Джон Элдридж - Необузданное сердце

Поразительно, но с этой точки зрения нам становятся более понятны причины гомосексуализма. Эти парни знают, что им не хватает мужской любви. Проблема в том, что они придают ей сексуальный характер.

Джозеф Николоси говорит, что гомосексуализм — это попытка залечить свою рану с помощью мужчины: либо с помощью мужской любви, которой не хватает, либо с помощью мужской силы, которой, как чувствуют многие мужчины, им недостает. Эти поиски тоже бесплодны, и поэтому чаще всего гомосексуальные отношения недолговечны, и геи переходят от одного партнера к другому. Многие из них страдают от депрессии и часто попадают в зависимость от чего-либо. Вступив на этот путь, они не могут найти то, что им нужно.

Почему я рассказал вам все это? Потому что мы не сможем услышать правильный ответ на свой главный вопрос до тех пор, пока не поймем, что уже получили неправильный. Если мы живем иллюзиями, как мы можем посмотреть в лицо реальности? Мы чувствуем голод; это чувство живет в нашей душе как неутолимая тоска, и неважно, чем мы пытаемся ее утолить. Если вы решите искать ответ у Евы, ваше сердце будет разбито. Теперь, по прошествии многих лет, я это понимаю. Вам не найти ответа у Евы. Вам не найти ответа и там, куда направляются многие мужчины в поисках своего «я». Есть лишь один источник, из которого вы можете получить этот ответ. И неважно, кому вы адресовали свой вопрос, вам придется снова вернуться к нему. Вам придется отправиться в путешествие. Это начало вашего пути.

Глава 6. Голос отца

Ни один человек в течение долгого времени не может наедине с собой быть одним, а с людьми другим, чтобы в конце концов не начать задумываться, каков же oн на самом деле.

Esse quam videri. Быть, а не казаться

Кто может дать мужчине его имя?

Лето в восточном Орегоне, краю полыни, обычно бывает жарким, сухим и пыльным. Когда солнце стоит высоко, температура может подниматься выше тридцати градусов по Цельсию, поэтому тяжелая работа по возможности выполняется ранним утром или вечером, когда с долины у реки поднимается прохлада. Иногда, в самое пекло, мы чистили оросительные канавы, и я с великим удовольствием в них плескался. Я любил бегать в канаве, наблюдая, как мои джинсы промокают от теплой мутной воды. Но чаще всего мы возвращались в дом, чтобы выпить чашку холодного чая. Дедушка любил пить очень сладкий чай, как принято на юге. Обычно мы садились за кухонный стол, выпивали стакан или два холодного чая и обсуждали события, произошедшие этим утром, или говорили о том, сколько животных нам надо продать на аукционе, или о том, чем займемся вечером.

Однажды летним днем, мне тогда было тринадцать лет, мы с «папкой» вернулись домой, чтобы совершить ежедневный чайный ритуал. Неожиданно «папка» встал и подошел к окну. Окна кухни выходили на юг, и из них открывался вид на огромное поле люцерны и пастбище. Как большинство фермеров, «папка» сам косил траву на сено, чтобы зимой обеспечить кормом коров и лошадей. Я тоже подошел к окну и увидел, что один бычок ушел с пастбища и пасся на поле люцерны. Тут я вспомнил, как дедушка говорил, что для коров опасно набивать брюхо свежей люцерной, она разбухает у них в желудке, как дрожжевой хлеб, и может привести к разрыву одного из четырех желудочных отделов. Очевидно, что поведение бычка сильно рассердило «папку», так рассердиться мог только настоящий ковбой. Меня же это лишь позабавило. Я предвкушал приключение.

«Пойди-ка, оседлай Тони и загони этого бычка обратно», — сказал дедушка, садясь обратно на свой стул и закидывая ногу на ногу. Всем своим видом он ясно давал мне понять, что не пойдет со мной; точнее, что он вообще никуда не пойдет. Пока он наливал себе еще одну чашку чая, я пытался проанализировать, что же значили его слова. А значили они то, что я должен был поймать Тони, самого большого жеребца на ранчо. Я побаивался Тони, но мы с дедушкой знали, что он лучше всех может помочь мне в этом деле. Я должен был сам оседлать его и с его помощью загнать бычка обратно на пастбище. Один. Когда я наконец осознал, что мне предстоит сделать, я обнаружил, что прошло уже достаточно много времени и мне пора идти. Пока я шел к загону, мною владели два чувства и оба были достаточно сильные: страх и… гордость.

Большинство переломных моментов в жизни мы переживаем таким образом. Не могу вам сказать почему, но я знал, что пересекаю определенный рубеж на пути превращения из мальчика в мужчину. «Папка» верил в меня, и что бы я ни сказал, что бы ни сделал, тот факт, что он в меня верит, помог мне обрести уверенность в своих силах. В тот день я загнал бычка обратно на пастбище…

Мужчине надо узнать свое имя. Ему надо узнать, что он может справиться с трудной ситуацией. Я употребляю здесь слово «узнать» не в модернистском, рационалистическом смысле. Я не имею в виду, что какая-то мысль проходит через кору головного мозга и у вас возникает определенный мысленный образ; так вы узнаёте о битве при Ватерлоо или об озоновом слое — так большинство людей «узнаёт» о Боге или христианских истинах. Я имею в виду глубинное знание, знание, которое вы получаете, когда где-то побывали, прочувствовали что-то, пережили сами незабываемым образом. Так Адам «познал жену свою», и она дала жизнь ребенку. Адам не узнал о Еве, он познал ее на уровне «плоти и крови». Существует знание о чем-то и знание чего-то. Когда дело касается нашего вопроса, нам нужно последнее.

Главный герой фильма «Гладиатор», повествующего о событиях II века нашей эры, — воин из Испании по имени Максимус. Он был командующим римской армией, генералом, которого любили солдаты и стареющий император Марк Аврелий. Подлый сын императора, Коммодус, узнает, что его отец планирует сделать своим преемником Максимуса, но прежде чем Марк Аврелий успевает назвать имя нового императора, Коммодус убивает своего отца. Он приговаривает Максимуса к немедленной казни, а его жену и сына к распятию и сожжению. Максимусу удается спастись, но он не успевает спасти свою семью. Он попадает к работорговцам, которые продают его для участия в гладиаторских боях. Обычно это означало смертный приговор, но не для Максимуса, отважного борца. Ему не просто удается выжить, он становится первым среди гладиаторов. В конце концов его привозят в Рим, чтобы он выступил в Колизее перед императором Коммодусом (который, конечно, считает Максимуса мертвым). После того как бойцы продемонстрировали необыкновенное мужество и бой завершился, император спускается на арену, чтобы поприветствовать гладиатора, чье лицо остается скрытым за шлемом.

Коммодус: Ты показал себя выдающимся борцом, испанец. Я не помню гладиаторов, равных тебе… Почему бы герою не показать нам свое лицо и не назвать свое настоящее имя? (Максимус молчит.) У тебя ведь есть имя?

Максимус: Меня зовут Гладиатор. (Он поворачивается и уходит.)

Коммодус: Как ты смеешь поворачиваться ко мне спиной?! Раб! Ты сейчас же снимешь свой шлем и назовешь свое имя.

Максимус: (Медленно, очень медленно поднимает шлем и поворачивается к своему врагу.) Мое имя Максимус Децимус Меридиус; Командующий Северной армией;

Генерал легионов Феликса; Верный слуга настоящего императора, Марка Аврелия;

Отец убитого сына; Муж убитой жены;

И я отомщу за себя, в этой жизни или в следующей.

Его ответ подобен мошной волне, которая становится все больше и все сильнее, прежде чем разбиться о берег. Куда должен отправиться мужчина, чтобы найти похожий ответ — чтобы узнать свое настоящее имя, имя, которое у него никогда никому не отнять? Это глубинное знание приходит только после инициации. Вам надо узнать, откуда вы родом; вам надо пройти через серию испытаний, чтобы проверить свою силу; вам нужно отправиться в путешествие; вам нужно встретиться лицом к лицу со своим врагом. Недавно один молодой человек пожаловался мне: «Я стал христианином, когда мне было пять лет, но никто никогда не показывал мне, что значит быть настоящим мужчиной». Сейчас он чувствует себя потерянным. Он пересек всю страну, чтобы оказаться рядом со своей девушкой, но она отвергла его, потому что он не знал, кто он такой и зачем живет. Таких, как он, бесчисленное множество, — мужчин, не прошедших обряд инициации.

Служителям церкви нравится думать, что именно в ней мужчины проходят обряд инициации, но это не так. К чему церковь призывает мужчину? Каким она хочет видеть его? Нравственным. Но этого совершенно недостаточно. Нравственность — это хорошо, но она не должна быть самоцелью. Павел сказал, что закон был для нас детоводителем ко Христу, но по пришествии веры мы уже не под руководством детоводителя, ибо мы сыны Божии (см.: Гал. 3:24–26). Сын не нуждается в законе, ему предлагается нечто гораздо большее. Ему даются ключи от машины, отец берет его с собой, чтобы выполнить опасную миссию. Меня поразила одна душещипательная сцена, которая произошла в конце Гражданской войны, сразу после битвы при Аппоматтоксе, когда генерал Улисс Симсон Грант окружил армию генерала Роберта Эдуарда Ли. Целых пять лет Ли вел армию Северной Вирджинии через самые тяжелые испытания, какие только могут выпасть на долю мужчины. Казалось бы, солдаты должны были радоваться, что все закончилось. Но люди Ли цеплялись за поводья его лошади и умоляли его не оставлять их, просили дать им еще один шанс «побить этих янки». Ли стал для них отцом, он дал этим мужчинам то, чего у большинства из них до этого не было, — индивидуальность и место в истории.