Соловки. Документальная повесть о новомучениках (СИ) - Ильинская Анна Всеволодовна
Хотя скит был огорожен проволокой и охранялся дозорными вышками, его обитатели пользовались со стороны властей если не уважением, то по крайней мере снисхождением. Крупных ре волюционеров среди них не было, кроме двух: эсера А. Иваницкого, старшего и по возрасту, и по партийному стажу, с опытом царской каторги, и социал — демократа Богданова, тоже подпольщика царских времен. Остальным сколько‑нибудь значительным политическим деятелям Ленин предоставил возможность выехать за границу.
В 1923–1924 гг. в Савватьеве содержалось около пятисот представителей различных партий: социалистов — революционеров, правых и левых, социалистов — демократов, меньшевиков и анархистов, среди них немало супружеских пар. Это были молодые люди, редкие из которых могли похвастаться дореволюционным Партийным стажем.
Заключенные этого привилегированного лагеря держались гордо, с Кремлем, где каждый был сам за себя, не общались, в равной мере презирая как уголовников, так и «каэров». У политических все были за всех, продукты и деньги шли в общий котел. Принципиально настроенные против работы, они не боялись начальства, читали газеты, митинговали и защищали права человека, по каждому поводу устраивая голодовки. Кстати, кормили их лучше, чем других узников.
Молодые политзаключенные уважали только свои революционные традиции, все церковное отрицали, в Божьем храме проводили лекции и диспуты. Однажды на прогулке разыгрались, смастерили снежную гору, а вместо салазок приспособили обледенелые, хорошо скользящие иконы, пока старшие товарищи не усмотрели в этом неуважение к чужому религиозному культу.
Но им жилось не так легко, как кажется на первый взгляд: эсер Юзик Сандомир вскрыл себе вены, профработник металлист Михаил Егоров-Лызлев отравился, меньшевик Яков Аронович повесился. Анархистка Наталья Николаевна Андреева, осужденная по 58–й статье, вынуждена была стать женой отцеубийцы Д. Успенского, позже переехала с ним на Беломорканал, где родила сына, названного в честь Ягоды Генрихом.
Самым крупным событием в истории содержания политзаключенных на Соловках был расстрел безоружных в час прогулки. В декабре 1923 г. пришла инструкция: политические ограничивались в получении писем, им сокращалось время пребывания на свежем воздухе. Когда Савватьевским насельникам сообщили о нововведении, они возмутились, и 19 декабря продолжали гулять, несмотря на приказ вернуться в корпус.
По ним открыли стрельбу. Семь человек было убито наповал, трое тяжело ранены. Первую помощь им оказал социал — демократ врач В. Ельник. На следующий день начальником СЛОНа был назначен А. П. Ногтев. Он разрешил политзаключенным похоронить убитых товарищей. Мертвых предали земле с почестями, пели «Вы жертвою пали…». Могила расстрелянных была отмечена большим валуном с выбитыми на нем фамилиями убитых. Вот эти имена: Леонид Лебедев, анархист; Георгий Трифонович Кочаровский, социалист — революционер, 28 лет; Илизовенко, его жена, 25 лет; Гавриил Антонович Билинга — Пастернак, социалист — революционер, 27 лет; Всеволод Иванович Попов, социалист — революционер, 28 лет; Меер Моисеевич Горелик, 26 лет; Наталья Арнольдовна Бауэр — Цейтлина, социалистка-революционерка, 32 года. Впоследствии валун перевернули, потом разбили кувалдами, а куски побросали в озеро. Больше говорить об изменениях в режиме не рискнули, и все осталось по-прежнему.
Секирная лестница.
Сведения о расстреле в Савватьеве были переданы в Москву Борису Бобину. Корреспонденцию запаяли в алюминиевый чайник, который был увезен за границу заместителем Пешковой по Красному Кресту, за что Бобин был арестован.
В 1925 г. все политические были вывезены в Кемь, откуда в «столыпинах» разъехались по разным политизоляторам. Еще лет десять среднее звено «делателей на ниве народной» держали в ссылках в захолустных городах, неуклонно пополняя их досье. В конце тридцатых все были арестованы…
***
Мы со Светланой — Фотиной кладем по земному поклону в сторону Секиро — Вознесенского храма. Я достаю из сумки красную книжечку карманного формата с рельефным восьмиконечным крестом на обложке. Это «Служба Святым Царю — мученику Николаю и всем Новомучеником и Исповедником Российским». Для того, чтобы прочитать ее, мы и приехали осенью на Соловки. Служба подарена Оптинским иеромонахом, пожелавшим остаться неизвестным. Есть на свете чудесный Батюшка, который любит делать добрые деда, не открывая своего имени. Потрясенные люди не знают, кого благодарить, и не остается ничего иного, как благодарить Бога. Такой подарок обязывает, такой подарок — высокая честь, помоги Господь оправдать этот дар!..
Торжественный акт канонизации Новомучеников и Исповедников Российских, от безбожников убиенных, состоялся в Нью — Йорке в соборе иконы Знамения Божией Матери 31 апреля 1981 г. Значит, все, кто страдал здесь, — святые, все, кто погиб, — святые, и мы с Фотиной молимся им от лица всего нашего поколения. За всех, кто лишен возможности проникнуть на закрытый остров, за всех, чье сердце скорбит о безвинно убиенных, прими, о Боже, эти слова.
«Немощию плоти нам подобострастнии, духом в меру древлих отцев тщалися есте, о непреклоннии Священноисповедницы Российстии, иже в разоренную обитель Соловецкую и во иныя места заточения ссылаеми, умножающимся же страданием вашим, избыточествовавше тайно и утешение от Господа, имже ныне истии утешаетеся, в невечерний день достигши царствия Христова, в нем же не престайте, молим вас, молящеся о спасении душ наших…»
Читаем попеременно, чуть ли не вырывая друг у друга книжечку. Желание молиться Новомученикам сродни физическому голоду, слова этой службы как кусок насущного хлеба. Бесхвостая собака сидит рядом, не уходит, внимательно слушает. Умными глазками смотрит то на меня, то на Фотину, то на церковь, в сторону которой кладутся поклоны. «Услышите нас, в веси Гефсиманстей погребенныя, услышите нас и тии, ихже погребение неведомо. Услышите нас паки вкупе приятые во обители небесныя…»
Вниз спускаемся по печально знаменитой лестнице. Склон горы обрывистый, узкие ступеньки почти отвесно падают на землю. Многие прогнили, и мы перепрыгиваем провалы, держась за перила. Блестящая от дождя древесина усыпана жухлыми иглами и облетевшими березовыми листьями.
Спускаемся молча, мысленно поминая всех, разбившихся на этой лестнице. Вдруг я подскользнулась на мокром листочке и лечу вперед — к счастью, успеваю схватиться за выскользнувшее из руки перило. Больно! Каково же пересчитать все ступеньки, да еще с бревном за спиной? Это полет в вечность, когда душа, толчком исторгнутая из своего обиталища, внезапно взмыв над склоном горы, видит знакомое расплющенное тело, прыгающее по ступенькам, как кем‑то с высоты брошенная кукла…
С осени у подножия лестницы заготавливали скудельницы для трупов. К середине зимы они были переполнены, и мертвых укладывали вокруг, слегка присыпая снегом. Весной 1927 г. белогвардейский генерал Зайцев с анархистом Ломоносовым — Роланд собирали вокруг Секирки оттаявшие трупы, чтобы предать земле. Но покойников было много, поэтому копали неглубоко, единственно, чтобы не грязнить воздух. Оставишь непогребенными, в лесу застоится запах разложения, как летом в Кремле от братских могил. Соловецкая земля святая, она вся превратилась в Св. Мощи. На крови Новомучеников Российских растут деревья, всходит трава…
«Цвети Российского луга духовного в годину лютых гонений дивно процветшии Новомученицы и Исповедницы безчислении: святителие, царственнии страстотерпцы и пастырие, монаси и мирстии, мужие, жены же и дети, добрый плод в терпении Христу принесшие, молитеся Ему, яко Насадителю вашему, да избавит люди своя от безбожных и злых, да утверждается же Церковь Русская кровьми и страданиями вашими во спасение душ наших».
VIII. МАТЬ НЕ МОЖЕТ НЕ ПРОСТИТЬ
