Ошо - Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Ч. 1
Она жила в комнате с еще одной женщиной — одной из ее старых приятельниц, та тоже была богата. Она спросила ее совета — что ей делать.
Та другая женщина ответила: «Нет никакой проблемы — со мной произошло то же самое. Когда я пришла, он попросил меня: „Сначала отдай мне все свои драгоценности. Если ты не можешь пожертвовать этим, тогда забудь обо мне и о моей работе, тогда твой поиск не является подлинным. Ты должна за него заплатить“. И я сразу же, не думая, отдала все свои украшения. И знаешь, что произошло? — спросила она, — на следующее утро он пришел в мою комнату и все мне вернул!»
Тогда новенькая женщина очень обрадовалась. Она пошла и все отдала — а Гурджиев к ней так и не пришел! Она все ждала и ждала, и спрашивала ту другую женщину: «В чем дело? Он не пришел!»
Та женщина сказала: «Я не знаю, в чем дело, но со мной было так. Я не знаю, почему он не приходит».
Эта женщина потеряла всякое доверие, она оставила Гурджиева и начала распространять о нем слухи: «Этот человек шарлатан! Он эксплуатирует людей».
Та другая женщина спросила Гурджиева: «Почему вы мне все вернули, а ей — нет?»
Гурджиев ответил: «Ты сдалась так быстро, без раздумий, что мне не нужно было оставлять что-то у себя. А она обдумывала, советовалась с тобой. Только когда она убедилась в том, что ее вещи вернутся назад к ней, она все же отдала их мне. Это была далеко не сдача, это был расчет. А я не хочу, чтобы вокруг меня были расчетливые люди. Если бы я вернул ей те вещи, она бы осталась здесь. Поэтому я убил одним выстрелом сразу двух зайцев: у нас есть деньги — они были нам нужны для работы — и мы избавились от глупой женщины. А теперь она распространяет обо мне слухи, значит, и другие глупцы не придут ко мне».
Ты не страдаешь от болей роста, ты просто находишься в замешательстве, потому что моя работа коренным образом отличается от работы Гурджиева — это естественно. И теперь ты не знаешь, что делать.
Анубхути начинала проходить многие группы, но со всех групп она уходила, потому что они не соответствовали ее пониманию работы, они ниже ее. Она знает гораздо лучше — она работала много лет. Но моя работа отличается в корне.
Гурджиев опирался на кристаллизацию, а моя работа — растворение, вы должны раствориться, а не кристаллизоваться. Оба метода действенны, через обе двери можно войти в беспредельное. Либо вам нужно войти через силу воли — и в этом заключалась работа Гурджиева, либо вы должны пройти через сдачу — и это моя работа.
Ты просишь: «Пожалуйста, расскажи об этом саньясинке, которая страдает от болей роста».
Ты просто пытаешься понять меня при помощи своей гурджиевской терминологии. Это не сработает. Если ты хочешь понять меня, тебе придется отставить Гурджиева в сторону. Я люблю этого человека, я безмерно люблю его и уважаю, но мои методы совершенно другие.
Но старые привычки умирают с трудом...
Американский учитель устал смотреть, как его белые ученики дерутся с чернокожими учениками, которым не разрешается пользоваться школьным автобусом. И вот однажды он собирает их вместе и говорит:
— Мальчики, что это за дискриминация? Я больше этого не потерплю! Запомните, мы все равны. Все равны — и черные, и белые! Так что с этого момента мы будем считать себя синими! Вы поняли? Мы все — синие!
— И с этого момента светло-синие будут ездить на автобусе, а темно-синие будут ходить домой пешком!
Старые привычки...
В раю воцарился хаос. Бог спрашивает святого Петра, в чем причина.
— Ну, это тот человек, Адольф Гитлер, — отвечает святой Петр. — Он невыносим. Он продолжает кричать на всех: «Еврей! Еврей!» Но не переживайте, я сам с ним разберусь!
Спустя какое-то время в раю снова воцаряется мир и гармония. Бог заинтригован.
— Как тебе это удалось? — спрашивает он святого Петра.
— Да, это было легко, — говорит святой Петр, — я просто дал ему кисть и теперь, вместо того чтобы кричать «Еврей! Еврей!», он занят тем, что пишет «еврей» на всех облаках!
Старые привычки...
Ты приехала сюда, ты ждала месяцы, чтобы попасть сюда, тебе очень хотелось попасть сюда, ты разочаровала своего так называемого учителя, разочаровала всю свою группу, но ты все равно не здесь. Ты ни там, ни здесь — ты на перепутье.
Если ты хочешь работать по Гурджиеву, уходи отсюда как можно скорее. Если же ты хочешь быть со мной, тебе придется освоить новые методы.
Ты спрашиваешь: «Я слышала от многих саньясинов, что нам совсем ничего не нужно делать...»
Это самая трудная вещь в мире — совсем ничего не делать. Не думай, что это так легко, это самый трудный путь — ничего не делать. Делать вы можете все что угодно, проблема возникает тогда, когда вам говорят ничего не делать.
Сижу в молчании,
Ничего не делая,
И приходит весна,
И трава растет сама по себе.
Работа Гурджиева — это работа, а моя работа — это не работа, а игра. Между ними огромное различие. Гурджиев хотел, чтобы вы прикладывали максимум усилий, он никому не давал спуску. Но я не хочу, чтобы вы были экстремистами, я хочу, чтобы вы оставались посередине. Я хочу, чтобы вы были точно посередине, запомните это, потому что только таким образом возможен баланс, возможно равновесие. От вас ничего не требуется делать.
Ты говоришь: «И твои саньясины говорят: „Все сделает Ошо“». Я вообще ничего не делаю — просто так говорят. Я ничего не делаю и хочу, чтобы мои саньясины тоже ничего не делали. Но их старые привычки все еще остаются, поэтому я говорю им: «Предоставьте это мне. Я это сделаю!» Я вообще ничего не делаю — я никогда в своей жизни ничего не делал. Я самый ленивый человек, какого только можно найти в мире! Разве ты не видишь? Я даже ста ярдов не прохожу пешком! Я сказал Лакшми: «В новом месте машина должна заезжать прямо на сцену!» Я самый ленивый человек в мире — зачем беспокоиться об этих ступеньках? Я ничего не делаю.
Но мои саньясины привыкли что-то делать, поэтому, просто чтобы им помочь, я говорю: «Не беспокойтесь, я сделаю. Предоставьте это мне». Это только предлог, чтобы они оставили делание — и тогда все начинает происходить само по себе. Я хочу, чтобы вы были естественными.
Работа Гурджиева построена на крайностях: она создает в вас напряжение. Она базируется на силе трения: она создает в вас трение. Моя работа — это не работа, а расслабление, отдых, переход во все более и более тихое состояние, чрезвычайно тихое. Даже если вы что-то делаете, вы не должны при этом быть деятелем, вы не должны принимать это всерьез. Работа Гурджиева серьезна. Моя работа совсем не серьезна — это игривость, веселье, танец, песня. Я не называю это работой. Работа — грязное слово. Это грязное слово из четырех букв! (В английском языке слово «работа» — так же как и самое распространенное ругательство — состоит из четырех букв.)
Ты не понимаешь меня по той простой причине, что у тебя есть свое понимание. Тебе придется отбросить это понимание, которое ты носишь с собой, или тебе придется отбросить меня. Ты должна выбрать. Нельзя оседлать двух лошадей сразу.
Красавец-кот прогуливается вдоль дороги. По пути в парк ему встречается маленький белый кот.
— Эй, Томми, куда ты идешь? — спрашивает маленький кот.
— Я иду в парк валять дурака! — отвечает большой Томми.
— А как это? — спрашивает маленький.
— Пойдем со мной, и узнаешь! — говорит Томми.
Вскоре два кота подходят к большому фонтану в парке, а там сидит Джолли, самая хорошенькая кошечка в городе, ее золотистый мех сияет на солнышке. Она видит, что приближается большой кот с озорной улыбкой на его кошачьей морде, и вскрикивает:
— У меня неприятности!
Она подпрыгивает и начинает бегать вокруг фонтана.
— Вперед, парень! — кричит Томми и начинает гоняться за ней.
Один круг, два круга, три круга.
— Давай, быстрее! — пронзительно кричит Томми.
Круг за кругом бегают они вокруг фонтана.
Маленький белый кот, едва поспевая за Томми, совсем выбившись из сил, хватает ртом воздух и, дрожа на своих маленьких лапках, кричит:
— Эй, Томми, я сваляю дурака еще один круг, и с меня хватит!
Ты говоришь: «Гурджиев учил, что только через собственные усилия человека, произрастающие из глубокого желания, начинает расти осознанность бытия». Это так. Но тогда тебе придется полностью следовать методу Гурджиева, а для этого тебе будет нужен Гурджиев, без Гурджиева сделать это невозможно. Без живого мастера не работает ни один метод, каким бы прекрасным он ни был. В действительности, все дело в мастере, в его присутствии — вот что работает, а не методы. С живым мастером все работает, с мертвым мастером ничего не работает. Пусть это навсегда укоренится в твоем сознании.
Поэтому прекрасные методы впоследствии оказываются ложными. Дело не в методах, но в мастере, в том человеке, который за ними стоит, — работает золотое прикосновение, волшебное прикосновение мастера, его харизма.
