, а тем временем они уже почти все утащили. Поэтому мне лучше взять эти часы, пока кто-то другой не унес последнюю оставшуюся в лавке вещь».
