Митч Элбом - Искорка надежды

— Есть некий комментарий из Талмуда, — говорит учитель.

О, просто замечательно! Сейчас придется медленно, мучительно переводить. Но по мере того как история разворачивается, я начинаю прислушиваться.

После того как племя Израилево благополучно пересекло Красное море, египтяне, пустившиеся за ними в погоню, утонули, а Божьи ангелы уже собрались праздновать победу.

Согласно комментарию, Бог, увидев это, рассердился и сказал примерно следующее: «Прекратите праздновать, ведь и те тоже были моими детьми».

«И те тоже были моими детьми».

— Что вы об этом думаете? — спросил учитель.

Кто-то встает и отвечает. Но я помню, что мне приходит на ум. Я думаю о том, что впервые слышу: Бог любит не только нас, но и наших «врагов».

Много лет спустя я уже не могу вспомнить ни масс, ни имя учителя, ни ту девушку в другом конце комнаты. Но я помню эту историю.

Июль

Рэб объяснил мне, что в каждой беседе участвуют по крайней мере трое: ты, твой собеседник и Бог.

Этот урок, насколько мне помнится, проходил летним днем в его маленьком кабинете, и мы с Рэбом были в шортах. Мои потные голые ноги прилипали к зеленому кожаному креслу, и всякий раз, когда я поднимался с него, оно тихонько «чмокало».

Рэб искал какое-то письмо. Он приподнял блокнот, потом конверт, потом газету. Я знал, что ему этого письма не найти. Похоже, беспорядок в кабинете Рэба стал теперь отчасти образом жизни, некой игрой, вносившей в его бытие своеобразную привлекательность. Поиски продолжались, а мой взгляд вдруг упал на папку, лежавшую на нижней полке, ту самую папку с надписью «Бог». Мы так ее ни разу и не открыли.

— Ах, — сдаваясь, вздохнул Рэб.

— Можно я вас о чем-то спрошу?

— Спрашивай, юный друг, о чем только вздумается, — пропел он.

— Откуда вы знаете, что Бог существует?

Рэб замер. По лицу его пробежала улыбка.

— Отличный вопрос.

Он сжал рукой подбородок.

— И каков же будет ответ? — спросил я.

— Сначала попробуй доказать мне, что Его нет.

— Хорошо, — ответил я. — Попробую. Как насчет следующего: мы живем в мире, где умеют расшифровывать наши гены, где могут скопировать наши клетки, где могут от начала и до конца перекроить твое лицо. Да что там, хирургическим путем тебя из мужчины могут превратить в женщину. С помощью науки можно узнать о сотворении Земли, а с помощью космических кораблей люди изучают Вселенную. Солнце уже больше не загадка, так же как и Луна, которую люди когда-то обожествляли. Мы привезли ее частицы домой, верно?

— Продолжай, — сказал Рэб.

— Так вот, зачем нужно людям в мире, где все эти великие тайны уже разгаданы, верить в Бога, или Иисуса, или Аллаха, или любое другое божественное существо? Разве мы все это не переросли? Разве это не напоминает историю с Буратино? Разве, обнаружив, что он сам умеет ходить, не стал Буратино по-другому смотреть на Папу Карло?

— Ну и речь, — потерев ладони, проговорил Рэб.

— Вы же сказали «докажи».

— Ну да.

Рэб слегка наклонился вперед.

— Теперь моя очередь. Ты утверждаешь, что ученые в конце концов докажут, что Бога нет, а я на это смотрю по-другому. Не важно, до каких мелких частиц они доберутся, все равно будет что-то, чего они не смогут объяснить. Они не смогут объяснить, кто все это сотворил. И как бы они ни старались подобраться с другой стороны: манипулировать генами, клонировать то и это, продлевать жизнь до ста пятидесяти лет, — рано или поздно люди будут умирать. А что будет происходить потом? Когда жизнь подойдет к концу?

Я пожал плечами.

— Так что?

Он отклонился назад. Улыбнулся:

— Когда ты подходишь к концу, начинается Бог.

Многие великие умы пытались опровергнуть существование Бога. Порой они заканчивали тем, что приходили к абсолютно противоположному выводу. К. С. Льюис, так захватывающе писавший о вере, поначалу никак не мог примириться с самим понятием «Бог» и назвал себя самым унылым неверующим Англии. Великий ученый Луи Пастер пытался опровергнуть существование Бога своими исследованиями и полученными с их помощью результатами, однако, изучив «венец творения», он пришел к совсем иным выводам.

Множество современных книг провозгласили веру в Бога глупостью, мошенничеством, спасительным средством для слабых людей. Я думал, что Рэб находит это оскорбительным, — оказалось, вовсе нет. Он считал, что путь к вере не всегда прямой, не всегда легкий и даже не всегда логичный. Рэб относился с уважением к любому оппоненту, приводившему аргументы, основанные на знаниях, даже если он с этими аргументами не был согласен.

Лично меня интересовали известные писатели и разные другие знаменитости, которые громко заявляли о том, что Бога нет. Как правило, они это делали, когда были здоровы, пользовались популярностью, и люди к ним прислушивались. Но мне любопытно, что они думали, лежа в тиши последних минут своей жизни, когда они уже сходили со сцены, а мир по-прежнему продолжал свое существование. Возможно ли, что в предсмертные минуты страх, видения или запоздалое просветление неожиданно вселяли им веру в Бога? Кто знает?

Было ясно, что Рэб верил в Бога с самого начала, и тем не менее он не был в восторге от некоторых событий, которые Бог допустил на Земле. Много лет назад умерла его дочь, и это для него было страшным потрясением. И не только это. Возвращаясь домой после посещения прихожан своей синагоги, — в прошлом сильных, здоровых людей, которые теперь беспомощно лежали на больничных койках, — он нередко плакал.

— Кому нужно это страдание? — взывал он к небесам. — Возьми уж их к себе. Зачем им такая жизнь?

Однажды я задал Рэбу самый распространенный вопрос, связанный с верой: «Почему на долю хороших людей выпадают несчастья?» На этот вопрос люди отвечали бессчетное число раз самым различным образом. Отвечали в слезных объятиях, в книгах, в проповедях, на сайтах Интернета. «Бог призвал ее к себе…», «Он погиб на работе, которую любил…», «Она была даром небес…», «Это было испытание…».

Я помню, как сына одного из друзей нашей семьи поразила страшная болезнь. После этого во время любой религиозной церемонии — даже свадьбы — я видел, как его отец стоял в коридоре синагоги, отказываясь входить в комнату, где проходила служба.

«Я не могу больше слышать это», — говорил он.

Он перестал верить в Бога.

Когда я спросил Рэба, почему на долю хороших людей выпадают несчастья, его ответ не походил на все знакомые мне ответы. «Никто не знает», — тихо произнес он. Меня его ответ восхитил. Но когда я спросил его, поколебало ли это его веру в Бога, он твердо сказал «нет».

— Меня не поколеблешь, — сказал он.

— Почему же? Наверное, можно было бы, если б вы не верили во всемогущую силу.

— Как атеисты? — спросил он.

— Ну да.

— И тогда я мог бы объяснить, почему мои молитвы остались без ответа.

— Точно.

Он внимательно посмотрел на меня и глубоко вздохнул.

— У меня когда-то был врач-атеист. Я тебе о нем не рассказывал?

— Нет.

— Этот врач любил тыкать мне в нос моей верой. Он специально назначал мои визиты на субботу, чтобы мне приходилось звонить секретарше и объяснять ей, почему из-за своих религиозных убеждений я не могу прийти в этот день.

— «Славный» парень, — заметил я.

— Так вот, однажды я прочел в газете, что умер его брат. И я пошел к этому врачу домой выразить свое соболезнование.

— После того как он к вам относился?

— Людям моей профессии месть противопоказана, — сказал Рэб.

Я рассмеялся.

— И вот я прихожу к нему домой. Он видит меня, и я чувствую, что он очень расстроен. Я приношу ему соболезнования, а он, сердито глядя на меня, отвечает: «Я вам завидую». — «Почему вы мне завидуете?» — спрашиваю я. «Потому, что, когда вы теряете любимого человека, вы можете проклинать Господа Бога. Вы можете кричать на него. Можете Его во всем винить. Можете требовать ответа: почему такое случилось? Но я-то в Бога не верю. Я — врач. И я не смог помочь своему брату!» В глазах у него проступили слезы. «Кого мне винить?! — спрашивал он меня снова и снова. — Бога нет. Я могу винить только самого себя».

Лицо Рэба сморщилось, словно от боли.

— Это страшное самообвинение, — едва слышно проговорил он.

— Хуже безответной молитвы?

— О да. Намного утешительней считать, что Бог выслушал тебя и ответил «Нет», чем думать, что тебя и выслушать-то некому.

Ему должно было вот-вот исполниться тридцать — наркоману, преступнику, человеку, лгавшему Богу. У него была жена. Но это его не останавливало. У него была дочь. Но и это его не останавливало. Денег у него больше не было. Приличной одежды тоже. Патлатые волосы торчали во все стороны. Но все это его больше не трогало.