Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Очищение. Том.2. Душа
Но пятнадцать лет назад мы не знали, что выйдем на это, мы просто не хотели жить по-старому и искали способы жить по душе.
Психологическое сообщество жило как раз наоборот. После того съезда оно сначала пыталось не замечать собственных выводов, потом очень много делало для того, чтобы стать хотя бы далекой и нищей научной провинцией Соединенных Штатов Америки. А под конец вдруг начало разражаться сочинениями, вроде «Психологии души» профессора Шабельникова, которые были, конечно, симптоматичны, но преследовали лишь одну цель: сохранить все, как было, лишь поменяв имена.
И все казалось безнадежно. Да оно и до сих пор таким кажется, если читать то, что издается как одобренные сообществом сочинения. Но жизнь идет, жизнь утекает из сообщества, люди, приходящие в него, приносят с собой сомнения в том, что такая психология кому-то нужна. Ведь она явно невостребована ни предпринимательством, ни властью, — иначе в нее вкладывали бы деньги. И она явно не умеет работать в новых условиях, когда бюджет больше не может прокормить члена научного сообщества, бывшая кормушка стала упражнением в лечебном голодании, а зарабатывать сами, как оказалось, академические психологи не умеют. Они умеют только клянчить.
И вот сообщество просыпается от спячки, ворчит и начинает шевелиться, недовольно озираясь. А вокруг — новая жизнь, которая требует новых подходов даже от психологов. В этих условиях выживают только два вида ученых существ: либо те, что научились быстро суетиться, добывая так называемые гранты, то есть подачки, в сущности. Либо те, кто умеет быть нужным людям и работать на них, как бизнесмен на заказчиков, говоря современно. То есть психологи-прикладники разных мастей.
Ясно, что для хорошей и уверенной работы прикладнику нужно, кроме государственной бумажки, разрешающей работать, образование и хорошая теория его дела. Прикладнику в психологии нужна настоящая Фундаментальная наука, обеспечивающая его нужды в понимании, как устроена та среда, в которой он решает свои прикладные задачи. Это значит, что психология нужна, ей вовсе не обязательно вымирать от голода или стыда, но надо работать, надо делать свое дело!
И сообщество заскрипело мозгами.
Когда удается заглянуть за стены его крепости, например, полистав материалы каких-то психологических конференций и семинаров, оказывается, что все уже не так однозначно и монолитно. Основная масса по-прежнему туповато отмалчивается, помыкивая и поблеивая что-то о великом наследии советской психологии, которое жалко выбрасывать, хоть этот чемодан и без ручки, а потому неудобен в жизни. Кто-то выглядит отморозившим голову и потому звонко кричащим о чем-то чуждом и не относящемся к нашей жизни, вероятно, отрабатывая не наш заказ.
Но все больше появляется голосов, которые призывают искать. Искать, если сказать обобщенно, свою науку. А если говорить понятнее, то искать метод, предмет и язык психологии. Идет отчетливое вызревание потребности в культурно-историческом подходе, в изучении собственного наследия не только советской поры и вообще в пересмотре всех подходов, от самых истоков.
Как пример, приведу несколько выдержек из доклада саратовского психолога И. Е. Гарбер «Предмет психологии: исторический контекст», отчитанном на Ярославском методологическом семинаре в 2004 году. Это короткое исследование, написанное в ключе Культурно-исторической психологии, посвящено и методу и языку науки.
И если автор не призывает освободиться от внутренней зависимости психологов и от советского наследия, и от американской науки, то я совсем не умею понимать высказывания психологов:
«Общеизвестно влияние политики (идеологии) в тоталитарных государствах на культуру и социальные науки:
1) "…многие психологи, оставшиеся в Германии, очень скоро перешли на сторону нацистов, в некоторых случаях снабжая «научными» обоснованиями их расовую политику, в том числе и с использованием концепции гештальта".
2) "…место работы советских психологов удивительным образом совпадало с их теоретическими воззрениями, по крайней мере, декларируемыми".
В демократических государствах вместе с более мягким административным принуждением с успехом применяются финансовые механизмы, обеспечивающие, например, ранее длительное господство бихевиоризма в США, а ныне — когнитивной психологии и нейропсихологии» (Гарбер, с. 55).
А далее Гарбер использует исследования языка, проводившиеся американскими психологами, для того, чтобы показать, как опасно вырывать психологические термины из живых языков, в которых они использовались как слова обычного языка. Создание всяческих «тезаурусов психологических терминов», вроде изготовленного Американской Психологической Ассоциацией, который сейчас мощно насаждается и как основа русской психологии, ведет к катастрофическому искажению и обнищанию языка психологов.
«Работы, основанные на использовании индексов цитирования ключевых слов и контент-анализа, показали, что велика опасность "атомизации" концептуального анализа, утраты понимания того, что"…отдельные термины всегда включены в сеть семантических взаимосвязей, от которой они получают свои смысл и значение"» (Там же, с. 56).
Чтобы стало понятнее, что это означает в действительности, Гарбер приводит пример, который я считаю исходным для пересмотра всех понятий о языке научной психологии. Если бы я был языковедом, то разработку психологического языка я бы начал именно от этой основы.
«Наиболее наглядны результаты конкретно-исторического анализа при сравнении текстов, принадлежащих разным языкам и/или разным эпохам. Так, например, оказалось, что psyche Аристотеля не соответствует anima его переводчиков на латинский язык и еще меньше соответствует soul средневековья или современным mind и душа» (Там же).
Эти слова Гарбер были обращены к «организаторам науки и профессионального психологического образования». И это именно то, как живая мысль психологов начинает разламывать кожух, которым их заглушили их собственные власти.
Русская психология просыпается, и это дает надежду. Особенно то, что психологи заговорили о том, как вернуть науке о душе без души ее истинный предмет. Об этом стоит рассказать подробнее.
Глава 1. Слово о душе. Волков
Русская психология меняется. Медленно, со скрипом и изрядным сопротивлением. Но меняется все отчетливее.
Психологическое сообщество сопротивляется новому. Тем не менее, новое в русской психологии пробивается, подобно росткам сквозь асфальт. Даже сплоченное сопротивление лучших сил сообщества не в состоянии его удержать.
Сопротивление разное — иногда откровенное, прямо заявляющее, что возвращение души в психологию ничего не дает. Чаще генералы и бюрократы от психологии просто делают вид, что никогда не слышали о душе. Некоторые же даже предлагают заменить психику на душу. Похоже, однако, лукавят и эти, и не столько пытаются вернуть душу, сколько под видом разговоров о душе сохранить то, что есть в психологии, и защитить свое сообщество.
Сообщество, кстати сказать, не так уж и нуждается в этой защите. Если судить по хроникам внутрипсихологической жизни, вроде Трудов Ярославского методологического семинара, проходившего в 2004 году, при всем разброде и склонности мутить воду, психологическое сообщество в целом все отчетливее осознает и необходимость обращаться к собственной истории и вообще склоняется к необходимости культурно-исторических исследований собственного пути.
Это в любом случае подразумевает и углубление истории русской психологии на полвека за черту Октябрьской революции, и восстановление незаслуженно забытых имен, и пересмотр отношения ко многим мифам и легендарным фигурам советского периода.
В частности, получил отповедь за попытку подтасовки и профессор Шабельников:
«Доктор психологических наук, профессор В. К. Шабельников в своей книге, являющейся пока единственньш в нашей психологической литературе учебным пособием по истории учений о душе, пишет, что "фактически в XXстолетии происходило подспудное возвращение психологии к проблеме души. Не используя самого термина душа", психологи создавали теории, в которых использовались многие из представлений, формировавшихся именно в теориях души. Особенно активно это происходило при объяснении логики развития психики в школах генетической психологии Ж. Пиаже, Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, К. Г. Юнга".
С этим мнением вряд ли можно согласиться. Скорее, наоборот, советские психологи сделали все от них возможное, чтобы отмежеваться в своих теориях и эмпирических исследованиях от малопонятной и таинственной для них «души» человека. В результате в своих психологических исканиях они отстранились и от самих себя, возможно, сохранив этим собственную душу от бездушной, разрушающей цельность человека, марксистской идеологии.
