Михаил Заречный - Квантово-мистическая картина мира. Структура реальности и путь человека
Вот как говорит об «отношениях» между обычным состоянием и подлинным Я Илья Беляев[131]:
Там, в темной глубине сна без сновидений, называемого в йоге «сушупти», живет наша суть. И суть эта является вовсе не тем, что мы обычно называем своим «Я». Скорее наоборот, это полное его отсутствие. То, что мы привыкли считать собой, на самом деле — крошечная снежинка на вершине невообразимо огромного айсберга подсознательного. По своему устройству подсознательный ум напоминает луковицу или кочан капусты, на листах которого отпечатались миллионы лет пройденной нами эволюции и все те бесчисленные кармы, что были за это время накоплены.
В момент пробуждения от глубокого сна наша безличная суть один за другим надевает на себя эти слои, подобно тому, как мы одеваемся в холодный зимний день. Под каждой очередной одежкой наша обнаженная суть скрывается всё глубже, мы становимся всё более и более структурированными, запрограммированными, всё больше и больше похожими на себя — такими, как мы себя знаем, и вот, наконец, последняя пуговичка застегнута — и мы, одна миллионная того, чем мы на самом деле являемся, выходим на улицу. Доброе утро!
И еще. Пожалуйста, не подумайте, что из предыдущего вы что-то поняли о Просветлении, или что кто-то в этом понимает. Это нельзя понять, можно лишь создать в уме некую модель, дающую иллюзию понимания. Подобное понимание, к примеру, сводит игру в футбол к знаниям правил игры и вовсе не означает умения играть и радоваться игре самому. По меткому выражению Вернера Эрхарда, автора популярного тренинга «ЭСТ»[132], понимание — просто-напросто приз для дураков.
Последствия просветления совершенно непредсказуемы — как можно предсказать, что будет, когда человек выходит из какой-либо обусловленности? И происходит оно непредсказуемым образом в непредсказуемое время, своими стараниями ты можешь только увеличить вероятность этой своей реализации в осознанность. Также просветление не является финальной точкой, после которой делать уже нечего, потому что всё познано. По сути, с этой точки истинное познание только начинается.
Вот, например, что говорит о своем опыте просветления Экхарт Толле[133]:
Вплоть до моего тридцатилетия я жил в состоянии почти не покидавшего меня чувства беспокойства и тревоги, перемежавшегося периодами суицидальной депрессии. Сейчас я воспринимаю это, как если бы я говорил о своей прошлой или даже вообще не о своей жизни. Однажды ранним утром вскоре после моего 29-летия я проснулся с чувством жуткого, абсолютного страха. Со мной и раньше такое случалось: я бывало и раньше просыпался с подобным чувством, но на этот раз оно было сильным как никогда. Ночная тишь, расплывчатые очертания мебели в темной комнате, далекий шум проходящего поезда — всё казалось каким-то чужим, враждебным и настолько лишенным смысла, что пробуждало во мне глубокое отвращение к миру. И самым отвратительным из всего этого был факт моего собственного существования. Какой был смысл продолжать свою жизнь с грузом такого страдания? Зачем надо вести эту непрерывную борьбу? Я чувствовал, что глубокое, страстное желание к избавлению, стремление к несуществованию теперь становится гораздо сильнее, чем инстинктивное желание жить.
— Я больше не в силах жить сам с собой.
Эта мысль настойчиво повторялась в моём рассудке. И вдруг совершенно внезапно я сообразил, насколько необычной и оригинальной была эта мысль.
— Я один, или меня двое? Если я не в силах жить сам с собой, то тогда меня должно быть двое: «Я» и тот самый «сам», с которым я не могу больше жить. А что, если только один из нас настоящий? — подумал я.
Я был так потрясен этой странной догадкой, что мой разум как бы застыл. Я продолжал оставаться в полном сознании, однако при этом у меня не было ни одной даже крошечной мысли. Потом я почувствовал, будто втягиваюсь во что-то наподобие энергетической воронки. В начале движение было медленным, потом оно постепенно ускорилось. Меня охватил ужасный страх, и тело начало трясти. Я слышал слова «не сопротивляйся», будто бы исходившие из моей груди. Я чувствовал, что меня засасывает в пустоту. Было такое ощущение, что эта пустота находится скорее внутри меня, чем снаружи. Внезапно страх исчез, и я ощутил себя в этой пустоте. Больше я ничего не помню. Я не помню, что было дальше.
Я проснулся от пения птицы за окном. Никогда раньше я не слышал такого звука. Мои глаза оставались закрытыми, но воображение рисовало образ драгоценного бриллианта. Да, конечно, если бриллиант может издавать такой звук, значит, он и должен быть таким. Я открыл глаза. Сквозь занавеси просачивался первый свет утренней зари. У меня по-прежнему не было никаких мыслей, и я чувствовал, я точно знал, что существует нечто такое, что мне еще надлежит познать, нечто бесконечно большее, чем мы себе представляем. Этим мягким свечением, струившимся сквозь занавеси, была сама любовь. На глаза навернулись слёзы. Я встал и походил по комнате. Я узнал ее, однако теперь я понимал, что никогда прежде не видел эту комнату в истинном свете. Всё было свежим и нетронутым, будто только появилось на свет. Я брал в руки вещи, карандаш, пустую бутылку, удивляясь их красоте и наполненности жизнью.
В тот день я бродил по городу совершенно пораженный чудом земной жизни, будто я сам только что народился на свет.
Следующие пять месяцев я жил в состоянии беспрерывного, глубокого покоя и блаженства. Потом интенсивность этого состояния несколько ослабла, или, возможно, просто так казалось, ибо это стало моим естественным состоянием. Я всё ещё был способен взаимодействовать с миром, хотя и понимал, что ничто из того, что я делал, вероятно, не прибавляло ничего к тому, что у меня уже было.
Я, конечно, знал, что со мной произошло нечто чрезвычайно важное, глубокое и основательное, но совершенно не понимал, что именно. И так было еще в течение нескольких лет, пока из чтения духовных писаний и от духовных учителей я не узнал, что со мной произошло то, чего все они искали. Я понял, что сильный прессинг страдания в ту ночь, должно быть, подтолкнул мое сознание к тому, чтобы оно оторвалось от своей идентификации, от своего отождествления с несчастным и глубоко испуганным себя, который является, в конечном счете, фикцией, созданной в сознании. Этот отрыв, должно быть, был столь полным, что это ложное, страдающее «Я» тотчас сжалось, будто из надувной игрушки вытащили пробку. То, что осталось, была моя истинная, вечная сущность Я есть: сознание в чистом виде, предшествующем его идентификации с формой. Позже я научился входить в это внутреннее царство безвременья и бессмертия, которое я первоначально ощутил и воспринял как пустоту, будучи в полном сознании. Я пребывал в состояниях такого неописуемого блаженства и святости, что даже первоначальное ощущение, которое я только что описал, меркнет в сравнении с ним. Время пришло тогда, когда ненадолго я остался ни с чем на физическом плане. У меня не было взаимоотношений, работы, дома, определенной общественной идентификации. Я провел почти два года, сидя на скамейках парка в состоянии самой яркой и насыщенной радости.
Но даже самые прекрасные ощущения приходили и уходили. Однако более фундаментальным, чем, возможно, любое из этих ощущений, оставалось невыраженное явно ощущение покоя, которое никогда не покидало меня с тех пор. Порой оно бывает очень сильным, почти осязаемым, а некоторые другие также можно чувствовать. Временами где-то на заднем плане как будто звучит далекая мелодия.
Татьяна: Михаил, мне почему-то кажется, что божественность, или просветление, возможны, но не просто так — взамен ты должен заплатить определенную цену. Ты должен избавиться от важности боли, радости, счастья, горя, желаний, фантазий… Получается, что у тебя вообще не будет ничего того, что связано с чувствами. И мыслей с вопросами, кстати, тоже не будет — зачем, ты и так всё видишь и знаешь. Зачем мне эта пустота! Это ведь неинтересно. Интересно только тогда, когда значимо!
М.: Каждый из нас оказывается в том мире, который выбирает, который кажется ему лучшим. Только знай, что есть Иное, и там тоже есть эмоции, мысли и т. д., причем гораздо более яркие. Нет ничего плохого, что тебе хочется всего того, что сейчас для тебя связано с вовлеченностью. Ум воспринимает всё в тех границах и представлениях, в которых живет. Пустота для обычного человека звучит как опустошенность. А состояние Просветления выходит за рамки любых представлений. Ум никогда не вместит этого.
Просветлённый человек проживает всё, что только возможно в этом мире. Он может испытывать все чувства, в том числе и те, о которых ты говоришь, только без зависимости от них. Он присутствует всюду, даже в гневе и страхе, блаженствуя, удивляясь и радуясь. Его никак нельзя назвать безучастным, бесчувственным или всезнающим. Скорее, наоборот — он весел, легок, игрив и очень любознателен. В нём покой, радость, любовь и смех, хотя внешне это может выглядеть как угодно. А насчет пустоты, так пустота в состоянии Просветления есть, но это не означает отсутствие чего-либо. Это пустота Дао. Пустота для Мастера — это отсутствие несвободы, отсутствие зависимости, это состояние ничем не занятого и необусловленного сознания. Она ничем не отличима от наполненности, но эта наполненность — без зависимости. И еще: ум — не состояние жизни. Ум — состояние выживания. Ум никогда не сделает тебя счастливым. Счастье — это состояние присутствия в чём-то, сопричастности чему-то без зависимости, это состояние не-ума, то есть владения умом без зависимости и отождествления с ним.
