Путь великих прощаний - Свами Шачинандана
Шестикилометровый путь в долину пролегает мимо множества пещер йогов-мистиков. Для того чтобы пройти туда, нам нужно специальное разрешение, поскольку большая часть пути лежит в засекреченной зоне. Благодаря влиятельному ученику пандита мы получаем разрешение, но с условием, что пандит возьмет на себя полную ответственность за наши жизни.
На джипе мы добираемся до Маны, затем идем вместе с яками и мохнатыми овчарками через горную деревушку, проходим мимо прялок, за которыми женщины прядут ковры и занавески из шерсти яков. Наконец мы добираемся до заставы, охраняемой тремя спящими солдатами. Мы будим их. Им уже известно о нашем разрешении, и они просят только предъявить паспорта. Я вытаскиваю свой паспорт, случайно бросаю взгляд на фото и вдруг с ужасом обнаруживаю, что взял впопыхах паспорт оставшегося в гостинице Бхараты, который на 20 лет старше меня. Что делать? Как ни в чем не бывало отдаю паспорт солдату. Он внимательно смотрит на меня, и что же? Все в полном порядке! Подобно тому как для европейца очень сложно различать индусов, так и для индуса сложно различать европейцев. Кроме того, мы не имя и не фамилия, которые относятся лишь к телу.
Миновав заставу, мы переходим бурлящую Сарасвати по каменному мосту, приветствуем йога, который сегодня машет нам рукой из своей пещеры, и оставляем цивилизацию позади. Вскоре наша группа растягивается, так что каждый идет, предоставленный сам себе.
Трудно описать словами те чувства, которые испытываешь, путешествуя по Гималаям. Ты видишь себя полностью свободным и ценишь каждую минуту, что дарит тебе тишина этих гор. Пожалуй, тишина — это самое непривычное, что ожидает человека здесь. Она поначалу кажется чем-то чуждым, даже устрашающим. Но вскоре понимаешь, что в этой тишине — целый мир, полный глубокого смысла. Для многих людей, которые приходят в Гималаи, эта тишина кажется затаенной опасностью, и они пытаются как-то избавиться от нее. Недалеко от Ришикеша, посреди джунглей, мне повстречались двое европейцев, тащивших с собой радиоприемник, работающий на батарейках. Словно отгоняя ненавистную тишину, из громкоговорителей раздавались безвкусные шлягеры из индийских фильмов — похоже, у этих людей развилась настоящая наркозависимость от шума, к которому они привыкли на Западе.
Все люди говорят без умолку, с утра до вечера. Это один из первых навыков, которым мы научаемся. Но можем ли мы по-настоящему слушать? Обоими ушами и, самое главное, сердцем? Паломничество подразумевает тишину, в которой наше сердце может услышать Бога. Погрузиться в тишину — значит отстраниться от калечащего шума современной цивилизации и от эхо, звучащего в нашем сознании. Вместе с тем эта тишина не должна быть пустой. В ней, особенно посреди нетронутой природы, должно образоваться своего рода пространство, в котором наша духовная жизнь обретет новое рождение, освобождая нас от всех надуманных концепций и искаженных представлений о мире. В этом пространстве паломник обретает новый взгляд на самого себя и свой жизненный путь. Все, что было, что есть и что будет, открывается такому паломнику со всей ясностью. В таком божественном измерении оказывается он, особенно когда, оставив позади все тяготы долгого путешествия, приближается к заветной святыне.
В этом паломничестве мне стало ясно, что все и вся ведомы божественной силой. В «Гите» Кришна так объясняет это: «Все покоится на Мне, словно жемчужины, нанизанные на нить». Эту божественную силу можно сравнить с мелодией, которая исходит от одной струны скрипки, но разливается повсюду и влияет на все, что находится рядом. Неприступные горы, реки, пещеры и жилища йогов, а также шумные города с беспокойными толпами падких на дешевые удовольствия людей — все это зиждется на божественной вибрации, на слове Бога. А мы настолько сильно желаем утвердить здесь свою собственную «мудрость», что не хотим слышать, что говорит нам Бог.
«От Меня исходит память, знание и забвение», — говорит Кришна. Он дает как творческий импульс, так и тягостное забвение. Если мы постараемся услышать Бога нашим сердцем, то со временем обнаружим, насколько часто к нам приходят предупреждения и сигналы, будь то от Самого Бога или через других. Когда-то я прочел в Талмуде: «У каждой травинки есть ангел, который склоняется над ней и шепчет: „Расти, расти, расти!"»
Поднимаясь все выше по разрушенной оползнем тропинке, я то и дело повторяю молитву, в которой выражена тоска по духовному миру:
ахам харе тава падаика-мула-
дасанудасо бхавитасми бхуйах
манах смаретасу-патер гунамс те
грнйта вак карма кароту кайах
О мой Господь, когда же придет тот час, когда я стану слугой Твоих слуг, всегда ищущих прибежища у Твоих лотосных стоп? О Господин моей жизни, позволь мне стать их слугой, ведь только тогда мой ум будет всегда погружен в размышления о Твоем образе, мои слова будут всегда прославлять Твой образ, а мое тело будет всегда занято любовным преданным служением Тебе[39].
По дороге мне попадается осел, а чуть позже — крот. Между человеком и животным здесь заключен негласный договор: оба почтительно уступают друг другу дорогу. Внизу в долине пасутся яки под охраной собак, напоминающих лаек. А вот навстречу нам идет целая процессия тибетских женщин, несущих на своих плечах корзины со свежесобранными гималайскими травами. Проходя мимо них, я чувствую целебный запах этих трав.
Начинается дождь, и я решаю переждать его под скалой. Хорошо представляю себе, как бы я сидел здесь всю жизнь.
Между тем я делаю открытие, которое совсем не укладывается в моей голове. Разглядывая поверхность скалы, я вдруг возле одной темной пещеры замечаю призрачного вида существо, огромное и волосатое. В ту же секунду существо исчезает. Был ли это йог или снежный человек?
Продолжая путь, я вскоре подхожу к водопаду Васудхара. Остальные мои попутчики уже здесь — нет только пандита с его другом, они шли за мной. Красивое это зрелище — падающая вода, переливающаяся и блестящая в солнечном свете. Несмотря на то, что здесь, высоко в горах, холодно, солнце приглашает своими теплыми лучами искупаться в водопаде. Оно обогреет нас после купания. Пока мы с доктором Аурелиусом, трясясь от холода, стоим под скалой, подставляя спины под каскады чистой воды (непосредственно под водопадом стоять нельзя — бывает, что вместе с водой падают и камни), Лакшману удается собрать немного фруктов. Пока мы обсыхаем, он предлагает фрукты, и мы вкушаем их вместе с остатками орехов и сухофруктов, что привез с собой из Швейцарии доктор Аурелиус.
Тем временем подходят пандит и его спутник и с благодарностью разделяют нашу трапезу.
Но тут мы замечаем, что кого-то в нашей группе не хватает. Бала-Гопал! Он всю дорогу молчал, незаметно отделился от нашей группы и залез на боковую скалу водопада. Он все время был внутренне напряжен, поскольку в этом паломничестве ему тоже необходимо решить пару проблем. Сейчас мы видим его на полпути к вершине водопада. Мы начинаем волноваться. Пандит, кому армейское командование поручило следить за нашей безопасностью, вне себя от беспокойства. Он смотрит на меня и в гневе кричит: «Мурк, мурк!» («дурак!»), — показывая на Балу и дико размахивая руками. Отвесная скала опасна даже для опытных альпинистов: на ней, питаемый брызгами водопада, растет скользкий мох. Кричать бесполезно: из-за шума водопада ничего не слышно. В конце концов Бала-Гопал превращается в точку на скале. Как можно видеть, его целью является определенная пещера в горе. И вдруг происходит нечто из ряда вон выходящее. Как только он приближается к этой пещере, перед входом в нее образуется некое облако, закрывая собой вход. Бала останавливается в нерешительности, не зная, продолжить ли восхождение. В конце концов он поворачивает вспять и осторожно, медленно спускается. Один раз он срывается, но успевает за что-то ухватиться и встать на ноги.
Наконец он с дрожащими коленями предстает перед нами и рассказывает следующее:
