Анастасия Новых - Птицы и камень. Исконный Шамбалы

Однако бомжа точно заклинило в неудержимой болтовне.

Да я что… Была бы у меня подходящая работа… Да я бы горы свернул… Да хоть какая-нибудь крыша над головой…

Так устройся дворником или сторожем: и крыша, и заработок, — предложил Ребров, посматривая в сторону РОВД.

Ученая степень-с не позволяет спускаться до таких низов.

Майор с удивлением уставился на бомжа и, еле сдерживая накативший комок смеха, спросил:

Какая такая степень?

Ученая-с… Вы не ослышались… Я ведь бомжем не всю жизнь был, вот последние десять лет… А раньше на Севере работал. Геохимик я… Занимался изучением распределения процессов миграции химических элементов в земной коре…

Смех у Реброва мгновенно пропал, уступая место неподдельному интересу.

А что же ты раньше об этом молчал?

А-а, — махнул тот рукой. — Какой смысл-то об этом рассказывать? Людей смешить? Целый кандидат и бомжует.

Реброву стало как-то не по себе. Столько лет общался с этим человеком и, по сути, совершенно его не знал.

— Да, да, — продолжал бомж, польщенный таким вниманием со стороны майора. — Было дело… Когда-то штудировал труды Вернадского, Ферсмана, Гольдшмидта… Кандидатскую даже защитил. А тут на тебе, развал Союза! Наше объединение и закрыли. Сразу никто никому не нужен стал. Эх, думаю, куда же теперь? Вот и поехал домой. Родители у меня в селе живут, тут недалеко. Ну, помаялся, поскитался, да и в город подался. У своей знакомой стал жить, вроде как в гражданском браке. Только с работой беда. Сунулся в одно место — не берут. В другое — то же самое. В третьем сказали месяца через три подойти, может быть освободится должность младшего научного сотрудника. Представляете, мне, кандидату наук, предлагают, как подачку, должность младшего научного сотрудника и то с приставкой «может быть»! — ткнул он себя в грудь. — Такая меня тогда злость взяла!.. Ну, я и послал их всех к такой-то матери. Получается, мои знания на хрен никому не нужны стали! Обиделся я на весь свет. Все эта власть виновата, развалила такую страну…

Подожди, подожди… У тебя же было жилье, документы…

Было да сплыло, — недовольно буркнул бомж, досадуя, что его прервали на самом любимом месте. — С горя-то я к водочке малость пристрастился. И сожительница моя меня и выставила вместе с чемоданом за порог. Ну и пошло-поехало… Вещи свои пропил, документы украли… Стал по вокзалам да чердакам ночевать. Сначала страшновато было, потом ничего, привык.

А родители живы?

Не знаю. Я, как в город тогда подался, больше у них и не был.

Почему?

Да неловко как-то… Уехал кандидатом, вернулся бомжем… Нет уж, пусть лучше все село думает, что я остался кандидатом… Родители так гордились этим… Вот такая у меня горькая судьбинушка… Да была бы нормальная власть, не случилось бы такого…

И дальше бомжа понесло — он перешел на оскорбительные выражения в повышенной тональности относительно «виновников» его жизни. Ребров тем временем погрузился в собственные думы. Этот стареющий человек оказался практически на дне, но до сих пор жил иллюзорными амбициями прошлого. Для него важнее была не ежедневная работа над собой, над своей ленью и эгоцентризмом, а сохранение надуманного мифа о себе у тех людей, которым, по сути, это было не важно. Майор прекрасно понимал, что ни власть, ни время перемен не виноваты в судьбе собеседника. Виновен он сам. Он позволил гневу и гордости захватить сознание и обвить его своими корнями. Он распустил свою лень и сделал из себя законченного алкоголика. Этот человек с треском проиграл свой жизненно важный внутренний бой. Поэтому и винит всех и вся вокруг себя, но только не главного носителя своих несчастий — собственное Эго, рабом которого он стал на всю свою оставшуюся жизнь. Рабами не рождаются, рабами становятся.

Жизнь продемонстрировала Реброву этот яркий пример, точно хотела подчеркнуть значимость внутренней победы над чудовищным владыкой — эгоцентризмом, который тяготеет над большей частью человечества. Она показала, что этого дракона нужно цепко приковать в своем сознании и удерживать его силой воли, веры и всеобъемлющей любви. Только тогда исчезнет черная туча негатива и в сознании наступит долгожданная ясность и четкость видения. Вот тогда мир и раскроет перед чистым взором все свои истинные ценности.

Майор стоял в задумчивости возле тараторившего о своем наболевшем бомжа, когда рядом взвизгнули тормоза новенькой иномарки. Водитель некоторое время присматривался к странной парочке, а потом, хлопнув по рулю, стал выходить из машины.

— Ё-моё, Ребров! Сколько лет, сколько зим?

Майор оглянулся, и глаза его живо заблестели:

— Вот это новости! Серёга!

Бомж обернулся и деловито засобирался.

Ладно, пойду я…

Бывай, — кивнул Ребров, не отрывая взгляда от своего однополчанина, благодаря которому он когда-то ступил на путь юриспруденции. — Глазам своим не верю…

Они крепко пожали друг другу руки и по-братски обнялись.

Сто лет тебя не видел… Молодец, хорошо выглядишь! — улыбаясь, сказал Серёга.

А ты, я смотрю, «момончик» себе наел, — пошутил Ребров, используя их старый студенческий жаргон.

Так не без этого! По должности вроде как положено, — похлопал тот по своему животу, облаченному в дорогой костюм.

А ты куда пропал? Как смылся из милиции, так ни слуху ни духу. Хоть бы открытку прислал, мол, жив-здоров.

Ты же знаешь, какой из меня писатель! Помнишь, как сочинение сдавал?!

Они засмеялись, вспоминая подробности.

Да разве такое забудешь, — заметил Ребров.

Честное слово, до сих пор писать не умею.

А как же ты работаешь?

Так я ведь не пишу, я только расписываюсь.

А, тогда понятно…

Они снова рассмеялись.

И где ты «обитаешь»?

Я сейчас концерном владею.

Да ну?!

Уже седьмой год. Спасибо, что хоть юридическое образование в молодости «поимел». Сейчас в бизнесе глаз да глаз нужен, в документах особенно. Все норовят полруки оттяпать. Конкуренция, сам понимаешь… Слушай, хорошо, что я тебя встретил! А я тут голову ломаю… Мне начальник службы безопасности позарез нужен. Пойдешь ко мне работать? Ты мужик честный, порядочный. О твоих оперподвигах я наслышан. Земля, как никак, слухами полнится… Машину тебе дам, с жильем, если надо, подсоблю. Оклад две тысячи баксов…

В год?

Ну, Ребров, ты в своем РОВД совсем отстал от жизни! — хмыкнул приятель. — В месяц, конечно. Плюс квартальная премия. Ну, как, согласен?

Ребров стоял, опешив от такого неожиданного предложения. Кто-то одобрительно похлопал его по правому плечу. Майор повернулся, но сзади никого не было. Он взглянул на серое здание РОВД, и точно камень с души свалился. Ребров почувствовал, что все, что должен был сделать на этом перекрестке судеб, он уже сделал. Ничего его больше здесь не держало. Майор ощутил эту внутреннюю свободу. Посмотрев на небо, он увидел, как из-за туч выглянуло ослепительное солнце. Ребров зажмурился и ему на миг привиделся улыбающийся знакомый светлый лик. Повернувшись, он с улыбкой ответил:

— А почему бы и нет?

ВСЕ ТАК ПРОСТО

В простоте проявляется Он.

Простоту усложняя,

Мы теряем Его.

А всё так просто!

Солнце медленно поднималось над горизонтом, озаряя теплым, ласковым светом все живое вокруг. Заискрилась движением вод небольшая речушка, кокетливо подмигивая окружающей природе. Плавные изгибы реки очаровывали изящной красотой бескрайнее зеленое поле, которое ревностно удерживало ее в изумрудных объятиях. Тысяча бриллиантовых капелек росы на травинках поля каждое утро дарили речке минуты восхищения неповторимой игрой ярких бликов. И чем выше поднималось солнце, тем реже томно вздыхала речка, тем больше она оголяла свою подлинную красоту из-под легкой вуали молочного тумана.

На берегу этого чуда природы сидел пожилой рыбак. Сегодня клева почему-то не было. От этого и настроение соответствующее. Туман, подымающийся от речки, точно специально скрывал в мутной пелене окружающий ландшафт, отдаляя человека от внешнего мира и погружая во внутренний. Завораживающее однотонное покачивание поплавка невольно наводило на грустные думы о себе, о своей прожитой жизни, необычной судьбе.

Чего только не пережил Григорий Дмитриевич Тимонников за свои годы! Было все: трудное детство, бурная молодость, большая любовь, страшная война, голод, разруха, семья, дети, тяжелая работа, почет и уважение, пенсия, внуки, смерть жены… Судьба точно испытывала его во всех своих ипостасях: то неожиданно осыпала долгожданным счастьем, то жестоко его отнимала, потом снова вознаграждала и снова отбирала. Невозможно было привыкнуть к ее внезапным поворотам, резким взлетам и падениям. Но Григорий упорно преодолевал эти трудности, шаг за шагом. Они закаляли его характер, воспитывали волю, порождали целеустремленность. И казалось бы жизнь прожита, каких еще подвохов можно ожидать в старости? Однако…