Dmitry - Кен Уилбер Б Л А Г О Д А Т Ь И С Т О Й К О С Т Ь
Ладно, ты меня поймала. Левое плечо, и так далее. «Процвету на твоих останках». Просто замечательно. Послушай, давай хотя бы минутку просто поговорим.
ГЛАВА 6. Т Е Л А И Р А З У М А Б О Л Ь Ш Е Н Е Т!
Я спокойно сижу и ощущаю, как мое дыхание циркулирует по телу. Ноги скрещены в позе полулотоса. Далеко внизу я слышу гулкий рокот волн: вода ласкает берег, проникает в песок, а потом медленно, словно нехотя, снова уходит в свою пучину, чтобы там собраться воедино и опять устремиться вперед плавным чувственным движением, дотянуться до другого — и в этом порыве за пределы себя есть и томление, и дерзость. Вовнутрь и вовне; расставание и встреча; безопасность и риск. Так же и дыхание циркулирует по моему телу, впускает в мое тело другое, подобно тому как вода просачивается в песок; два различных элемента смешиваются, берут друг у друга, дают друг другу жизнь. А потом я выталкиваю воздух наружу, в воздушный океан вокруг меня, подобно тому как море возвращается в свои собственные глубины перед тем, как снова скользнуть к берегу, приласкать его и уйти в песок. Вместе они блестят и сияют в лучах восхода, и непрестанный гулкий рокот их встреч и разлук, новых встреч и новых разлук наполняет мое существо.
После занятий медитацией Трейя вернулась обновленной. Строительство нашего дома на Тахо затянулось, и мы по-прежнему жили в Мьюир-Бич. Трейя сияла, стала чуть ли не прозрачной. А еще она выглядела очень сильной и уверенной в себе. Она сказала, что, с одной стороны, по- прежнему видела очень неприятные картины рецидива болезни, но, с другой стороны, они ее не испугали. По ее словам, в своей борьбе со страхом рецидивов она миновала важную веху.
И так, что я делала все это время? Мне сказали, что десять-одиннадцать часов в день я должна фокусироваться на том, как воздух во время дыхания входит и выходит через ноздри; просто сосредоточиться на дыхании. Замечать, когда я отвлекаюсь, и возвращаться мыслями к дыханию. Замечать, о чем именно я начинаю думать, фиксировать свои мысли и эмоции и, запомнив их, опять направлять все свое внимание на дыхание. Терпеливо, настойчиво, неукоснительно. Тренировать свое сознание, дисциплинировать его.
Потом, когда моя осознанность стала в какой-то мере дисциплинированной, я начала переносить ее на мое тело. Фокусируясь на ощущениях возле моих ноздрей, потом переводить это внимание на другие части моего тела. Скользить вниманием по телу — вверх-вниз, вверх-вниз. Фиксировать ощущения, сосредотачиваться на пропущенных участках, отмечать участки болезненные, возвращаться на то место, где я отвлеклась, и делать все это спокойно, хладнокровно, невозмутимо. Итак, концентрироваться надо было не на чем-то внешнем по отношению ко мне — наоборот, мое тело должно было стать экспериментальной лабораторией по тренировке внимания. Это был уже пятый день из десятидневного ретрита с Гоенка, поэтому в какой-то степени я становилась все искушеннее в этом.
Что же происходило, когда я медитировала на моем теле, на физических ощущениях, приятных или болезненных? Первые дни я не переставая дума- ла о боли в глазах и в голове — эта боль меня пугала. Все время возникали картины того, как рак возвращается, я боялась, что покину Кена, боялась того, что может произойти. Каждое болезненное физическое ощущение, даже самое легкое, моментально вызывало к жизни картины возвращающего рака, и каждая из них переполняла меня ужасом.
Это была нелегкая борьба, но на пятый день я научилась просто фиксировать свои ощущения, не оценивая их. Научилась фиксировать пугающие образы, но при этом не бояться ни их, ни своего страха. Я стала отчетливо осознавать работу своего внимания и способность просто наблюдать, а еще склонность отвлекаться на периферийные события или мысли. Сфокусированное внимание стало для меня чем-то вроде маяка, светового луча, который я могла сама направлять. А обратив его на какой-нибудь участок моего тела — ясно осознавать, что там происходит. Это могли быть, к примеру, постоянно сменяющиеся физические ощущения в верхней части головы, или резь в глазах, или периодически возвращающаяся головная боль, — и я отчетливо осознавала их, но не переживала, не пряталась от них, не боялась их.
Кроме того, для меня стал осознанней постоянно присутствующий фон моего сфокусированного внимания, участки, которые двигались и менялись в тусклой зоне на границах направленного светового луча. Их я осознавала, но смутно — пока не научилась направлять свое внимание прямо на них. Это фоновые участки моего внимания. Таким образом, я поняла, что направленное и рассеянное внимание соотносятся как отчетливая фигура и фон; они сосуществуют и обмениваются информацией, если я переключаю внимание или если внимание само свободно переключается.
Я осознала, насколько мощную роль в моем сознании играет внимание. Я могу просто свидетельство- вать свои ощущения, и тогда я чувствую спокойствие и уравновешенность. Могу, напротив, оценивать свои ощущения, бояться их — тогда я чувствую тревогу, иногда даже панический ужас.
Когда я сосредотачивалась на том, что происходит у меня в теле, я начала осознавать вещи, о которых раньше не имела представления. Начала осознавать свои мысли — идеи, представления, слова, образы, случайные впечатления, обрывки историй, внутренние голоса, которые заполняют пустоты в моем сознании; случайные, обрывочные цепочки событий, которые то вторгаются в зону моего внимания, то ускользают из него. Начала осознавать привычки своего сознания: привычку рассказывать про себя истории, похожие на сны; автоматическое стремление изменить состояние, в котором присутствует хотя бы малейший дискомфорт; привычку терзаться, привычку рассчитывать все наперед, привычку постоянно отвлекаться. Осознала ритм эмоциональных приливов и отливов: раздражение, возникающее из-за физической боли, страх, что я не выдержу эти десять дней, страх перед раком, страстное желание съесть что-нибудь, желание усовершенствовать технику медитации, любовь к Кену, злость на себя, если внимание мне не подчиняется, и снова страх перед раком, удовольствие от конкретных физических ощущений.
Следуя наставлениям, я постепенно училась просто наблюдать за всей этой внутренней деятельностью, все больше и больше находя баланс, отстраненность, без страсти и отвращения. Спокойно наблюдать за мыслями, привычками ума и даже за эмоциями. В какой-то момент я чувствую, что у меня все получается, и тут же начинаю буксовать из-за желания закрепить свой успех. На мгновение мне удается спокойно фиксировать боль в глазу — и тут же неудача: я чувствую, что мне хочется, чтобы она прекратилась. Я стала замечать, как мои эмоции блокируют ощущения, препятствуют моему прогрессу. Очень уж хитрый трюк: двигаться с помощью волевых усилий и чувствовать себя эмоционально безучастной по отношению к результату.
Когда мысли и эмоции успокаиваются, а внимание заостряется, я все больше и больше начинаю осознавать широкий спектр собственных физических ощущений. Замечаю, как в тех местах, где я до этого ничего не чувствовала, появляется что-то вроде щекотки, зуда или вибрации, а потом проходит. Возникает какое-нибудь новое и неожиданное ощущение — и также быстро исчезает. Были моменты, когда я чувствовала все свое тело как одну сплошную вибрацию. И каждый раз возникало искушение подумать об этом, построить концепцию того, что со мной происходит, поговорить с собой, отреагировать эмоционально, поразмышлять над тем, что это событие значит, — вместо того чтобы спокойно, безучастно зафиксировать этот момент. Зафиксировать, когда что-то изменилось и когда что-то исчезло, зафиксировать, когда мое внимание отвлеклось, фиксировать постоянные изменения, этот непрекращающийся поток — терпеливо и безучастно, и каждый раз как можно детальнее.
Первые несколько дней я не могла отделаться от тревоги. Там что-то кольнуло — к чему бы это? Там заболело — что это значит? Кен умел отвлекать и успокаивать меня: «Что-то болит? Большой палец на ноге? Думаешь, у тебя рак большого пальца?» Но страх не исчезает. Я поймала себя на том, что веду внутренний разговор с Богом, пытаюсь торговаться с ним: «Дай мне провести с Кеном хотя бы десять лет! Я буду так счастлива, когда мне исполнится пятьдесят, — да это, в сущности, молодость!»
На второй день я вдруг обнаруживаю, что правая рука [из которой были удалены лимфатические узлы] распухла! Вот черт! Почему? После операции она не распухла, почему же распухла теперь? Это меня по- настоящему пугает. И тут же появляется мысль: может быть, для Кена будет лучше, если меня не станет как можно раньше — он не настолько успеет ко мне привыкнуть. Одновременно я осознаю, что уже давно перестала обращать внимание на свое дыхание!
В голове у меня сидит трикстер-обманщик. Только мне удается наконец—то сосредоточиться на своем дыхании, справиться с мыслями, которые меня отвлекают, только я замечаю, что мне удалось сконцентрироваться — с большим труцом, — тут^го и приходит трикстер. «Маленькая проверка, — говорит он. — У тебя все получилось. Просто проверим, правда ли все получилось». И тут же он подбрасывает мне какой-нибудь лакомый кусочек для размышлений: какого цвета должны быть стены, чтобы гармонировать с цветом стола; стоит ли поставить еще один шкаф в спальню? «Ах какие вкусные мысли, — проносится во мне. — Мне хочется их попережевывать еще немного». И все мое внимание снова вылетает, как в трубу.
