Кора Антарова - Две Жизни
– Выпей-ка, дружок, – ласково сказал Ананда. – Сейчас ты ясно видишь, как в людях бродят страсти. Потом будешь видеть, как они ими закрепощены. А дальше поймёшь путь милосердия, путь помощи людям в раскрепощении и освобождении от страстей.
Приди в себя и постарайся бодро и бесстрашно завершить свою константинопольскую жизнь. Как закончишь своё "сегодня", – так точно и начнёшь своё "завтра".
Я выпил какие-то горьковатые капли, как будто задремал и вскоре почувствовал гибкость во всём теле и бодрость, точно целую ночь проспал.
Мы успели переодеться и были совершенно готовы, когда нас пришли звать к обеду. Я не знал, когда мы едем; но понял – по убранству стола и вечернему туалету хозяина, – что он даёт нам прощальный обед.
За столом особых разговоров не велось, И только в прощальном тосте князя прозвучала нотка такой скорби от разлуки с нами, такого горя, что наша встреча – встреча его сияющего счастья, как он неоднократно выразился, – частично кончается сегодня, что у меня защекотало в горле. В ответном тосте И. сказал ему:
– Встречи – не цветы. Они не вянут, не гибнут, бесследно превращаясь в тлен. Встречи учат. И даже если разлука кажется невыносимой, если смерть уносит друга, сына, отца или дочь, – даже тогда сердце растет и ширится его творчество.
Если же знаешь, что друг идёт где-то рядом и ты его не можешь ощутить только потому, что дух твой короток, – надо шире раскрыть мысль и сердце; и воспринять людей не только как близких тебе лично, но как спутников на пути к истине. И тогда все встречи будут благословенными.
Дух мещанина, которому кажется, что он ищет Истину, – вечно склонен к унынию. Он, точно собачий хвостик, как его ни распрямляй, всё норовит скрутиться. Дух же человека, воистину ищущего героики чувств и мыслей, похож на стальную рельсу, которую ничто согнуть не может.
Встреча с вами, князь, показала мне, как легко, просто, радостно, не нащупывая, куда ступить, – вы перешли от слабости к привычной вам теперь твёрдости, от твёрдости переходите к силе и от силы перейдёте к красоте. И вся задача дня в том только и состоит, чтобы трудное сделать привычным, привычное – лёгким и лёгкое – прекрасным в работе дня. Встреча с вами будет всегда памятна мне, как переход в одно мгновение – в иное, героическое мироощущение. Мы выпили за здоровье князя и перешли в комнату И. Здесь князь рассказал, что после нашего ухода Жанна была тиха. Но отчаянию Анны не было предела. В ней шла не борьба, но кипела мука ясно понятого неверного своего поведения, в чём она впервые отдала себе полный отчёт.
Князю удалось привести её в чувство только упрёком, что она думает лишь об одной себе и не жалеет ни Жанну, ни отца, который скоро за ней придёт и увидит, в каком она состоянии. Анна постаралась овладеть собой, и когда пришёл отец, встретила его с улыбкой.
Заявление Анны, что ночевать домой она не придёт, не только не вызвало протеста, но старик был даже этому рад, поскольку его жена и младший сын ссорились сегодня весь день, отравляя жизнь себе и всем домашним. Ананда, выслушав князя, сказал:
– Наша к вам просьба, князь, двойная. Не только не оставьте Жанну своими заботами, но и Анне будьте помощью. Я пробуду здесь долго и вылечу вашу жену. Но Анна и Жанна нуждаются в костылях, как хромые, и останутся такими долго, несмотря на то, что их я тоже буду лечить каждый день. Легче пробудить в закрытом сознании цельную верность, чем помочь окрепнуть однажды пошатнувшейся верности зрячего человека.
Вот этот труд, труд доброты, труд неусыпной заботливости в залечивании их ран, я и хочу просить вас взять на себя. Если вы можете принять это бремя легко – я буду усиленно готовить вас к этой задаче.
– Легко? – воскликнул князь. – Вы даёте мне радость! Даёте в руки счастье и смысл жизни, которых я до сих пор не знал, и ещё спрашиваете, сделаю ли я это легко? Есть иной вопрос: я готов умереть, чтобы выполнить предлагаемое вами. Но... – сумею ли? Я ведь более нежели невежда. Одного желания мало.
– Мне нужно только ваше желание. Всё остальное – придёт. Любовьдоброта, любовь-милосердие и любовь-неосуждение должны встретиться в одном сердце, чтобы мог начаться творческий путь по жизни.
Хотите ли вы идти со мной по пути помощи и милосердия, князь? Можете ли дать мне два обета: с верностью – цельной, непоколебимой – следовать за мной. И выполнять все мои указания, понятные или вовсе непонятные вам, – точно и беспрекословно повинуясь? – спросил Ананда.
– И это всё, что вы требуете за счастье следовать за вами? – в изумлении воскликнул князь.
– Вы видели по Анне, Генри, Ибрагиму, наконец по самому старику Строганову, как трудны эти два условия, князь. Подумайте до завтра, – ответил ему Ананда.
– Я вас даже не понимаю, – покачивая головой, сказал князь. – Почему я должен раздумывать до завтра? Можно сомневаться, годен ли я вообще для мудрости? Годен ли – такой, ничем не одарённый человек, для дел высокой любви, требующей столько такта, ума, внимания? Но в чести моей, – при вашем даре читать в сердцах людей, – мне кажется, сомневаться нельзя.
Ананда подал князю руку и сказал:
– Если завтра, в этот же час, вы подтвердите мне своё желание, я начну готовить вас к новой жизни – к знанию и развитию ваших дремлющих сил. На этом мы расстались с князем.
И только тут я узнал, что через два часа отойдёт наш поезд, увозя нас с И. в неведомые мне края, к неизвестным мне людям, к иной жизни, к надеждам на встречу с Флорентийцем и братом Николаем.
Конец первой части.
Часть 2
Продолжение оккультного романа, весьма популярного в кругу людей, интересующихся идеями Теософии и Учения Живой Этики. Герои романа – великие души, завершившие свою духовную эволюцию на Земле, но оставшиеся здесь, чтобы помогать людям в их духовном восхождении. По свидетельству автора – известной оперной певицы, ученицы К.С.Станиславского, солистки Большого театра К.Е.Антаровой (1886-1959) – книга писалась ею под диктовку и была начата во время второй мировой войны.
Глава I. Бегство капитана Т. и Наль из К. в Лондон. Свадьба
Спешно покинув сад дома дяди Али, Наль, в сопровождении двух слуг, из которых один был её двоюродным дядей, переодетым слугою, молодого Али и капитана Т., вошла в его дом, где она никогда не бывала и даже представить себе не могла, что такое может случиться. Выросшая в двойственной обстановке, давимая всеми условностями гаремной жизни, Наль тем не менее была образованна и теоретически знала жизнь цивилизованного и культурного общества благодаря Али Мохаммету, который боролся с затворничеством женщин всюду, где только была для этого возможность.
У Наль всегда были европейское платье и обувь, к которым её, как бы играя, приучал дядя Али, вызывая негодование старой тётки и прочего синклита из муллы и его фанатиков-правоверных.
И девушка безо всяких затруднений переоделась в костюм, приготовленный для неё дядей. Смеясь, она закутала молодого Али Махомеда в свой розовый свадебный халат и драгоценные покрывала. Без плача рассталась она с братом, только кинулась ему на шею, хотя в глазах обоих блестели слёзы.
– Мужайся, Наль. Всё случилось не так, как я предполагал, но... будь счастлива, вспоминай иногда меня и верь: если дядя Али сказал, так оно и должно быть. Если он тебя отдал капитану Т. – значит, таков твой путь. А счастье твоё зависит от тебя. Не бойся ничего. Иди весело и старайся понять, зачем дядя создаёт тебе другую жизнь. Одно только помни: у нас с тобою общий завет – верность до конца. Будь верна капитану так же, как ты верна дяде Али. И ты везде победишь.
Голос молодого Али дрожал, лицо было вдохновенно и прекрасно. Оно сейчас жило. Ничто в нём не напоминало того полумёртвого существа, которое с отчаянием смотрело, как Наль подаёт капитану цветок.
– Время. Прощай, сестра. Я всегда буду тебе верным другом, и. нет для нас ни расстояния, ни разлуки.
Взяв пару крошечных туфелек в руки, завернувшись в покрывало, Али выскользнул из дома и пропал во тьме.
Насколько просто было для Наль переодеться в европейское платье, настолько же трудно оказалось побороть привычку к покрывалу и оставаться среди мужчин с открытым лицом. Когда капитан Т. постучал к ней и спросил, можно ли войти, ей было страшно ответить согласием. Увидя её в простом синем английском костюме и с распущенными до пола косами, перевитыми жемчугом, он пришёл в ужас.
Поняв, как нелепо она выглядит и какой уликой являются её косы, Наль не дала опомниться изумлённому капитану и отхватила ножницами косы до пояса. Она уложила их вокруг головы и надвинула шляпу на лоб.
Набросив на неё лёгкий шёлковый плащ, капитан сказал:
