Бхагаван Раджниш - Путь мистика
Говорят, что если рассказать анекдот англичанину, он рассмеется дважды - сначала чтобы быть с тобой милым. Он не понимает, почему смеется, но раз ты рассказал анекдот, от него требуется рассмеяться, и, не желая тебя обидеть, он смеется. Но в нем нет смеха. Позднее, среди ночи, когда до него доходит... он смеется.
Разные расы ведут себя по-другому. Немцы смеются только один раз - когда видят, что смеются все вокруг. Они присоединяются, чтобы не остаться в одиночестве, потому что иначе люди подумают, что они не поняли. И они никогда никого не спрашивают: «В чем смысл?» - потому что это сделало бы их невежественными.
Один из моих саньясинов, Харидас, пробыл со мной пятнадцать лет, но каждый день он кого-то спрашивает: «В чем дело? Почему все смеются?» - и он тоже смеется. Ему никогда не удавалось понять ни одной шутки. Немцы слишком серьезны, и из-за этой их серьезности...
Если рассказать шутку еврею, он не будет смеяться, - и кроме того, он скажет:
- Это старая шутка, и, кроме того, ты все рассказываешь неправильно.
В отношении шуток они - самые искушенные люди. Я не знаю ни одной шутки, у которой не было бы еврейских истоков.
Никогда не рассказывай анекдотов еврею, потому что он обязательно тебе скажет: «Это очень древний анекдот - не приставай с ним ко мне. К тому же ты все рассказываешь неправильно. Сначала выучи этот анекдот, научись этому искусству». Но он не засмеется.
Смех естественно приходит, как гром, - внезапно. Это сам механизм шутки, любой простой шутки. Почему она заставляет людей смеяться? Какова ее психология? Она накапливает в тебе определенную энергию; твой ум начинает мыслить в определенном направлении, пока ты слушаешь анекдот, и ты так волнуешься в предвкушении соли шутки - чем она кончится? Ты начинаешь ожидать какой-то логической концовки - потому что ум не способен ни к чему, кроме логики, - но шутка не логика. И когда приходит конец, он кажется таким нелогичным и абсурдным, но таким подходящим, что энергия, которую ты сдерживал, ожидая конца, внезапно взрывается в смехе. Велика или мала шутка, неважно, психология ее одна и та же.
В небольшой школе у учительницы есть красивая куколка. Она собирается дать ее в награду мальчику или девочке, которые правильно ответят на вопрос. В конце урока она задаст простой вопрос, и каждый, кто сможет на него ответить, получит эту красивую куколку.
И целый час она настойчиво рассказывает мальчикам и девочкам об Иисусе Христе, так и этак, - истории о нем, его философия, его распятие, его религия, его величайшая в мире конфессия, - все сжато в один час. Затем в конце она спрашивает:
- Я бы хотела знать, кто величайший человек в мире?
Маленький мальчик встает и говорит:
- Авраам Линкольн. - Это был американский мальчик.
- Хорошо, - говорит женщина, - но недостаточно хорошо. Садись.
Целый час она рассказывала об Иисусе Христе, а этот бедняга-американец выступает с Авраамом Линкольном! Хорошо, что эта шутка старая, иначе он выдвинул бы Рональда Рейгана.
Маленькая девочка поднимает руку, когда учительница снова спрашивает:
- Кто величайший человек в мире?
- Махатма Ганди, - отвечает девочка. Она индианка.
Учительница чувствует большое разочарование. Целый час усилий! Она говорит:
- Хорошо, но недостаточно хорошо.
И тогда очень маленький мальчик начинает тянуть руку как сумасшедший. Учительница говорит:
- Да, скажи нам, кто величайший человек в мире.
- Нет никаких сомнений... Иисус Христос.
Учительница озадачена, потому что этот мальчик - еврей. Он заслужил приз, но когда все уходили из класса, она отвела его в сторону и спросила:
- Разве ты не еврей?
- Да, я еврей, - ответил он.
- Тогда почему ты назвал Иисуса Христа?
- В глубине сердца я знаю, что это Моисей, - ответил он, - но бизнес есть бизнес!
Любая шутка кончается поворотом, которого логически ожидать было нельзя. Поскольку это позитивное явление, на это потребуется немного больше времени, но не пытайся слишком усердно, иначе ты упустишь смех. Просто оставайся расслабленным, и когда придет смех, точно как приходит волна в океане, молчаливо наблюдай его. Но не позволяй наблюдателю побеспокоить смех. Позволить нужно и то, и другое.
Смех - это красивое явление. Его не следует отбрасывать. О нем никогда не думали таким образом. Нет никаких изображений смеющегося Иисуса Христа, смеющегося Гаутамы Будды, смеющегося Сократа - все они очень серьезны.
Для меня серьезность - это болезнь. Чувство юмора делает тебя более человечным, более скромным. Чувство юмора - согласно мне - это одна из самых существенных составляющих религиозности. Религиозный человек, который не может смеяться полно, не религиозен в полной мере. Чего-то по-прежнему недостает. Поэтому ты почти, что должен идти по лезвию бритвы. Смех должен быть позволен во всей его полноте.
Поэтому сначала позаботься о смехе, чтобы полностью позволить смех. И наблюдай. Может быть, поначалу это будет трудно - сначала придет смех, затем, внезапно, ты начнешь осознавать. Ничего страшного. Постепенно промежуток станет меньше. Нужно только время, и вскоре ты сможешь быть и совершенно осознанным, и тотальным в смехе.
Но это уникальное явление; не стоит забывать, что ни одно животное не смеется, ни одна птица не смеется - только человек, и то только разумный человек. Частью разума является способность тотчас же увидеть нелепость какой-то ситуации. А в мире столько нелепых ситуаций. Вся жизнь забавна, тебе нужно только обострить чувство юмора.
И помни: двигайся постепенно, торопиться незачем, но смех не должен быть потревожен. Осознанность с тотальным смехом - это великое достижение.
Другие вещи: грусть, разочарование, освобождение от иллюзий - просто ничего не стоят. Их нужно выбросить. Не нужно быть с ними очень осторожным. Не обращайся с ними бережно, просто осознай их полностью и позволь им исчезнуть. Но смех нужно сохранить.
Помни, почему Гаутама Будда, Иисус и Сократ не смеются - они забыли. Они обошлись со смехом так же, как и с негативными эмоциями. Они были так настоятельны в своей осознанности, что исчез даже смех. Смех - это очень тонкое явление и очень ценное. Когда с осознанностью исчезли грусть, несчастье, страдание, они стали более и более укорененными в осознанности и совершенно забыли, что, может быть, что-то стоит сохранить - и это был смех.
У меня такое чувство, что если бы Иисус мог смеяться, христианство не стало бы таким бедствием, каким оказалось. Если бы Мухаммед мог смеяться, ислам не был бы такой жестокой, насильственной религией. Если бы Гаутама Будда мог смеяться, миллионы буддистских монахов после него не были бы так печальны, так тупы, так бесцветны, безжизненны. Буддизм распространился по всей Азии и сделал всю Азию бледной.
Не случайно буддизм выбрал бледный цвет для своих монахов, потому что бледен цвет смерти. Когда приходит осень, и деревья обнажаются, их листья бледнеют и начинают осыпаться, и остаются только ветви. Эта бледность подобна той, какой покрывается человек, когда умирает. Тогда, если разрезать ему кожу, не найдется никакой крови, только вода. Кровь распалась, она больше не красная. Она начала распадаться, пока он умирал, именно поэтому он выглядел таким бледным. Фактически мы ничем не отличаемся от деревьев. Мы ведем себя точно так же.
И буддизм сделал печальной всю Азию.
Я искал шутки, которые имели бы индийские истоки. Я не нашел ни единой. Серьезные люди... всегда говорящие о Боге, рае, аде, перевоплощении и философии кармы. Для шутки нигде нет подходящего места.
Когда я начал говорить - а я говорил о медитации, - иногда я мог рассказать анекдот. Время от времени ко мне приходил какой-нибудь джайнский или буддистский монах или индуистский проповедник и говорил:
- Ты так прекрасно говорил о медитации, но зачем ты вставил этот анекдот? Он все разрушил. Люди засмеялись. Они были так серьезны. Ты разрушил все свои усилия. Ты полтора часа что-то делал, чтобы сделать их серьезными, а потом взял и все разрушил. Зачем, ради всего святого, ты рассказал этот анекдот? Будда никогда не рассказывал анекдотов. Кришна никогда не рассказывал анекдотов.
Я говорил:
- Я не Будда и не Кришна, и меня не интересует серьезность.
Фактически, именно потому, что они стали серьезным, я должен был рассказать анекдот. Я не хочу, чтобы кто-то становился серьезным. Я хочу, чтобы все были игривыми. И жизнь должна более и более стать сродни игре, чем серьезности.
Глава 41. Тайны жизни очень просты
Любимый Ошо,
В журнале «Ньюсвик» в статье о так называемой быстродействующей терапии я прочитал анекдот. Один человек среднего возраста много лет приводил в отчаяние всю семью своей неизлечимой привычкой рвать на кусочки бумагу и разбрасывать их всюду, куда бы он ни пришел. Родственники водили его к самым известным фрейдианцам, юнгианцам и адлерианцам, за большие деньги и с совершенно нулевым результатом. Попытки пролить свет в мрачную бездну его бессознательного, где, несомненно, угнездилась эта привычка, потерпели поражение.
