Иосиф Телушкин - Слова, которые ранят, слова, которые исцеляют. Как разумно и мудро подбирать слова
Можно, однако, сказать об одном моменте, когда следовало приоткрыть завесу над любовными похождениями Кеннеди. У него был роман с Джудит Экснер, которая одновременно являлась любовницей Сэма Гианцана, главаря чикагских гангстеров. Имеются косвенные доказательства, что она выполняла роль посыльного между двумя мужчинами.[50] Как написал обозреватель Вильям Сафир: «Частная жизнь любого общественного деятеля не имеет отношения ни к кому, кроме него самого… Но когда главе государственной исполнительной власти звонит со своего домашнего телефона глава чикагской мафии, это уже переходит за грань допустимого и становится делом общественной значимости».[51]
Даже в этом случае общественную значимость имели не внебрачные связи Кеннеди как таковые, а те побочные отношения, которые он установил на этой почве с главарем мафии. Поэтому общество имело право знать о его связи с Экснер, которая была подругой как Кеннеди, так и Гианцана.
Давайте возьмем Мартина Лютера Кинга, единственного американца ХХ века, чей день рождения стал национальным праздником. Преподобный Кинг был лидером движения за гражданские права, приведшего к отмене легализованной сегрегации. Являясь представительным духовным лидером, он произнес речь в Вашингтоне в марте 1963 года «У меня есть мечта», которая стала одним из наиболее ярких и воодушевляющих заявлений о человеческом достоинстве.
Однако после смерти преподобного Кинга в 1968 году, его недозволенные любовные связи получили широкую огласку благодаря деятельности одного из самых ярых в американской истории ищеек и распространителей «отрицательных истин» и неверных слухов – Дж. Эдгара Гувера, занимавшего долгое время пост главы ФБР. Гувер, испытывавший мало теплых чувств и уважения к чернокожим,[52] размещал подслушивающие устройства в гостиничных номерах, где останавливался Кинг, и знал о его амурных похождениях. Насколько предание этой информации широкой огласке способствовало защите интересов национальной безопасности? Какому большему нравственному благу – большему, чем наша победа над Джимом Кроу и напоминание о совести нации – это могло послужить?
И хотя супружеская неверность – грех достаточно серьезный, факты говорят, что человек может быть одновременно хорошим президентом и прелюбодеем или же быть великим лидером, утверждающим моральные устои, как в случае преподобного Кинга, и иметь внебрачные связи (безусловно, я не оправдываю этого). Очеркист Денис Прагер утверждает: «Недавняя история показывает, что те, кто был замешан в супружеских изменах, имели больше оснований считаться великими лидерами, чем те, кто всегда хранил верность. Конечно, сейчас, – признает Прагер, – подобные заключения выглядят абсурдными. Но абсурдности в этом не больше, чем в заключении, что те, кто замешан в супружеских изменах, вряд ли смогут быть хорошими лидерами».[53]
Американцы заплатили высокую цену за одержимость своих средств массовой информации сплетнями об интимной жизни. Главное то, что в итоге внимание средств массовой информации (и, как следствие, общественности) оказалось сосредоточенным на личности, а не на вопросах, относящихся к существу дела. Репортер Стивен Робертс отметил, что «чернил на подвиги Вилбура Миллса с Фане Фоксе [стриптизерша, с которой у конгрессмена был роман] ушло больше, чем на написание Вилбуром Миллсом закона, снижавшего налоги на книги. Было ли это на пользу читателям, и имело ли смысл вообще? По-моему – нет».[54]
При том, что Робертс прав, называя подобные действия непоследовательными, причина столь сильного перекоса в приоритетах ясна всякому, кто знаком с человеческой природой.{7} Большинство из нас чрезвычайно интересуются падениями других, особенно если этот грешок связан с прелюбодеянием. Даже когда мы признаем, что вмешиваемся не в свои дела, показываем нашу неотесанность и даже безнравственность, сдерживаться не просто. (Допустим, будучи в гостях у друга, вы зашли к нему в спальню и увидели раскрытый дневник. Вы прочитали слова: «Вчера у меня был секс с …». Хватит ли у вас сил и порядочности, чтобы закрыть дневник?)
На протяжении нескольких лет я задавал десяткам аудиторий вопрос: «Кто из вас считает, что общество имело право знать о романе кандидата в президенты Гари Харта и Донны Райс?» (Обнародование этого факта в «Maiami Herald» вынудило сенатора от Колорадо выйти из президентской гонки 1988 года.) Обычно «за» высказывается порядка 10–20 % аудитории, тогда как более 60 % отвечает «нет».
Свой следующий вопрос я задаю только той части зала, которая ответила «нет»: «Будучи убежденными, что общество не имело права об этом знать, кто из вас отказывался читать статьи о романе Харта или переключал канал телевизора, когда объявлялось, что далее последует сюжет о женщине, с которой у Харта был роман?» Этот вопрос почти у каждого вызывает смех, и максимум один-два человека поднимают руки.
Тех, кто считает, что общество не имело морального права знать о романе Гари Харта, но с жадностью следили за ситуацией, нельзя обвинить в лицемерии, просто они люди с обычными людскими интересами. Почти все дурные сплетни, особенно касающееся интимной сферы, настолько притягательны, что игнорировать их очень трудно. Проведем аналогию. Большинство семейных американцев придают большое значение моногамии. Но если бы всякий раз, останавливаясь в гостинице, они бы обнаруживали в своем номере весьма привлекательную особу противоположного пола, большинство «убежденных» сторонников единобрачия совершило бы супружескую измену. К счастью, немногие из нас встречаются с подобными искушениями.
Помимо преступного несоблюдения своих обязанностей, к примеру, растрачивания средств и т. п., главным проступком, за который следует призывать к ответу государственных чиновников, стоит назвать лицемерие. Например, принимает ли человек участие в делах, которые отрицает, или за которые стремится привлечь к ответственности других? Однако даже здесь следует действовать с осторожностью. Несколько лет тому назад моя приятельница, чей муж занимает высокий общественный пост, обратилась ко мне за советом по вопросу нравственности. Они с мужем прознали, что один из главных оппонентов политической партии ее мужа имел роман на стороне, его любовница забеременела, и он настоял на аборте. Она сделала аборт, который он оплатил.
Мы оба понимали, что обнародование этой информации означает для того человека конец политической карьеры, учитывая, сколь тщательно он выстраивал свой образ великого праведника. Я спросил у приятельницы только одну вещь: «Выступает ли этот человек против права женщин на аборты? Если да, то его лицемерие, проявившееся в организации аборта, когда это было выгодно его интересам, будет настолько ярким, что мне кажется – такая информация должна стать достоянием гласности».
Если же он поддерживал право женщин на аборты, то я считал, что выставление его напоказ как прелюбодея было бы аморальным: его отношения с женой не пострадали, а женщина, с которой у него был роман, продолжила жить своей жизнью. Эта информация попала в руки моей приятельницы в силу случайного стечения обстоятельств, и зачем уничтожать человека и унижать его семью из-за того, что он совершил поступок, который не имеет к другим никакого отношения?{8}
Моя приятельница признала, что оппонент мужа был сторонником права на аборты и изложила ряд его других политических позиций, с которыми она была не согласна, в чем наши с ней мнения совпадали. Однако я отстаивал позицию, что предание огласке его супружеской измены и аборта будет не оправдано. Какую бы неприязнь мы ни испытывали к кому-либо, копать любую «грязь» об этом человеке и распространять ее, стремясь уничтожить его, все-таки будет неверным.
Короче говоря, публичные фигуры не должны быть лишены права на неприкосновенность своей личной жизни, которая есть у каждого из нас. За исключением тех сторон жизни, которые имеют отношение к осуществлению их должностных обязанностей, вся их частная жизнь должна оставаться частной. Иронизируя, можно сказать, что одержимость вторжением в частную жизнь наших лидеров не дает ничего хорошего из того, что мы могли бы от этого ожидать: более глубокого знания о тех, чью жизнь решают исследовать. Поскольку кандидаты осознают, что средства массовой информации обращаются с ними как с арестованными преступниками – «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас» – многие, общаясь с журналистами, ограничиваются банальностями. Они не напрасно считают, что безопаснее будет быть любезным, чем рискнуть сделать личное откровение или заявление, которое может быть процитировано вырванным из контекста и использоваться, чтобы осудить их в будущем.
