Андрей Виноградов - Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания
— Где это «там»?
— Ну, там… Потому что всё, как было, он поведал. Сижу, говорит, на кровати, когда вы меня держали, а слева вдруг полезли какие-то чернявые — то ли негры, то ли кавказцы, то ли вообще какие-то чурки нерусские. Бесы, одним словом. Одни из них были косые, другие — с мёртвыми-премёртвыми зенками, а у третьих глазища кровью налились. У одних обе губы были налиты кровью, аж распухли, а у других — только одна: у кого верхняя, а у кого нижняя. И вот эти человечки начали, говорит, меня тащить с постельки, и совсем я подпал под их власть, хотя сперва их и не боялся-то. Но потом они как повязали меня по рукам и ногам, как исколотили до синяков, так и дотащили до какой-то жуткой расщелины: узенькая такая расщелина, а дна не видать, но где-то там, слыхать, течёт адская река и вся скрежещет. На одном из склонов расщелины той была узенькая тропинка, на ней даже стопочка не помещалась, и по этой тропинке силком тащили бесы батюшку Кузьму Меня, говорил он, так и заваливало набок, чуть я не свалился в ту бездну, а потом меня, значит, притащили в самое начало этой страшной расщелины, там были огромные ворота, чуть приоткрытые, а у них сидел чёрный великан — сам сатана! Глазами косит, они у него кровью налиты и пламя пущают, а из носу дым валит, язык изо рта висит на локоть, правая рука у него совсем иссохла, а левая распухла — вот этой ручищей хватал он покойничков и швырял в бездну. А когда, говорит, привели меня к этому сатане, то он как рявкнет: «Это мой друг!» — и лапу свою протянул, чтоб схватить меня. Я весь задрожал и сжался…
— Страсти-то какие! Неужто так всё и было?
— Ещё бы! Старец Кузьма великий старец был, не чета нынешним, самого государя видел, а энергетика-то у него какая была — ой-ой-ой… Так вот, только хотел его хватануть этот сатана, как явились откуда ни возьмись два благообразных таких старца — сразу по ним видно, что святые апостолы Андрей и Иоанн, потому что именно так их и пишут на иконах. Как увидал их отец мрака и погибели, так и сбежал оттуда, а батюшку Кузьму взяли святые апостолы под белы ручки и повели через те ворота. За воротами был город, прошли через него и оказались вроде как на лугу, а там красотища такая… неописуемая… Посреди того лужка сидел ещё один старец, благообразный-благолепный такой, а вокруг него толпы детишек скачут и резвятся. Кто бы это был, а? Сам праотец Авраам, а то место, где он сидел с детками, — это, значит, по-древнебиблейски Лона-Авраамля называется. Поклонился праотцу батюшка Кузьма, и пошли они дальше, через огромнейшую берёзовую рощу, а берёзок-то в ней, белых-белых — так и слепит глаза! — видимо-невидимо, и васильки кругом цветут, и ромашки какие-то, и гераньки. А у каждого деревца, у каждого кустика стоял шалашик, а перед шалашиком — столик со всякими вкусностями, прям как на рынке у метро. Сидят там все и пируют, и многих узнал батюшка Кузьма: кто из его собственного монастыря был, кто из села по соседству (благочестивое там, знаете ли, село), а кого он когда-то во дворце у государя встречал — и все как один покойнички.
— Что же это за роща была?
— А та, про которую сказано: «В дому Отца Моего обители многи суть».
— И далеко ль завели батюшку Кузьму святые апостолы?
— Ох, далеко. До такого прекрасного города довели, что слов нет выразить его красоту. Двенадцать стен окружало тот город, сияли они цветами двенадцати драгоценных камней! А ворота в том городе — что не золотые, то серебряные. За воротами — площадь из чистого золота, вокруг неё — сплошь золотые дома. Во всём городе свет неописуемый, благоуханье божественное, но ни человека, ни животного, ни птички — как вымер город. А всё потому, что жители все на пиру — во дворце. Да, был там на краю города шикарный дворец, а в нём всё богато и роскошно, и внутри длинный-предлинный зал, в котором стоит огромный стол, весь из чистых рубинов и изумрудов, а за ним сидят сплошь одни святые Господни. На том краю стола был вроде как балкончик, а оттуда яркий-преяркий свет идёт, ничего не видать, кто там сидит. И вот, говорит батюшка Кузьма, подлетели ко мне ангелы Божии, видом ни мужчины, ни женщины, и говорят: садись, мол, с нами за стол, покушай, — а сами грозные, что молнии, блестят, сверкают. Святые апостолы, которые вели меня сюда, сами сели и начали пировать, а я пока в сторонке стою, жду, что решит Сам, потому что ангелы улетели к Нему, видать, спросить, что со мной дальше делать. А за тем столом много было знакомых — и миряне, и монахи, некоторые даже из Спасо-Омутнянской пустыни, такая святая обитель! И вот через пару часов вернулись ангелы: так, мол, и так, верните батюшку Кузьму назад, больно уж его оплакивают чада, пускай ещё поживёт, а заместо него заберём к себе батюшку Луку из соседней обители — Спасо-Кукоцкой.
— И какого же батюшку в итоге забрали?
— Конечно, как и обещали ангелы Божии, батюшку Луку. Это потом братья из Спасо-Омутнянской пустыни специально проверяли: послали они в Спасо-Кукоцкий монастырь узнать, скончался ли батюшка Лука. Так и есть, скончался, и как раз в то самое время, когда батюшка Кузьма якобы бредил. Ну так вот, подхватили сразу нашего богоносного старца Кузьму святые апостолы Андрей и Иоанн и повели назад. Вышли они, значит, из того райского града другим путём, идут мимо семи озёр, а в тех озёрах жуткие казни и жестокие муки: в одном — мрак кромешный, в другом — огонь палящий, в третьем — туман вонючий, в четвёртом — черви кишат, а в оставшихся ещё что-то в том же роде. И все семь озёр были полны людей, которые жалостливо стонали и горестно рыдали. Миновали они эти озёра, потом ещё какую-то потустороннюю местность прошли и наконец очутились в той самой Лоне-Авраамле. Поздоровался батюшка Кузьма с Авраамом, а тут апостолы ему, Андрей да Иоанн, — на, мол, золотую чашу с вином, испей-ка, да смотри не захмелей, и бери ещё три ломтя хлеба. Один, говорит, я ломоть обмакнул в вино — сладкое-пресладкое! — и съел, а вино всё выпил и ни пьяниночки в голове не почувствовал, такое чудесное вино, а пиянство — страшный грех, если что, ох и страшный! Два же других куска хлеба сунул себе батюшка Кузьма за пазуху: их он потом и искал на себе, как очнулся в келье своей. А как именно очнулся, не помнит. Помнит только, что провели его святые апостолы мимо того сатаны, а он и скрипит зубами ему вслед: «Убежал, — вопит, — ты теперь от меня. Но ничего, ужо я до тебя доберусь! Как начну теперь искушать и тебя, и твой монастырь!» Вот и всё. А на Спасо-Омутнянскую пустынь потом действительно искушения от патриархии посыпались, но это всё потому, что Господь попустил. Без Его-то попущения ничегошеньки не случается!
— Ого! А знаете ли вы, что вам такое этот ваш батюшка Евсевий рассказал, нет?
— Как что, я же сразу сказала: видение старца Кузьмы Спасо-Омутнянского. Очень духоносный старчик был…
— Да нет, это же известный греческий апокалипсис, который в рукописях озаглавлен «Видение Космы, блаженнейшего монаха, который прежде был спальничим императора Александра, а затем постригся в обители Пресвятой Богородицы в феме Оптиматов, называемой Евсевиевой, страшное и весьма полезное». И жил этот Косма более тысячи лет тому назад, в середине десятого века. Само видение, кстати, точно датировано: третье июня 933 года. А так у вас, надо признать, очень близко к тексту пересказано — обычно много больше искажений. Связь же апостола Андрея с Иоанном известна ещё с так называемого Канона Муратори. Да и греческая традиция…
— Хватит православным голову морочить! Греки какие-то, Автоматы-Муратории — не наши это всё императоры!
— Нет, пусть ещё чего-нибудь расскажет. А то вот стоим мы тут за чем-то святым, а сами толком-то и не знаем. Слышал, что к главе Андрея Первозванного, а что за глава, откуда? Я вот к мощам собирался, а мне жена и говорит: мощи-то твои поддельные — настоящие, по телевизору говорят, в Шотландии лежат, в городе Сент-Эндрюс. Когда-то мол в древности их туда перенесли… Хотелось бы всё же правду знать.
— Тут не знать, тут верить надо!
— Па-а-а-п, ну расскажи им, а? Ты же знаешь сам, ты же мне рассказывал.
— Помолчи, Андрюша. Не видишь, смущаем, понимаешь ли, народ Божий…
— Нет, гражданин, зря вы так. Почему людям стесняетесь рассказать, раз знаете? Типа неинтеллигентно?
— Да нет, что вы! Если и правда интересно, я, конечно, могу рассказать…
— Уж обяжете. Всё равно без дела тут стоим: я вот даже и молиться толком-то не умею.
— Ну, глава… В общем, когда апостола Андрея распял в Патрах Ахейских проконсул Эгеат, то жена последнего Макси-милла и его брат Стратокл погребли останки Первозванного неподалёку от места казни. Причём замечу, распяли апостола не на косом кресте, который у нас называют андреевским, а на прямом, только не гвоздями его прибили, а просто верёвками привязали. Андреевский же крест появился только веке в двенадцатом, в Бургундии.
— Вот это да. Значит, и на флаге, и на ордене крест у нас, выходит, неправильный?
