Бхагаван Раджниш - Мессия. Том 2
Есть среди вас такие, что ищут многоречивого из страха перед одиночеством.
Вы продолжаете болтать с друзьями по простой причине: вы боитесь оставаться сами. Я видел людей, разговаривающих даже с самими собой. В моей деревне, совсем рядом с моим домом, была темная улица, и я сумел пустить слух по всему городу, что там полно привидений, — просто чтобы в моем доме была полная тишина, чтобы, по крайней мере, ночью никто не ходил мимо. Почти девяносто девять процентов людей таки не ходили.
Там проживало несколько священников, они не верили слухам. Не то чтобы совсем не верили — кто знает, быть может, привидения есть… Но они уже долго жили там до того, как этот мальчик распустил по городу слух… Им не пристало верить детским слухам; и вот они стали декламировать мантры: «Харе Кришна! Харе Рама!» — и пробегать быстрее. Я был изумлен: «Вот странно. Почему они выкрикивают свои мантры? Днем они не выкрикивают их».
Говорение создает чувство, что есть кто-то другой рядом с вами, потому что вы всегда говорите кому-то другому; это глубокая ассоциация.
Я действительно остановил одного человека — просто небольшой бамбуковой палкой. Улица была очень тесной, там был проход только для двух-трех человек, и проходящие создавали шума больше, чем все люди за пределами улицы. Поэтому я использовал простую стратегию. Я просто взял бамбуковую трость и привязал ее к деревьям с одной и с другой стороны, и когда проходил священник: «Харе Кришна! Харе Рама!» —… хлоп. Он убежал со словами: «Боже мой, мальчишка прав!» Они даже не отважились посмотреть и убедиться, что им помешала всего лишь бамбуковая трость. Так священники тоже перестали ходить… это было немного утомительно для них, им приходилось идти почти полмили к своему дому, чтобы избежать той улицы — а она была кратчайшей.
Улица стала такой тихой и спокойной, что я начал медитировать там. Ночь приходила на улицу так священно — ни в каком храме нет такой тишины. С тех пор я просиживал там часами поздней ночью, и те священники распустили еще один слух: следует опасаться не только привидений: этот мальчик тоже в сговоре с привидениями — мы видели его, сидящего там часами. Мы не можем пройти по улице, а он сидит там, и никакое привидение не трогает его.
И люди стали спрашивать меня… Даже директор школы спросил меня: «Я слышал много слухов: сперва я услыхал, что вся улица полна привидений, а теперь слышу, что никто не ходит там после захода солнца, но тебя видели сидящим там среди ночи. Так в чем же здесь секрет?»
Я спросил: «А вы способны хранить секрет при себе? — потому что это опасный секрет. Если вы проболтаетесь об этом кому-нибудь, то я ни при чем, я не смогу помочь вам. Те привидения…»
Он сказал: «Храни его при себе, потому что это одна из самых трудных вещей в жизни — сохранять секрет. Соблазнительно рассказать его кому-то, поделиться им».
Я сказал: «Выбор за вами. Я согласен рассказать вам, но тогда я вне игры; тогда привидения и вы в прямом контакте».
Он сказал: «Я не хочу этого! Сегодня я уже спросил тебя… сожалею и прошу прощения. Никогда ни в коем случае не открывай мне секрет. Не говори никому; держи его при себе. Это твое дело — зачем мне ввязываться в него? Мне не нужно проходить той дорогой, я живу на другой улице. Я спрашивал просто из любопытства».
Я сказал: «Готов удовлетворить ваше любопытство. Но коль секрет раскрыт… Контакт между мною и приведениями заключается в том, что если я говорю кому-то об этом, тогда они займутся им. Я не могу поделать ничего, я не могу помешать — я беспомощен».
Он сказал: «Ступай себе, и даже если ты сделаешь какую-то шалость, вроде тех, что ты беспрерывно вытворяешь в школе, — редкий день проходит, чтобы твои учителя не прислали тебя ко мне, — я дам указание, что этого мальчика не следует присылать ко мне; ведь если однажды он откроет свой рот… Очень трудно хранить секрет, я могу понять. А ты так юн, ты можешь открыть секрет, и тогда со мной покончено. У меня есть дети, жена, старик отец, старушка мать. Будь сострадательным!»
Я сказал: «Хорошо… это еще один контракт между мной и вами: никакой учитель не должен присылать меня к директору».
Он сказал: «Согласен».
Я сказал: «Вот так я заключаю контракты».
И всякий раз, когда какой-нибудь учитель говорил: «Если ты будешь вытворять такие шалости…» — Это не были шалости, обычные вещи, но люди, которые находятся у власти, всегда начеку — один кирпич достаточно вынуть из их власти, и все сооружение может рухнуть.
Однажды я просто привел осла в класс. Это не было шалостью, я сказал учителю: «Этот старина хочет записаться. Я внесу плату за его обучение».
Учитель сказал: «Я еще никогда не видел подобного мальчишки — и этот осел…»
Я сказал: «Вы обучаете стольких ослов, вас тоже обучали; кто же вы? — просто осел».
Он сказал: «Это уже слишком. Я отправлю тебя к директору».
Я сказал: «Я готов, мой осел готов. Верхом на осле я отправлюсь к директору. Но помните, он разослал приказ всем учителям, чтобы меня не присылали к нему. А вы посылаете не только меня самого, но и моего осла. У вас будут неприятности!»
Он сказал: «Подожди! Не изводи меня, пусть осел уйдет, ведь меня назначили только временно. Если директор рассердится на меня — а он непременно рассердится, когда ты въедешь к нему на осле, — моей службе придет конец. Меня еще не утвердили».
Поэтому я попросил: «Ладно, когда вас утвердят, пожалуйста, сообщите мне. Это контракт».
Он сказал: «Ты странная личность. Ты продолжаешь заключать контракты с каждым — односторонние контракты».
Я сказал: «Этот не односторонний. Я спасаю ваших детей, вашу жену, вашу мать, вашего старого отца. А что вы даете взамен? Это просто из сострадания. Если вы обнаружите или посчитаете, что я занимаюсь какими-то шалостями, проигнорируйте это; в противном случае осел вернется.
А этот осел — не обычный осел. Он жил совсем рядом, это был осел мойщика, который обычно стирал нашу одежду, поэтому он приезжал каждый день. Мойщик обычно собирал одежду, а я в это время разговаривал с ослом. Мало-помалу мы сделались самыми близкими друзьями. Если я просто подам ему знак «входи» — он войдет; а если я говорю: «Выйди» — он выходит. «Так вот, — сказал я, — это не обычный осел. Он очень умен. Хотите увидеть?»
Он спросил: «Умный осел?»
Я сказал: «А что вы думаете о себе? Просто из-за того, что он не может говорить — невинный бессловесный парень, — вы думаете, что у него нет разума?»
Я сказал: «Войди!» — он тут же вошел. Я добавил: «Он даже понимает английский, — и говорю: Ладно, можешь идти». Он вышел.
Тут учитель сказал: «Ладно, контракт заключен. Сколько же у тебя контрактов, и как ты их запоминаешь?»
Я сказал: «У меня с собой записная книжка. Каждый контракт записан там, и лицо, с которым у меня контракт, должно расписаться там, потому что я не верю словесным заверениям. Вот ваш контракт — подпишитесь».
Он сказал: «Это странно. Если ты покажешь это кому-нибудь, подумают, что я тоже осел».
Я сказал: «Вопрос не в том, что думает кто-то, — есть вы! Так что просто подпишите это; иначе я иду к директору. Мне вызвать моего осла?»
Он сказал: «Нет, обожди!» — и быстро подписался.
А я сказал: «Напишите собственной рукой: "Этот контракт будет сохранять силу, пока я жив"».
Он спросил: «Ты имеешь в виду — даже когда я оставлю эту школу и буду работать где-то еще?»
Я сказал: «Не имеет значения, где вы. Раз контракт со мной подписан, он подписан до тех пор, пока смерть не разлучит нас».
Он сказал: «Ладно».
Где-то у кого-то хранится тот дневник, в котором все еще записаны все контракты, которые я заключил. Это исторический документ против всего человечества, он говорит: «Что у вас за люди?»
Есть среди вас такие, что ищут многоречивого из страха перед одиночеством.
Вы говорите не потому, что должны сообщить нечто, вы говорите не потому, что разговор обогащает личность, вы говорите не потому, что хотите какой-то близости и дружбы; вы убиваете разговором личное время другого человека просто из страха оказаться в одиночестве.
Каждая женщина знает это; всякий раз как муж гневается, она швыряет свои ключи и говорит: «Я ухожу!» — и немедленно весь гнев исчезает. «Я ухожу к своим отцу и матери!» — а мужчина прекрасно знает, что ему не прожить одному. Эта женщина — постоянное ярмо на шее, но что поделаешь? В этом удел мужчины, и не бывает лекарства от этого. Вы слыхали о каком-нибудь лекарстве, которое помогает от ярма на шее? От головной боли есть лекарства, ярмо на шее — психологический феномен, никакое лекарство не поможет.
Поэтому жена возвращается, а вы приходите с мороженым и цветами — возможно. Я говорю «возможно», потому что это зависит от людей. Некоторые женщины обрадуются, что вы заботитесь о них, а некоторые станут подозревать: здесь что-то готовится — зачем он принес мороженое? Лишь бы скрыть какую-то вину? Он был у какой-то другой женщины? Часто бывает, что когда мужчина интересуется какой-то другой женщиной, его мучит совесть. Чтобы очистить ее, он и приходит с конфетами, мороженым, цветами, обновками для жены, шоколадками для детей.
