Ари Ясан - Дом тысячи дверей. Часть 1
— Как бы то ни было, но мы с вами опять приходим к тому, что вам все же необходимо хоть как-то именовать меня, — здесь В. хотел было уже заявить, что ему ровным счетом все равно, как того зовут, но старикан остановил его властным жестом и возвестил: — Так и быть! Только из моего к вам уважения, могу позволить вам называть меня, скажем… Господин, — тут он опять задумался и поводил глазами, словно выискивая себе имя в воздухе, — или нет, пусть лучше будет Мистер, это мне больше нравится, похоже на мастера или что-то в этом роде. Хотя, впрочем, все это одно и то же, — тут «Мистер» замолчал и уставился на В., видимо, наслаждаясь произведенным эффектом. В., однако же, весь этот вздор нимало не забавлял. Он с удовольствием послал бы этого «Мистера» куда подальше, но предчувствовал, что это представление ему придется досмотреть до конца.
— Итак, милейший мой В., со мной разобрались, теперь поговорим о вас, — продолжал Мистер. В. заерзал и грозно насупил брови, ясно давая понять, что не намерен терпеть никаких выпадов в свой адрес. — Но, как я вижу, вы не настроены на беседу, и потому, дабы не утруждать вас, позвольте мне напомнить вам, ммм, некоторые подробности вашей биографии, которые вам без сомнения известны, но которые, полагаю, вам будет небезынтересно освежить в своей памяти, мда…
Некоторое время назад, дражайший В., вы занимали высокий, высо-о-окий пост, — и старикашка задрал голову, словно намериваясь разглядеть высоту некогда занимаемой В. должности. — При этом вы проявили себя как человек с железной волей, ясным умом, но не очень отзывчивым сердцем. Не то чтобы вы кого-то замучили или обидели, но недовольные тем не менее были. Хотя, что с того, ведь недовольные найдутся всегда, а? — Мистер подмигнул В. — Затем, в один прекрасный день, вы не пришли на вашу высокооплачиваемую и почетную во всех отношениях работу.
Ваши коллеги, конечно, решили, что вы заболели, но прошел день, другой, месяц, а вас все не было. Стали вас разыскивать и оказалось, что квартиру в престижном районе вы пожертвовали сиротскому приюту, а сами исчезли в неизвестном направлении. Очень странно, а? Про кого-то другого можно было бы подумать, что он ограбил своего работодателя и смылся с его денежками, но не про вас, любезный мой В. Вы были безупречны во всем. Кинулись проверять — счета, приказы, распоряжения — все чисто. Стали думать-гадать: может, он убил кого или еще чего похуже? Но нет, компетентные органы все отрицают, по их словам вы чисты, как снег.
А потом вроде бы то тут, то там вас замечают в лохмотьях, в образе, так сказать, помойного пьяницы. Что опять же странно, коли на то пошло, если хочется бродяжничать, почему бы не уехать куда-нибудь подальше, где вас никто не знает? Репортеры прочесали весь город. И опять ничего! Вроде бы В., а может и не В., кто его знает! Так что вы теперь, мой дражайший В., что-то наподобие городского призрака, хотя спешу вас успокоить: преимущественно о вас уже забыли, и почти никто более не интересуется вашей судьбой. Никто, кроме меня, конечно. Я о вас, мой бесподобный В., никогда не забывал, о нет, никогда! — В. вздрогнул — что-то зловещее почудилось ему в этих словах.
— Может быть, мне вы раскроете тайну, дорогой В., а? — язвительно спросил Мистер. — У вас есть план? Хотите заработать себе славу мученика? Или что-то доказать обществу? Ну же, мне вы можете доверять, — здесь Мистер вопросительно замолчал, ожидая ответа. В. прожигал старикашку злобным взглядом.
Мистер безмолвствовал минуту-другую, а потом губы его расплылись в улыбке: — Я немного слукавил, любезнейший В. Можете не отвечать, я и так все знаю, — и Мистер досадливо взмахнул рукой, — нудные будни, тоскливые ночи, и так без конца. День за днем проходит, и вы за миллион не нашли бы между ними различий, до того они похожи друг на друга. Вы словно в клетке, и самое ужасное — не то чтобы ключ от нее потерян или спрятан, нет! — Мистер вперил горящие глаза в В. и проговорил, перейдя на свистящий шепот: — Ключа никогда и не было!
В. ошалело глядел на Мистера, силясь преодолеть путаницу в своих мыслях. Психиатр, следователь, безумец — кто такой этот треклятый Мистер?
— Нет, нет, можете ничего не объяснять, — безразличным тоном продолжал Мистер. — Я все это знаю, и уверяю вас, драгоценный мой В., что вы не первый и не последний. Ваше тогдашнее состояние очень хорошо знакомо многим в нашем мире, но только не всех оно толкает на такие в высшей степени странные поступки. Нет, нет, можете не рассказывать! — Мистер помахал рукой, словно отгонял назойливое насекомое.
— Обратимся к другому, более тонкому и, ммм, щекотливому предмету, — продолжал он. — Без преувеличения могу сказать, мой неотразимый В., что вы привлекали женщин, и многие из них были к вам более чем неравнодушны. Вы тоже были не лишены чувств, особенно к некой П. Вы с вашей избранницей были прекрасной парой, и многие от души, от всего сердца вам завидовали. И на сей раз тоже не было никакой очевидной причины для столь легкомысленного и безответственного поведения с вашей стороны, любезный В. Однажды, в один прекрасный день, вы попросту послали, выражаясь современным языком, вашу любимую женщину, ничем не мотивировав столь резкой перемены в вашем настроении. При этом нужно отдать должное вашей возлюбленной: она не раз устраивала показательные выходы с вашими лучшими друзьями в надежде разжечь костер ревности, но, увы! Все напрасно — ничто, казалось, вас не трогало.
При этом, спешу заметить, что вы не были столь безучастны, как могло показаться стороннему наблюдателю. Все происходящее вас расстраивало безмерно, и, пожалуй, сейчас трудно определить, кто из вас двоих пострадал в этой истории больше. По здравому разумению, я бы поставил на вас, милый В. Некогда ваша П. в конце концов поняла, что вы беспросветный тупица и всей мудрости мира не хватит, чтобы заставить вас не противиться своему счастью. Тогда она оставила попытки вернуть вас, вышла замуж за не менее, а скорее даже и за более достойного, чем вы, человека, и в общем и целом стала счастливой.
Тогда как вы… Не хотелось бы, конечно, бить лежачего, но вы и без того знаете, что ваша судьба достойна сожаления, вернее, достойна сожаления ваша неблагодарность судьбе. Фортуна осЫпала вас дарами, но вам этого было мало, и вот, руководствуясь глупейшим принципом «все или ничего», вы предпочли ничто и теперь, видимо, горды собой безмерно, — здесь Мистер бросил на В. в высшей степени укоризненный взгляд.
— И ведь это не самые странные ваши поступки, бесценный мой В., - добавил, помолчав, Мистер. — Вот что гораздо интереснее: чем досадил вам тот несчастный телевизор, который вы выбросили из окна?
В. покраснел до ушей. А об этом-то откуда знает этот надоедливый старикан?
— Да, да, милый мой В., - говорил Мистер. — Заметьте, не прОдали, не сдали в ремонт, не подарили, а именно выбросили из окна. Вот уж настоящее безумие! Правда, дело было глубокой ночью и никто так и не узнал, что именно вы учинили это безобразие, но грохот слышал весь квартал. Зачем же вы так хулиганите, любезный В.? Чем вас обидело чудо техники? Что за страсть к разрушению? Ей богу, непонятно!
Мистер умолк, изобразив на своем лице высшую степень обескураженности. Через некоторое время он продолжил голосом, полным непередаваемого ехидства:
— Так к чему все эти странности, дорогой В.? Чего вы добивались? А?
В. косил из-под бровей недобрым взглядом, но упорно молчал.
— Или вы считаете меня недостойным Вашей откровенности, дорогой В.? А?
«Еще одно „а?“, — подумал В., закипая, — и я ему…»
— Насколько я знаю людей, бесценный В., - продолжал Мистер, — ни один из них не даст и крошки хлеба, не рассчитывая получить что-то взамен — неважно что: деньги, чувство морального удовлетворения, восхищение окружающих. Да мало ли что! Можно сколько угодно прикрываться божественными заповедями или земными законами от истины, которая несомненна, да что там говорить, которая огненными буквами начертана в небе: «Корысть суть любых деяний человека!» — при этих словах Мистер устремил взгляд в небо, словно в огромную книгу.
— То есть обыкновенная личная выгода движет всеми нами, разлюбезный В. Ожидания, конечно, различны — один ждет получки, другой Царства Небесного, но тем не менее ожидание остается ожиданием. Мы все — молча, крича, плача, воинственно негодуя, как угодно — требуем чего-то от мира, который очень часто остается глух к нашим мольбам, увы! — Здесь Мистер скорбно склонил свою седую голову на грудь и вздохнул.
