Кора Антарова - Две Жизни
– Не сердись, Дженни. Я ухожу. До завтра. Ни слова не говоря, Дженни направила камень в самые глаза Бонды, в руках которого была здоровенная плеть.
– Вон, негодяй, – не своим голосом крикнула Дженни. – Ты у меня ещё на коленях будешь просить прощения.
Бонда завертелся, точно его жарили на сковородке, и упал на колени.
– А вы, Анри, хотите того же? – поднимая камень к лицу юноши, спросила Дженни.
– Я буду завтра дома, а затем стану ждать в карете, – ответил Анри, и все трое покинули Дженни, причём из дрожавшей руки Бонды выпала плеть, которую он даже не смог подобрать.
Оставшись одна. Дженни подбросила дров в камин, подняла щипцами плеть и с выражением величайшего омерзения швырнула её во вспыхнувшее пламя. Торжествуя, смотрела она на тлевшие ремни, расхохоталась, когда кожа стала скручиваться и лопаться, и пошла к себе в спальню, впервые в своей замужней жизни оставшись одна. Сбросив нарядное платье, Дженни почувствовала себя такой разбитой и усталой, что заснула, едва прикоснувшись к подушке.
Ночь промелькнула для неё так быстро, что, проснувшись и увидев, что уже одиннадцатый час. Дженни мгновенно позвонила и приказала подать себе завтрак. Обдумывая свой день, она прежде всего справилась, прислали ли платье от портного. Успокоившись, что платье здесь, Дженни приказала горничной повесить его тут же, в спальне, и, завтракая, рассматривала его. Платье казалось ей чересчур скромным, но вспоминая, как была эффектна Алиса в простом чёрном платье, Дженни решила непременно надеть этот новый туалет.
Молодая женщина так долго занималась собой, так тщательно примеряла новую шляпу, пристраивая её к причёске, что не была готова и к часу дня. Раздражившись и в тысячный раз посылая брань в адрес мерзкой девчонки Алисы за то, что некому помочь ей одеться, Дженни вынуждена была оторваться от зеркал и приказала кликнуть кэб. Как это ни было странно самой Дженни, она никак не могла представить себе лица простака Уоми и не знала, с чего начнёт разговор.
Сев в коляску, она решила взять тон избалованного ребёнка, но на полпути передумала. Вспомнив, что должна говорить о сестре-подростке, которую насильно отняли, решила сделать вид брошенной всеми жертвы. Дженни обмотала цепочку с заветным камнем вокруг руки, а уже подходя к дверям дома, крепко прижала к сердцу, призывая на помощь все его чары. Она помнила, что надо избегать лорда Бенедикта, и, входя в холл, бегло оглядела помещение. Убедившись, что кроме слуги никого здесь нет, она успокоилась и сказала, что ей надо видеть сэра Уоми. Слуга, взглянув на часы, заметил:
– Вас ждут уже двенадцать минут. Через сорок минут сэр Уоми будет занят другими делами.
С этими словами он открыл дверь в соседнюю комнату, где за столом сидел сэр Уоми, а стоявший рядом Ананда показывал ему какой-то чертёж.
– Синьора Седелани, – доложил слуга, пропуская Дженни в комнату.
Всё это очень неприятно поразило Дженни. Официальность приёма, то, что слуге сказали её имя, какая-то чинность во всём, то, что сэр Уоми был не один, – всё раздражило Дженни. И несмотря на то, что она прижимала к себе камень, она чувствовала себя смущённо и очень неуверенно. Кроме того, она узнала эту неприятную для неё комнату, тот самый кабинет лорда Бенедикта, где её ноги приклеивались к полу и она не могла двинуться с места под взглядом хозяина дома.
Две пары глаз посмотрели на её растерянное лицо, и у Дженни похолодели руки. Ей вдруг увиделась вся нелепица её поведения, показалось, что оба собеседника сразу прочли её затаённые мысли, которые, думалось ей, она так хорошо замаскировала.
– В начале четвёртого, Ананда, – сказал сэр Уоми собеседнику, и тот, поклонившись ему и ещё раз сочувственно взглянув на Дженни, вышел из комнаты.
– Я очень прошу извинить меня за опоздание, – сказала Дженни, опускаясь в предложенное ей кресло у стола, хотя до этой минуты ей и в голову не приходило начать с извинения.
– Я так и думал, ведь туалет для дамы всегда на первом месте, – пристально глядя в лицо Дженни, спокойно сказал сэр Уоми.
И опять Дженни почудилось, что он угадывает её мысли. Но гостья овладела собой, улыбнулась и как бы невзначай подняла руку так, что камень сверкнул прямо в глаза сэру Уоми. Не успела она проделать этот маневр, как сэр Уоми преобразился. Точно гневная волна промчалась по его прекрасному лицу, такому доброму и очаровательно спокойному за миг до этого. Глаза сэра Уоми сверкнули, он чуть приподнял руку, и рука Дженни упала на колени, как парализованная.
Не связав воедино этих двух движений, Дженни решила, что она ещё недостаточно знает свойства чудесного камня и что простачок уже готов к обработке. Преспокойно поправив браслет на руке, Дженни развязно сказала:
– Я вам уже писала, в помощи какого рода я нуждаюсь. Мне надо увезти отсюда мою сестру Алису и мать. Обе они пишут, что томятся здесь и просят забрать их отсюда, где живут в заключении.
Усмешка пробежала по лицу сэра Уоми, и глаза засветились юмором. Дженни по-своему истолковала игру лица своего, как полагала она, кавалера, и не дав ему вымолвить ни слова, продолжала:
– Я так и знала, что вы мне поможете. Я не могу в точности вспомнить, что именно вы говорили мне о тот ужасный час в судебной конторе. Да, признаться, и тогда не поняла, о чём вы говорили. Но интуиция мне подсказала, что я найду в вас помощника. Я хочу видеть Алису сейчас же, – закончила Дженни, снова подымая свой камень на уровень лица сэра Уоми.
Эффект на этот раз был самый неожиданный. Сэр Уоми только слегка шевельнул пальцем, а рука Дженни отлетела прямо к её голове и сбила шляпу.
Озадаченная, сконфуженная и обозлившаяся, Дженни готова была сорваться с места и швырнуть в сэра Уоми шляпу, с таким трудом и искусством водруженную недавно на голову. Но руки её, точно деревяшки, лежали на коленях, она застыла от неожиданности и удивления и не могла выговорить ни слова.
"Проклятый камень, – думала Дженни. – Наверное, Бонда знал, какие штуки он вытворяет, и нарочно мне ничего не сказал. Ну уж и покажу я ему. Дай только домой вернуться".
Сэр Уоми молча смотрел на обезображенное злобой лицо Дженни.
– Жаль, что в этой комнате нет зеркала. Вы смогли бы запомнить, что идя на деловое свидание, нельзя напускать на себя такой свирепый вид. Это раз. Второе, – кто сказал вам, что Алиса и ваша мать здесь? Ни та, ни другая в данную минуту здесь не живут.
– То есть как? Какой ещё мошеннический трюк проделал ваш хозяин? – закричала Дженни, теряя всякий контроль над собой.
Как она ни пыталась поднять руку, чтобы в третий раз направить луч камня в глаза сэра Уоми, кроме бесплодных усилий, от которых даже лоб её покрылся испариной, она сделать ничего не могла.
– Я приказал вам сидеть неподвижно, – сказал сэр Уоми, и голос его поразил её своей печалью. – Я это сделал, чтобы защитить вас от вашего же собственного безумия, несчастная женщина. Если бы ещё и в третий раз вы дерзнули бы направить на меня ваше ничтожное оружие, которое вам выдали как беспроигрышный талисман, вы упали бы замертво, так как мне пришлось бы коснуться вас, а соприкосновения большой чистой силы с этой погремушкой вы бы выдержать не смогли.
Не стоит проклинать того, кто дал вам этот камень. Над ним, слугой зла, он всесилен. С вашей сестрой он не имел бы никакой силы, ибо чистота её безупречна. Она не почувствовала бы ничего, но и вам бы не повредила.
Встреча со мною, повторяю, будет смертельна для вас, если ещё один раз вы поднимете камень. И не только на меня, но и на кого бы то ни было в этом доме. Запомните это хорошо.
Теперь к делу. Вы сами знаете, в какой лжи, в каком сплошном обмане вы сейчас живёте. Ваши оба письма, вот они. Возьмите их с собой. Быть может, когда-нибудь вы перечтёте их и найдёте в себе ум и такт действовать иначе. Ваша сестра вторые сутки плывёт по океану с семьей лорда Бенедикта. А ваша мать живёт в окрестностях Лондона, так как её здоровье сильно пошатнулось.
Вам самой известно лучше всех, каким здравомыслящим человеком был пастор. Не менее вам известна и его доброта. А о его чести вы будете потом вспоминать всю жизнь.
Вы сказали, что не поняли того, что я говорил вам в конторе. Бедняжка Дженни! К сожалению, я ничего не могу сделать теперь для вас – ни помочь вам, ни защитить. Если бы вы, войдя сюда, принесли хоть каплю любви в сердце, хоть крошечку доброты, я мог бы ухватиться за них и раздуть их в пламя. Но вы пришли сюда, замышляя зло и предательство. Вы жаждали обратить меня, как Бонду, в своего раба и слугу. Вы надели камень Браццано на себя и, повелевая теми, кто в зависимости у него, сами стали его рабой. Скоро ваша жизнь внешне будет блестяща. Но... рана вашего сердца будет глубже, чем всё окружающее вас великолепие.
Ступайте домой. Защищайтесь от Бонды и его слуг вашим камнем, чтобы не быть битой. Но всё же помните, что всякий укротитель, живя с дикими зверями, ненавидим ими и они ждут момента, чтобы его растерзать.
