Скрипты и алгоритмы успеха - Радислав Иванович Гандапас
Когда мне самому было 15 лет, я, конечно, не знал этой модели и не мог стремиться к реализации второго сценария. Осознанно во всяком случае. Просто подвернулась возможность с друзьями поехать в археологическую экспедицию, где предстояло вручную копать землю. Археологи иногда нанимают молодых ребят для работы на «раскопе» (так правильно это называется). Почва аккуратно снимается слой за слоем, а потом археологи маленькими лопаточками, совочками и щеточками очищают и извлекают найденные исторические артефакты. Когда я пошел в археологический музей, оказалось, что мне еще нет 16 и со мной не могут заключить трудовой договор. Но я каким-то чудом уговорил меня взять с тем, чтобы договор со мной был оформлен потом, когда я вернусь. А 16 лет мне должно было исполниться уже в экспедиции. То есть я в 15 лет уехал, а вернулся в 16, и тогда мы подписали бумаги.
Мне работа в экспедиции понравилась. С утра до вечера стоит пыль, лицо нужно обмотать какой-нибудь майкой или тряпкой, чтобы дышать более-менее нормально. Мы копали и отбрасывали землю лопатами, и нам не давали передыху. Мы работали, как экскаваторы. Я вернулся мускулистый, загорелый, несколько раз слезла кожа, естественно, и потом загорела снова. Интересный опыт, прикольно.
Мои одноклассники тем временем отдыхали на море или у бабушки где-нибудь в деревне или ходили в кино – кто где. Они отдыхали от учебы. А мое лето прошло с лопатой. Я приехал с мозолями, с бицепсами, с новыми друзьями, с которыми поддерживаю отношения до сих пор и с которыми мы общаемся в соцсетях и храним фотографии того времени. Я приехал с интересным опытом. Но самое главное, как сейчас понимаю, было не в этом. Я тогда вернулся с деньгами. Я вернулся с суммой, которую моя мама зарабатывала за месяц. Я заработал ее за все лето. Это была гигантская сумма для меня, 16-летнего. И, поскольку я в детстве смотрел хорошие фильмы, мне даже не пришло на ум использовать эти деньги как-то иначе: я взял и отдал их маме, все без исключения, все, что у меня осталось. Что-то я, конечно, потратил в экспедиции, какие-то копейки, все остальное привез и отдал.
В моей жизни, в отношении ко мне произошли изменения. Если теперь мне нужны были какие-то деньги, даже в десятки раз больше, чем я обычно брал у родителей, я просто подходил к маме и говорил: «Мама, дай немного денег». Мама не могла сказать: «А на что?» Почему не могла? А потому что я отдал ей заработанное мною, я положил неплохую сумму в общий котел семьи. И потом брал из него. И меня ни разу не спросили, на что я деньги беру. Это был невероятный уровень свободы, именно финансовой свободы. И это стало для меня очень важным переживанием. У меня были деньги в любой момент в необходимом мне объеме. Нет, мне не были нужны большие суммы, но карманные деньги у меня были с того момента всегда. Безусловно, я не покупал себе одежду. Безусловно, я не оплачивал счета за жилье. Но мой статус в семье повысился. И я это почувствовал.
Когда наступило следующее лето, я уже не ждал, когда меня позовут мои друзья. Я сам поехал в археологический музей, подписал договор и отправился в экспедицию. Я понимал, что вместо моря и кино мне придется махать лопатой все лето, но я привезу деньги. Поскольку я уже поехал на второй сезон, со мной заключили договор на большую сумму, и работал я лучше, и получил я больше. И когда я привез деньги, то уже не стал ничего отдавать маме, у меня на привезенную сумму были собственные планы.
Итак, два лета я зарабатывал деньги тяжелым физическим трудом. Да, я ехал не только ради денег. Делать что-то исключительно ради денег не очень здорово, да и происходит такое в жизни нечасто. Для меня уехать в археологическую экспедицию было способом выйти из-под родительской опеки, почувствовать свободу. А также провести время, полное приключений, со старыми и новыми друзьями. В экспедиции было так много всего, что отвечает романтизму мальчика-подростка: ездить в кузове грузовика, тяжело трудиться и чувствовать мышечную усталость к концу дня, быть на равных со взрослыми членами коллектива, пить вино и курить сигареты, не скрываясь, спать в спальных мешках в лесу у костра, купаться в озерах и оросительных каналах. Сейчас, когда я пишу эти строки, мое сердце сжимается от желания снова попасть туда. Как здорово, что это было в моей жизни! И вот кончаются каникулы, старый грузовик привозит нас в город, мы расходимся по домам, привозя с собой пачки заветных купюр, которые дадут нам вожделенную свободу.
Подростковый романтизм постепенно проходит, и, чтобы обеспечить свои материальные потребности, мы начинаем искать более рациональные способы заработать. Я понял, что, махая лопатой, я получаю не так много, как мог бы. При таких же затратах энергии и времени я могу получать в разы больше. Мои мысли будто были услышаны где-то на небесах. Мне позвонил мой школьный приятель и предложил подработать в бригаде кровельщиков. Об интеллектуальном труде речь тогда не шла, мы и мой товарищ не особо представляли себе, как можно заработать сколько-нибудь приличные деньги, работая головой.
Таким образом, я уже работал и зарабатывал третий сезон подряд. А многие мои ровесники еще даже близко не подошли к этому. Они все еще считали, что если у них пока нет образования, то не может быть и заработка. Все, что они получали, – это максимум студенческую стипендию, которой хватало едва на неделю жизни, все остальные их затраты покрывали родители. В 20 лет они все еще были финансово зависимыми от своих пап и мам, а также от университета, где учились, от того, получат они стипендию или нет. Они переживали на сессии не столько из-за того, какие они получат оценки, но из-за того, что над ними постоянно нависала угроза лишения стипендии – и тогда вообще непонятно, как жить. Ведь не каждые родители могли полностью обеспечивать получающего образование студента.
Потом я служил в армии. После службы лето проработал на спасательной станции
