Бхагаван Раджниш - Мгновения вечности
Теперь я стал вашей частью, а вы стали моей частью. Смерти будет очень сложно отнять меня у стольких людей, от вашей любви, я защищен со всех сторон.
Любовь — это противоядие смерти, а не жизни.
Обычно вы думаете по-другому, вы думаете, что жизнь и смерть противоположны друг другу. И вы обращаете очень большое внимание на смерть. Я должен быть благодарен вам. Я не дал вам ничего, мне нечего вам дать. Вы уже и так получили это. Самое большее — я могу просто встряхнуть вас, шокировать вас, ударить вас. Вы думаете, я вам даю что-то при этом?
Но вы любите меня, человека, который не заслуживал ничьей любви. Я безгранично благодарен саньясинам. Вы — моя жизнь. Если вы со мной, смерти нет. Если вы не со мной, я уйду прямо в этот самый миг. Именно ваша любовь помогает мне дышать, жить, ваша радость, ваше блаженство, ваши песни, ваши танцы.
Ночью, когда я отправляюсь спать, я говорю смерти: «По крайней мере, не беспокой меня утром. Мои саньясины будут ждать моего присутствия, чтобы начать петь». Я живой просто потому, что так много людей хотят, чтобы я жил. Существование не может выступать против такого обилия любви. Существование не может ничего поделать без разрешения стольких людей. Смерть должна подождать!
Все зависит от вас. Моя работа сделана. Мне больше не осталось ни к чему стремиться, нечего больше познавать. Но я так забочусь о вас, и пусть моя работа закончена, здесь столько людей вокруг, чья работа не закончилась. Мне приходится жить, искать пути и средства для того, чтобы откладывать смерть.
Я очень упрямый, я боролся всю жизнь, и побеждал. Смерть скудна, я побеждал ее, я могу легко заставить смерть подождать у дверей. Я позволю ей прийти только тогда, когда увижу, что вы пробудились, что ваше сознание выросло, и даже если меня нет здесь, вы будете продолжать мою работу, вы будете распространять огонь в мире вокруг. Но, пожалуйста, просто для того, чтобы я жил, не спите.
В мире так много саньясинов: восемьсот тысяч. И смерти будет очень трудно отнят меня у моих саньясинов. Я не одинок, я проник в ваше бытие, я распространил себя во множество окружающих существ, это практически невозможная задача для смерти — забрать меня до тех пор, пока мне помогают столько саньясинов.
Не будьте просто благодарными. Если вы будете только благодарными это хорошо, но этого не достаточно. Станьте такими, как есть, будьте такими, как есть. Позвольте мне радоваться! Моя единственная радость — видеть, как кто-то другой приходит домой.
Я буду ждать целую вечность. Вы можете продолжать обманывать себя, но помните о том, что я вас жду, и я хочу, чтобы вы были просветленными. Я хочу, чтобы это стало самым важным историческим фактом в истории человеческого существования, тысячи людей расслабляются в своей обыденной жизни, и становятся просветленными. Да, в прошлом после тысяч лет один человек мог стать просветленным. Я не еду в этой воловьей упряжке, современный человек. И мне бы хотелось, чтобы вы стали просветленными, и летели со скоростью реактивного самолета, это возможно. Я не прошу невозможного.
— Вы дали мне так много. Вы продолжаете мне давать так много.
— Меня это удивляет, что я мог дать вам такого? Где я ошибся? Столько людей совершенно без причины продолжают выражать мне свою благодарность и любовь, хотя я совершенно не заслуживаю этого. Ваша любовь продолжает расти. И по мере того, как ваша любовь растет, я становлюсь все здоровее и здоровее.
Скоро я буду танцевать от радости.
Мне всего сорок четыре, но создается такое ощущение, что мне больше. Глубоко внутри я чувствую, что я просто ребенок, что я только что родился, что я свежий, как капли росы на утреннем Солнце. Но тело мое чувствует, как будто бы я прожил столько жизней вместе в одной жизни.
Я — древний. Очень древний. Вы можете увидеть это во мне, в моих глазах, вы увидите прошлое всего человечества. Я такой же старый, как само существование, потому что я все время был в нем, я — это мое прошлое, точно так же, как вы — мое прошлое, как само существование. Я был в стольких телах, теперь я больше не могу отождествлять себя с телами. Когда вы должны сменить столько поездов, вы вынуждены понять, что вам не принадлежит ни один поезд, в следующий раз вам придется снова сменить поезд.
Я сорок четыре года пребывал в этом теле. Но за сорок четыре года я прожил жизнь, которую невозможно прожить за двести лет. Я жил бесконечно, тотально, все, что я делал, в какое-либо время, я делал только с полноценным сердцем, как будто на следующее утро меня ждала смерть.
Это время — последнее время. Я рождался в разных телах снова и снова, но на этот раз я воплотился в теле в последний раз. После просветления вы больше не сможете вернуться в тело. Это единственное неудобство.
— Кто будет вашим приемником после того, как вы умрете?
— Меня это не волнует. Вообще не волнует. Я — тот человек, которого не волнует ни прошлое, ни будущее...
Меня волнует только настоящее. Меня не волнует будущее. Меня волнует только настоящее мгновение. А что случится завтра, не имеет ко мне никакого отношения. Но в настоящий миг, какой бы ответ ни вырастал во мне, я должен поделиться с моими последователями.
Я хочу оставить этот мир, как будто я тут никогда не был. Я не хочу оставить тут своих отпечатков, чтобы ни один идиот не начал идти по ним. Я уничтожу все отпечатки за собой.
— Что вы делаете весь день?
— Ничего, просто ничего.
— А где вы не делаете ничего?
— Просто сижу в комнате, в своем кресле, и наслаждаюсь в себе.
— Вас никогда не утомляет жизнь?
— Скука — то нечто основательное. Это часть процесса непризнания своего одиночества. Это часть неспособности наслаждения своим уединением.
Общество вас учило сбегать, бежать, не смотреть назад, но скука следует за вами как тень.
Скука — это ваша тень. Куда вы собралась бежать от нее?
Вы не можете сбежать от нее...
Моя жизнь — полное одиночество.
Это так странно, я прожил тридцать пять лет в толпе. Но я одинок в этой толпе.
Вы есть, но я все равно одинок.
Даже в толпе я нахожусь в таком же одиночестве, как и своей комнате, когда сижу в кресле. Мое одиночество продолжается. Оно неизменно. Я живу одиноко в своей комнате, практически целый день.
Моя жизнь содержит в себе много рутины. Все, что вызывает скуку, окружает меня во всех деталях, я не позволил вокруг меня находиться ничему, что помогло бы мне сбежать от моего одиночества. Я встаю утром точно в определенное время. Знаете ли вы, что я делаю первым? Даже Вивек не знает. Первое, что я делаю, я щипаю себя, чтобы понять, я все еще здесь, или уже умер. Только после этого щипка, я нажимаю на звонок, чтобы Вивек принесла мне чай. Потому что, какой смысл нажимать на звонок, если не знаешь точно, жив ты еще или уже нет? Она без необходимости будет подниматься сюда и нести чай, к чему? Это не правильно.
Поэтому сначала должен убедиться в том, что я все еще жив. Потом я делаю вторую вещь, я жму на звонок, чтобы она принесла мне чай. А какой чай я пью? Без молока, без сахара, просто горячая вода и листья чая. Но я наслаждаюсь таким чаем, потому что это чистый чайный вкус. Сахар и молоко уничтожают вкус чая полностью.
И все это продолжается совершенно одинаково каждый день. Я провожу полчаса в ванной, потом пол часа в бассейне. Это, должно быть, самый жаркий бассейн: девяносто градусов по Фаренгейту. Купаться в нем — все равно, что готовить себя. Двадцать минут, и вы сварились. У меня нет маленького бассейна, он большой, этот бассейн олимпийского размера. Я человек с простым вкусом, и я довольствуюсь малым: но у меня все самое лучшее.
Шила спрашивала меня: «Зачем вам такой огромный бассейн?»
Я отвечал ей: «Не в этом дело, я хочу купаться в таком огромном бассейне. Размер должен соответствовать олимпийским стандартам. Я не могу купаться в маленьком бассейне».
Полчаса в этой горячей воде, потом полчаса в холодной ледяном душе. Вы не сможете купаться в таком холодном душе больше двух минут. Но после того, как вы искупались в таком горячем бассейне — девяносто градусов по Фаренгейту, вам хочется окунуться в ледяную воду, и это становится необыкновенным опытом для вас. Перемена от горячего к холодному и наоборот, контрастный душ, это глубокое переживание. Первое переживание касалось тела, а это души. И тогда я полностью уверен в том, что я все еще с вами, здесь, и буду жить по крайней мере еще один день.
Вивек приносит мне завтрак, причем действительно прекрасный завтрак, стакан сока, каждый день одно и то же. Он кажется одинаковым для всех остальных, но не для меня, потому что я не сравниваю. Вчера уже ушло, а завтра еще не наступило. Я не сравниваю. Вивек спросила меня сегодня: «Вам действительно нравится есть одну и ту же пищу каждый день?» Она спросила меня об этом, потому что вчера я сказал, что мне нравится каждый день есть одну и ту же пищу. Она спросила меня: «Вам действительно это нравится?»
