Александр Медведев - Обучение у воды
«Проявляй уважение к тем, кто достоин его, ибо в этом нет ничего постыдного; проявляй уважение к тем, кто жаждет его, ибо в этом нет ничего трудного; проявляй уважение к тем, кто недостоин его, если это тебе позволят обстоятельства, ибо в каждом есть что-то, достойное уважения.»
Даже если раньше я пытался формально следовать этой заповеди, внешне проявляя уважение к тем, кто был мне неприятен, внутренне я ощущал сопротивление, и в моей душе оставался неприятный осадок конфликта с самим собой, поскольку мои стандартные фиксированные образы поведения были слишком негибкими, чтобы в некоторых случаях проявлять уважение без внутренней ломки образа. Когда я научился получать удовольствие от подчинения и произвольно вызывать и гасить жажду слуги, внутреннее проявление уважения к людям, которые были мне неприятны, перестало вызывать у меня затруднения.
В некоторых случаях я даже демонстрировал слегка утрированную жажду слуги, создавая образ большого, добродушного, мягкого и даже слегка подобострастного человека. Плохо знающим меня людям такой образ внушал доверие, приправленное приятным осознанием собственного превосходства. Часто случается, что высокий, сильный и независимый мужчина источает аромат, который многие на подсознательном уровне воспринимают как потенциальную угрозу своему собственному образу, и тогда они ведут себя с настороженностью и недоверчивостью.
Создание образа мягкого и добродушного гиганта вызвало совершенно неожиданный побочный эффект. Мой аромат подчинения стал привлекать драчунов и хулиганов с такой же неодолимой силой, как запах валерьянки притягивает котов. Мужчины малорослые и хлипкие, хотя и годятся в качестве объектов издевательств и грабежа, но с ними сладить слишком просто, и охота теряет привлекательность и интерес. Перспектива же отлупить и ограбить внешне безобидного, но крупного парня отличается от борьбы с недомерками примерно так же, как охота на льва отличается от выкапывания суслика из норки.
Неожиданный наплыв хулиганов, желающих продемонстрировать мне все свои выдающиеся мужские качества, сослужил мне прекрасную службу, дав возможность на улице, а не в тренировочном спарринге проверить эффективность боевых техник Шоу-Дао.
Один из случаев нападения был особенно забавным. Я гулял поздно вечером в парке, и на одной из безлюдных аллей ко мне подошли трое начинающих уркаганов, наглядно демонстрирующих свою крутизну презрительным сплевыванием на асфальт, засунутыми в карманы руками и прочими, столь любимыми в определенной среде агрессивными жестами.
Предчувствуя удовольствие, я продемонстрировал одну из лучших форм жажды слуги и ответил полной смирения и покорности фразой на их провоцирующие реплики.
Ребята почувствовали разочарование. Все оказалось слишком просто. Я был таким тюфяком, что меня даже бить не хотелось.
— Давай кошелек, — с ленивым презрением скомандовал один из них.
Я вытащил из кармана кошелек с такой живой радостью и желанием услужить, что это вызвало замешательство даже у видавших виды хулиганов.
— Снимай часы, — приказал тот же парень, по-видимому главарь.
— Пожалуйста, — сказал я, услужливо протягивая ему свои старенькие потертые часы.
Главарь задумался и долгим оценивающим взглядом окинул мою куртку. Куртка из потертого кожзаменителя цвета «детской неожиданности» была старой и слишком большой для любого из них, и, видимо, он решил экспроприировать ее скорее из чувства долга, чем из жадности.
— Отдай куртку, — сказал он, и я почувствовал искреннюю радость, потому что боялся, что в предстоящей драке куртку могут порвать или запачкать, а тяжелое материальное положение моей семьи не позволяло идти на такие жертвы.
Улыбаясь до ушей, я протянул куртку хулигану и впервые прямо взглянул ему в глаза.
Этот взгляд так не вязался с созданным мной образом, что главарь почувствовал легкое беспокойство, и, взяв куртку, грубо и резко сказал:
— А теперь вали отсюда. Я не сдвинулся с места.
— Ты что, не слышал, я же сказал — вали отсюда, — заорал парень.
— По-моему, это общественный парк, — миролюбиво сказал я. — Мне нравится тут гулять, а если вам неприятно мое общество, то лучше валите отсюда сами.
На миг он оторопел от такой наглости, а потом, отбросив куртку в сторону, бросился на меня, целясь кулаком в лицо. Отведя облачным движением его руку, я скользящим движением пальцев хлестанул его по глазам, и моя ступня врезалась ему в пах. С диким воплем он согнулся от боли, а я, прихватив его за волосы, добавил завершающий удар коленом в лицо. Когда его дружки опомнились и бросились на меня, с ним уже все было кончено. Минуты спустя я, перешагивая через бесчувственные тела, подобрал свою куртку, вынул из кармана главаря бумажник и часы и с легким чувством вины продолжил прогулку по аллеям ночного парка.
Однажды я спросил у Учителя, существует ли какая-либо специальная техника для того, чтобы распознавать жажды людей.
— Ты должен уметь наблюдать и знать, какими бывают жажды и как они проявляются, — сказал Ли. — Но для начинающих есть одна уловка, которая облегчает им задачу наблюдения. Изучая человека, ты должен направлять свой взгляд чуть-чуть в сторону от его головы, таким образом, чтобы он всегда оставался в области твоего бокового зрения. Это позволит тебе сохранить отрешенность и избежать вовлечения в эмоциональные порывы собеседника, когда например, на улыбку ты отвечаешь улыбкой или на агрессию отвечаешь внутренней агрессией. Но по мере приобретения опыта, необходимость в отрешенном наблюдении отпадает, и ты научишься, сохраняя отрешенность, одновременно чувствовать то же самое, что и собеседник, вплоть до того, чтобы в некоторые моменты испытывать те же самые жажды и влечения, что и объект твоего наблюдения.
Упражнения по выявлению жажд мне полюбились, и я в любых ситуациях — на улице, в институте, на вечеринках наблюдал за самыми разными людьми, пытаясь по их поведению разгадать движущие силы их психики.
Очень ярко проявлялись некоторые черты жажд на занятиях физкультурой. По манере движения, по отношению к выполняемым упражнениям сразу можно было определить жажды доминирования и подчинения. Движения «господина» были сильными и уверенными, он получал удовольствие от мышечного напряжения и связанного с ним агрессивного возбуждения.
«Слуги» были более мягкими и осторожными в своих движениях и внутренних проявлениях. Кто-то все делал педантично и по правилам, другие старались по мере сил сачкануть и демонстрировали полную расхлябанность и безразличие.
Наблюдения за людьми сделали мое отношение к их поступкам гораздо более мягким. Я понял, что люди, не способные контролировать свои жажды, так же не способны адекватно реагировать на ситуации, и то зло, которое они вольно или невольно причиняют другим, скорее их беда, чем преступление против окружающих. Отсутствие самой элементарной логики во многих человеческих поступках в свете теории жажд стало оправданным и понятным. К сожалению, то же самое понимание лишило романтического ореола кумиров моего детства и многих героев так нравившихся мне когда-то приключенческих книг. Теперь для меня путешествия в лабиринтах скрытых мотивов человеческого поведения стало гораздо более увлекательным, чем приключенческие романы. Поскольку практика всегда интереснее и увлекательнее, чем любые теоретические рассуждения, я расскажу о двух моих знакомых с довольно яркими проявлениями жажды.
Мой ученик Гога Месиашвили, обаятельный грузин, своим маленьким ростом, гордым профилем и пышными усами вызывал навязчивые ассоциации с Великим Вождем Всех Времен и Народов. До изучения рукопашного боя Шоу-Дао он занимался футболом, и, как следствие, имел хорошую физическую форму и отвратительную растяжку.
Через два месяца изучения облачных движений, перемещений и основных принципов боя, Гога отправился в одну из секций карате, и, к своему удивлению, в свободном спарринге легко победил сначала учеников, а потом и преподавателя. Это его так вдохновило, что он стал тренироваться с удвоенной энергией, время от времени отыскивая новые группы карате, кун-фу и прочих видов восточных единоборств, где всегда проделывал один и тот же трюк: он приходил на занятия и скромно вставал в уголке, отрабатывая элементы техники Шоу-Дао до тех пор, пока какой-нибудь заинтересованный абориген не подходил спросить о том, чем это он тут занимается.
Гога с энтузиазмом объяснял, что это тайная и самая эффективная система боя, называя стиль Шоу-Дао любимым выражением «наша школа», а потом в свободном спарринге побеждал сначала учеников, а потом и учителя, и, вдохновленный собственными успехами, отправлялся в следующую группу рукопашников.
Так у маленького грузина зародилась большая жажда мессии, и он отчетливо понял, что его предназначение в жизни — доказать всему миру, что «наша школа — это лучшая школа в мире».
