Дмитрий Морозов - Дваждырожденные
— Да, и не забудь, что не кости из камня вайдурья покатятся по зеленому сукну, а головы наших преданных воинов, — мягко заметил Накула.
Бхимасена вперил в него ожесточенный взгляд и, подавив свой обычный утробный рык, возразил:
— У всякого действия есть два исхода — успех или неуспех. Так учат Сокровенные сказания. Бездействие же всегда ведет к неудачам. Поэтому или мы сражаемся, взяв в наставники решимость, или еще раз отправляем Юдхиштхиру в Высокую сабху. Там он снова может предаться выбору игральных костей и, благородно проиграв, увести нас в изгнание.
Бхимасена замолчал, грозно сопя. Было видно, какого труда стоила ему столь долгая и витиеватая речь.
— Это предложение не лишено смысла, если вспомнить количество акшаукини под знаменем Нага, — хмуро заметил Сахадева.
— Что вы делаете?! Течения мира наконец поставили нас лицом к лицу с врагами. Впервые открылась возможность одной битвой остановить Дурьодхану, Шакуни, Карну, сошедших со стези добродетели. И вы снова не можете решиться… — вскричал Дхриштадьюмна. — Во имя будущего мы не должны быть беспечными и медлительными. Того, кто изощрен в обмане, надо уничтожать обманом. С теми, кто предан дхарме кшатрия, мы сразимся в честном бою.
— О какой дхарме кшатрия ты говоришь при таком столпотворении? — спокойно спросил Накула. — Начнется просто повальная резня. Толпа пойдет на толпу, затаптывая раненых и не думая о честных поединках. Мы устроим бойню, в которой ничего не стоит по неведению даже убить собственного Учителя.
— Долг кшатрия — охранять свою землю и народ любой ценой, — коротко сказал престарелый Вирата, и его лихие командиры одобрительно зашумели.
— Но, надеюсь, нам не придется поднимать оружие на патриархов? — отважился задать вопрос кто-то из молодых дваждырожденных.
— А вы забыли, как Дрона вел колесницы на Панчалу? — неумолимо возразил Дхриштадьюмна.
— Я не обрушусь ни на одного из безупречных раньше, чем получу удар от них, — коротко сказал Арджуна.
Я вспомнил Крипу. Он не просто научил меня сражаться. Он выковал мой характер, дав защиту от ударов судьбы. Он спас меня в Хастинапуре. Но теперь он снова там — в цитадели наших врагов. Считая унизительной саму мысль о выборе между двумя половинами расколотого братства, он просто предпочел единственно верный путь для человека, чья жизнь уже клонится к закату. (Черная гора с потаенными огнями в глубоких пещерах. Лукавые искры в черных колодцах глаз.) Не за Дурьодхану готовился сражаться мой наставник. Он отстаивал священное понятие долга и дхармы. Почему-то я чувствовал, что он уважает и наш выбор…
— Бессмысленно начинать войну с надеждой сохранить жизнь кому-то из своих врагов, — вдруг звонким срывающимся голосом воскликнула Шикхандини. Она сидела рядом с троном Друпады, одетая в изысканные доспехи, смотревшиеся на ней как украшение невесты. От такого сочетания красоты и жесткой силы мне на мгновение стало жутко.
— Бхишма! Странное имя для патриарха, — сказала она, — ведь это означает «наводящий страх». Он сам не раз брался за оружие. Преступление убивать несчастных воинов, которых поведет в бой Бхишма, щадя его самого. Не будет на поле Дроны, не будет и сотен кшатриев, связанных клятвой отдать жизнь за господина.
— Ни Дрона, ни Бхишма не имеют своих кшатриев, — возразил Накула.
В шатре воцарилась подавленная тишина. В словах Шикхандини была ясная, жгучая как пламя, истина. Но поднять руку на патриархов все еще казалось святотатством. И вновь со своего ложа поднялся темнотелый Кришна. Окутанный ореолом невидимой, непостижимой силы, зыбкой, струящейся, как воздух над жаровней, неуловимой, как его улыбка, и такой же неизменной. Царь ядавов обвел зал сияющим взором. Вот-вот он произнесет слова, которые положат конец всем страхам и опасениям, вернут покой и ясность в сердца. Почему мы все ждали этого именно от него?
Кришна сделал осеняющий знак рукой, и покой вновь воцарился в шатре собраний.
Он заговорил о великой цепи братства дваждырожденных, лучившей свет знаний из глубокой древности в наши дни. Он напомнил о законах, передававшихся из поколения в поколения так же спокойно и естественно, как умение сеять хлеб и хоронить мертвых. И еще он говорил о том, что законы людей лишь отражение великого потока причин и следствий, существующих вне нашей воли.
— Сама суть жизни в ее изменчивости, в бесчисленности форм, исходящих из Сердца Вселенной. Все законы людей должны соизмеряться с этим потоком. Стоит выбиться из ритма изменений, как все плоды благих трудов и искренних жертв обречены на гибель. Поэтому мудрость мы сравниваем не с каменным храмом, а с искрящимся живым источником открытий. — Кришна замолчал и величественно окинул взглядом всех собравшихся. Спорить никто не решался. — Мир Бхишмы и Дроны безвозвратно уходит. Вместе с ним уйдут и сами патриархи. Я уверен, что они решат уйти в блеске славы, не запятнав кармы предательством и трусостью. Им ли, давно преодолевшим все человеческие страсти и соблазны, бояться смерти? Значит, не нам брать на себя смелость решать их судьбу. Если патриархи выйдут на поле боя, значит, они решили принять смерть в битве от достойного… Уж не думаете ли вы, что те, кто отводил смерть уже несколько поколений, могут пасть в битве от случайной стрелы? — Это будет долгая битва — битва конца нашей юги, — продолжал Кришна, — и каждый день заставит вас самих ломать вековечные законы, сросшиеся с вашей кожей, разумом, чувствами. Как змеи сбрасывают кожу, так вы, слепые от кровавого пота, вырветесь из оболочки всех мудрых традиций и обычаев, запретов и предписаний, ища на ощупь новый путь в будущее.
И опять тишина распростерла крыла над залом. Было слышно, как потрескивают благовония в бронзовых курильницах и звенят жемчужины в занавесях на окнах. Но на этот раз тишина продолжалась недолго.
— Во всяком случае, хвала богам, мы перешли от обсуждения начинать или не начинать битву к тому, как ее выиграть, — одобрительно прорычал Бхимасена.
Кришна одарил его благосклонно-лукавой улыбкой, которая совсем не гармонировала с грустным выражением сияющих глаз царя ядавов, и молча кивнув отправился на свое ложе.
— Кто возглавит войска на поле битвы? — озабоченно спросил Вирата.
— Тот, кто взял нас под свой державный зонт в годы беды и обладает самой большой армией, способной соперничать с Хастинапуром, отец нашей любимой супруги Кришны Драупади — великий царь Друпада, — серьезно сказал Арджуна.
— Нет, нет! — прервал его Друпада. — К чему скрывать? Я уже однажды потерпел поражение от Дроны. Что мой опыт против мудрости патриархов? Только сын Дхармы, царь справедливости Юдхиштхира способен охватить внутренним взором все потоки силы в этой великой борьбе. А после всего сказанного Кришной я верю, что безрассудная, непредсказуемая решимость наших детей может опрокинуть мудрость и силу патриархов.
— Поистине так, — кивнул головой Вирата, с гордостью глядя на Абхиманью, всего год как ставшего его зятем, — наш опыт бессилен там, где страстная яростная сила прожигает себе путь. В этой войне победят те, кто угоден богам. А разве боги не показали, чье время наступает? Поэтому я предлагаю сделать главнокомандующим могучего Дхриштадьюмну.
В этот момент в шатер вошел один из дваждырожденных стражников и сообщил, что из стана Дурьодханы прибыл посол. Хмурое лицо Баладевы на мгновение прояснилось.
— Вот видите, они тоже хотят договориться, — сказал он.
Кришна сел на свое место, лишь пожав плечами. Юдхиштхира приказал ввести посла. Им оказался Улука — сын царя Шакуни, что умел повелевать игральными костями и считался одним из самых хитроумных советников Дурьодханы. Улука был еще молод, но чрезвычайно горд тем, что по праву родства уже стоял у самого верха пирамиды власти. Может быть, он, подобно отцу, и обладал зрячим сердцем, полным брахмы, только в тот момент, когда он вошел в шатер, тело и разум его были облачены в холодные доспехи.
— Законный царь Хастинапура Дурьодхана повелел мне передать дословно следующие речи: «Да откроется, Юдхиштхира, всем людям твое властолюбие и твоя кровожадность. Ты подобен коту, который прикинулся благочестивым подвижником для того, чтобы легче пожирать доверчивых мышей. Стань теперь сам воином и вдохни мужество в своих братьев — повара Бхимасену, конюха Накулу, пастуха Сахадеву и учителя танцев Арджуну. Покажите, что вы не только умеете прислуживать Вирате, но и сражаться, как подобает кшатриям. А царь ядавов Кришна пусть знает, что Дурьодхану колдовством не запугаешь. Кауравы и сами умеют управлять огненной силой брахмы».
Все-таки надо отдать должное мужеству Улу-ки. Среди собравшихся в шатре были не только дваждырожденные, привычные к обузданию страстей, — любой раджа мог счесть подобную речь достаточным поводом для убийства посла. Да и сам царь ядавов за неучтивую речь однажды снес голову высокородному властелину боевым диском. Чего стремились достичь Дурьодхана и Шакуни, подвергая своего родственника такой опасности?
