Алексей Ксендзюк - По ту сторону сновидения. Технология трансформации
С одной стороны, Качора — почти ровесник Кастанеды и вряд ли ассоциировался в сознании Карлоса с образом пожилого индейского шамана, учителя и наставника. Разумеется, если исходить из наиболее скептической точки зрения, полагая, что абсолютно все описание Кастанеды изначально создавалось как художественный вымысел, то возраст Качоры — не аргумент. Впрочем, если подходить к книгам Кастанеды с этой точки зрения, любая дискуссия по поводу их содержания теряет смысл, ибо творчество писателя вообще не подчиняется законам «объективной» реальности.
С другой стороны, Качора усердно подтверждает даже те сообщения Кастанеды, которые у любого американиста вызывают наибольшие сомнения, — например, тот факт, что он рассказал Карлосу о «точке сборки». А ведь это понятие никогда не встречалось антропологам, изучающим мировоззрение индейцев. Надо иметь в виду, что данное словосочетание является продуктом определенного направления мысли, где акт восприятия понимается как «сборка», а сама собранная картина восприятия обусловлена «точкой», в которой происходит этот процесс. Иными словами, если индейский шаман использует термин «точка сборки» и понимает, о чем говорит, то этим он подтверждает значительную часть кастанедовского описания.
Наконец, воспоминания Качоры о встречах с Кастанедой стали достоянием широкой аудитории в то время, когда этот представитель коренного американского населения решил основать благотворительный фонд.
Все эти обстоятельства настораживают. Хотя не исключено, что Качора действительно встречался с Карлосом, потому что Кастанеда много путешествовал по Мексике и югу Соединенных Штатов в поисках материала для своих антропологических заметок. Так или иначе, мы уже не узнаем, что же все-таки произошло с Карлосом Кастанедой.
Я взял из книг Кастанеды только то, что невозможно опровергнуть. Это — мировоззрение и практическая методология, то есть философия энергетической Реальности и основные тезисы, на которых держится сама практика. Сомнительные моменты я не рассматриваю и не анализирую, предпочитая сохранить по отношению к ним дон-хуановскую позицию «верить, не веря».
С точки зрения «Нового Цикла» не столь уж важно, существовал ли дон Хуан Матус в так называемой «реальной жизни». Большая часть противоречий, обнаруженных критиками в текстах Кастанеды, также не представляет интереса для того, кто хотел бы практически применить нагуализм, добиться усиления осознания и расширения восприятия. И я избегаю говорить об «учении дона Хуана». Я называю данное учение нагуализмом, потому что термин нагуаль остается основополагающим философским понятием в системе, которую я пытаюсь переосмыслить.
Ну, а поскольку сам Карлос Кастанеда в своих последних книгах говорил о том, что описанный им старый цикл, когда практики объединялись в «магические союзы» по определенному правилу, прекратил существование, я называю свою работу Нагуализмом Нового Цикла.
Мы стремимся усилить свое осознание, используя последовательную тренировку внимания и специальную работу со своими чувствами и эмоциями. Это — вполне конкретная работа. На результат этой работы не может повлиять мнение Антропологического общества или специалистов по древнеамериканской культуре. Мы должны быть благодарны Кастанеде даже в том случае, если значительная часть его «истории» — всего лишь литературный вымысел.
Кастанеда сделал исключительно важное дело — он привлек наше внимание к корпусу идей, которые могут, в конечном итоге, привести к реальной Трансформации человека. Опираясь на оставленное им наследие, мы можем сформулировать идеологию, мировоззрение, философию и начала методологии этого Пути. Сегодня не имеет значения, как именно возникли эти предпосылки в работах Карлоса Кастанеды — после обучения у месоамериканского шамана или в результате самостоятельного творчества самого Карлоса.
Многих из нас Кастанеда заставил проснуться и приступить к собственному поиску. Он указал цель и вдохновил — и это самое главное. Благодаря его книгам у многих людей возникло стремление достичь предельной интенсивности осознания и радикальной Трансформации человеческого вида — стремление, подкрепленное реальной практикой.
Думаю, именно в этом заключалась миссия Карлоса Кастанеды — оставить после себя пробуждающий «духовный импульс». С чем, на мой взгляд, он успешно справился. Мир изменился, и нам не стоит проводить жизнь в поисках утраченного древнего знания — лучше построить Путь заново. Он станет немного иным, но будет не «книжным», а подлинно живым.
Введение. Начало магии осознания
Мы живем на довольно просторном, как нам представляется, «материке». Этот «материк» можно назвать пространством бодрствования.
Здесь наблюдается изобилие форм и красок, здесь можно найти разнообразные ландшафты — горы и океаны, леса и пустыни, ледники и пещеры. В этом пространстве осталось мало необитаемых мест. Повсюду мы находим деревни, поселки и города, вплоть до мегаполисов, давно уже ставших громоздкими лабиринтами, где возведенные нами бетонные башни заслоняют от человеческого глаза даже небосвод — то немногое, что здесь можно было бы назвать «природой».
Этот материк бодрствующего мира пересекают автострады и шоссе, между городскими вокзалами пролегают железные дороги, а в нависших над человечеством небесах можно заметить не только мигрирующих птиц, но и стремительную авиацию, которая вместе с людьми переносит грузы, оружие и прочие продукты цивилизации. Таким образом, даже воздух — самая свободная из земных стихий — подчинился человеческомуratio и теперь «принимает участие» в активности организованного разума, обремененного заботами, тревогами, сожалениями о прошлом, страхом перед будущим и множеством других эмоций, возникших из-за нашей гипертрофированной способности к рефлексии.
Здесь, на «материке яви», все сущее подчинено законам нашего мышления, формирующего главное — наши цели, задачи, иерархию ценностей и адекватную этой иерархии программу поведения. У этой «конструкции» (я имею в виду способ мышления и порожденные им продукты — понятия, категории, законы, которые, в конце концов, организуются, чтобы стать внутренне непротиворечивой системой, единством, заключающим в себе весь данный индивиду опыт) нет никакого внешнего по отношению к человеку смысла. Смысл мы придумываем сами, если тяготимся от неопределенности данного положения.
Можно задать вопрос: почему «конструкция» нашего мировоззрения обрела эту форму, а не какую-либо иную?
Самый простой ответ звучал бы примерно так: «Совокупность человеческих представлений о мире и о самом себе обусловлена психической и физиологической конституцией человеческого вида».
Однако в этой гладкой формулировке заключена тавтология. Ведь если сказать то же самое другими словами, мы придем к сентенции типа«Человек сформировал данную картину мира, потому что он — человек». С такими изречениями не поспоришь, поскольку здесь вообще нет никакой новой информации. Человек — это человек. Гора — это гора. Река — это река. Словом, типичная тавтология, которая никогда не дает ответа на заданный вопрос.
И все же есть в этой сентенции один важный, на мой взгляд, нюанс. Сформулированный таким образом ответ переключает наше внимание собщего и целостного (того, что по умолчанию подразумевает само понятие «человек») на область, пребывающую как бы на втором плане. Не так уж часто мы задумываемся над тем, что человек — это сложная система, в которой физиологическая и психическая конституция играют роль решающего фактора при построении нашего описания мира и обусловливают законы, по которым оно формируется, расширяется, становится сложнее и подробнее.
Абстрактное мышление (в основе которого лежит семантика и логика) — вершина «айсберга», самая динамичная часть психической вселенной, которая дает возможность определенной части человеческой «картины мира» бесконечно обогащаться и эволюционировать. А фундамент всей этой конструкции, «корень» или источник, соответственно, является не только самой древней, но и самой консервативной ее частью. Это — принятый человеком способ восприятия. Первопричина всего, определившая образ человека для него самого и основополагающие черты цивилизации, которую человек создал.
А как же иначе? Мы мыслим и реагируем именно так, потому что так мы воспринимаем окружающее пространство и нас самих в этом пространстве.
Субъект, полностью вовлеченный в общую для нашего вида, традиционную картину мира[1], редко задумывается о том, насколько эта «картина» соответствует Реальности вне и помимо человека. Собственно, абсолютная вовлеченность в данную картину (описание) мира исключает возможность самого возникновения подобного вопроса — при такой интенсивной «самопоглощенности» воспринимаемый мир простоотождествляется с Реальностью!
