Маруся Светлова - Искусство быть родителем
Но мы знаем, что хорошо для наших детей. Что нужно нашим детям.
Мы так много знаем!
Но - знаем ли мы, что мы делаем на самом деле, руководствуясь нашими «знаниями»?
Знаешь ли ты, что дети - наши отражения?
Ребенок в нашем взаимодействии с ним ориентирован не на то, что мы ему говорим, а на то, что мы делаем, как мы себя ведем. С нас они делают слепки. И видя иногда, какой получается ужасный слепок, мы говорим: в этом общество виновато, виновата школа, учителя. Но основные-то скульпторы мы. Мы - образцы для подражания.
Они смотрят на нас, как в зеркало, и стараются повторить то, что они видят.
Они делают то же, что делаем мы. И как часто нам это не нравится!
Мама, которая едет с ребенком лет четырех в троллейбусе, говорит ему, стоящему у окна:
- Иди ко мне, садись!
- Не хочу! - отвечает ребенок, увлеченно рассматривающий улицу, проезжающие машины.
- Иди, придурок! - говорит она и дергает его за руку.
- Ты сама дура! - говорит ребенок.
И маму это обращение к ней просто взбесило. Ведь стыдно же, что ребенок тебя дурой на весь троллейбус называет! (А его на весь троллейбус придурком называть не стыдно?!)
- Иди, а то убью сейчас! - говорит она ему с ненавистью, и он в ответ - с такой же ненавистью на нее смотрит. Действительно, просто отражает маме ее же саму!
Она же, разозленная, пытается подтащить его к себе, жестко схватив за руку. И он кусает ее руку, просто зубами впивается в ее руку.
И ей так неудобно перед людьми, что он с ней так обращается! А как она с ним обращается - ей удобно? А ему удобно, когда с ним так обращаются? И что он такого делает? Он просто повторяет ее обращение и ее же действия!
- Господи! Какие мы все хорошие родители, - сказала одна участница тренинга, - потому что мы так не делаем. Мы же не дошли до того, чтобы орать «убью» и чтобы наши дети кусались! Да мы просто гении воспитания…
И все после ее слов засмеялись. Грустно как-то засмеялись. Так мы не делаем. Мы делаем по-другому. Мы показываем им что-то другое. Другие образцы для подражания и отзеркаливания.
Я обещаю ребенку сводить его в зоопарк, или пойти погулять, или слепить снежную бабу. А потом не выполняю обещания. Говорю: «Ну, потом сходим, завтра». А он, пообещав мне убрать в комнате и сходить в магазин, говорит: «Я уберу в комнате потом, завтра». Или: «Я схожу в магазин потом, завтра». Он же увидел образец, как можно не выполнять обещанное!
Если бы мы только сами видели, какие мы образцы! Но мы видим только плохое в детях, не понимая, что видим свое зеркальное отражение!
- Ну почему ты такая эгоистка! - говорит мама дочери. - Думаешь только о себе. Не видишь, мама устала, целый день работала - дай посидеть спокойно, отойди…
Мама называет дочь эгоисткой, потому что дочь думает о себе. А о ком мама думает в этой ситуации - о дочери? Нет, мама думает тоже только о себе, о том, чего хочет она. Тогда кто сейчас эгоист?
Мы называем их упрямыми. Но кто образец для них? Если ты упрямо требуешь, а он упрямо не делает? Может, это сначала ты упрямый? Может, это тебе сначала гибкости не хватает? Иначе зачем тупо продолжать в той же манере делать то, что не приносит нужного результата?
- Меня поражает, как мой сын ко всему поверхностно относится, - говорила мне одна мама. - Ему заниматься надо, ему надо думать о будущем, а он лежит, часами в потолок смотрит и пальцами по обоям водит…
Но, может, это ты поверхностно к нему относишься? То, что он смотрит в потолок, пальцем по обоям водит, - это ты видишь, а то, почему он в таком состоянии, что творится у него в душе, в глубине, - этого ты не видишь. Тогда кто поверхностно относится?
Так дети возвращают нам полученное от нас.
Дети зеркалят нам нас самих. Это такое простое знание. Но - руководствуемся ли мы им? Являемся ли для наших детей лучшими образцами для подражания? Осознаем ли, что то, как мы проявляемся по отношению к ним, - обязательно вернется к нам?
Если бы мы осознавали это полностью, то мы понимали бы, что уже сейчас нам надо быть по отношению к нашим детям очень любящими, внимательными, заботливыми - чтобы в старости получить то отношение заботы и внимания, которого ждут все родители от своих выросших детей.
Мы бы понимали, что если мы хотим, чтобы дети были опорой в нашей старости, нам надо сейчас быть им опорой. Потому что мы только тогда имеем право ждать заботы и поддержки, когда сами их отдавали. Но если мы их действительно отдавали, то нам и требовать не придется, нам просто вернут с радостью то, что мы когда-то отдали.
Если мы хотим, чтобы ребенок любил нас, мы должны любить его.
Если мы хотим, чтобы он принимал наши желания и потребности и захотел их удовлетворять, надо сейчас принимать его желания и потребности и удовлетворять их.
Если мы хотим, чтобы он принимал нас такими, какие мы есть, с нашими «бзиками», или болезнями, или особенностями характера, нужно сейчас принимать его таким, какой он есть, со всеми его особенностями.
После того, как я встретила в дверях магазина эту удивительную пару, о которой писала в начале книги - маму и сына, приведшего ее в магазин купить заколки, - я шла домой и думала: какая старость ожидает меня? Какой будет моя дочь со мной? Отведет ли она меня в магазин покупать мне дорогую заколку на мои реденькие седые волосы, если я попрошу ее об этом? Или отмахнется? Или пообещает и не выполнит, сославшись на занятость, на отсутствие времени или денег. Или скажет: «Ну, мать, ты вообще одурела! Куда тебе на твои три волосины заколку, да еще за триста рублей?!»
Я шла и перебирала разные варианты сценариев того, как это вообще может быть. Потом, улыбнувшись себе, сказала:
- Можно не думать о том, как это будет. Это будет именно так, как я заслужила. Жизнь все покажет, она проявит истинное положение вещей. У меня еще будет возможность на себе проверить отношение ко мне моего ребенка в моей старости. И будет возможность понять, что действительно я в нее вкладывала, какие отношения я с ней создавала. Жизнь все покажет…
Жизнь все покажет…
Знаешь ли ты возрастные особенности ребенка?
Я говорила однажды с неопытным молодым папой, который наказывал своего трехлетнего сына, ставя его в угол.
- Зачем вы это делаете? - спросила я.
- Чтобы он понял, - ответил папа.
- Что понял?
- Что он - плохой!
- Но зачем же вам надо, чтобы чистый и хороший ребенок узнал, что он плохой?
- Чтобы осознал… - сказал папа. - Чтобы исправился…
Этот папа с чистой совестью слушает ор ребенка и считает, что тот должен что-то осознать. В три года! Что может осознать ребенок в три года?! Он может сейчас только чувствовать ужас оттого, что его отвергли. Одиночество, жуткое одиночество, оттого, что ему сейчас плохо и никто не идет ему на помощь. Оттого, что мама или бабушка слышат его крик и не приходят, чтобы его утешить. Он сейчас только чувствует. Он чувствует себя брошенным, одиноким, отвергнутым. Он чувствует себя несчастным. Но пока он переживает эти чувства - нет логики, невозможно осмысление.
- Как реагирует ваш ребенок на то, что вы ставите его в угол? - спросила я.
- Стоит, кричит, зовет к себе маму или бабушку - кто есть в доме. Устраивает душераздирающий ор.
- И что мама или бабушка? Идут на его зов?
- Может, они бы и пошли, - сказал мужчина сурово, - но я не разрешаю. - Пусть поорет и осознает свое поведение!…
- И долго он орет? - спрашиваю я.
- Долго, он у нас с характером. Орет на все лады - и с завыванием, и с захлебыванием. Моя теща иногда жалуется, что у нее у самой сердце болеть начинает, когда он так ее зовет… Но потом он все же замолкает.
- И вы его выпускаете?
- Нет, я его еще выдерживаю. Чтобы постоял, подумал…
Подумал… Да ребенок просто истощает свои силы на такую бурную реакцию и замолкает. И отвлекается. Так устроен трехлетний ребенок. Он стоит в углу и рассматривает издалека какую-нибудь игрушку, или водит пальчиками по обоям, повторяя контур изображенных на них машинок. Он меньше всего «думает».
Представим ситуацию: мать говорит трехлетней дочери: «Пристрочи оборку к платью!» Отец говорит пятилетнему сыну: «Возьми дрель и повесь зеркало!» Но это же невозможно, скажешь ты. Дети в этом возрасте просто не могут еще такое сделать! От них нельзя этого требовать!
Но именно это мы и делаем.
- Сохраняй порядок в своей комнате! - говорим мы трехлетнему ребенку.
Но какой порядок может быть в представлении трехлетнего ребенка, основная деятельность которого - игра с предметами? Как можно сохранить порядок в свободе игры?
- Не прыгай! - требую я от пятилетнего ребенка. Но как может не прыгать ребенок пяти лет, когда он так выражает себя и свое мироощущение.
- Не шуми! - требую я, а он играет в войну, и в этой игре просто необходимо изображать разрывы снарядов и стрельбу. Иначе - это не игра!
