Священный роман - Кертис Брент
Мой собственный духовный путь со Христом «начался» (позже я узнал, что начало было положено задолго до моего рождения), когда одним будничным утром я произнес от всего сердца свою первую со времен детства молитву к Богу. Это было утро после еще одной ночи поисков чего-то или кого-то; поисков в барах, ночных клубах, просто за рулем машины под музыку, чаще всего не без помощи алкоголя или наркотиков, которые поддерживали надежду что-то найти. Моя работа заключалась в установке труб в канализационных колодцах. Мужчины, с которыми я работал, держались лишь благодаря цинизму, заменявшему для них в дневные часы алкоголь и наркотики. По утрам, в четыре часа, мы отпускали плоские шутки в адрес друг друга, погрузившись в канализационный люк по самую грудь; опускаться ниже уже было некуда, путь мог быть только наверх.
Однажды утром, практически без моего позволения, сердце взмолилось из самой своей глубины: «Господь, помоги мне, пожалуйста, потому что я заблудилось». И Господь ответил со всей щедростью в те годы «первой любви». Я начал читать Библию, и она ожила в моих руках и в моем сердце. Ко мне в гости как-то зашел приятель, с которым я познакомился еще в старших классах, и рассказал, что он «стал христианином». Он пригласил меня вместе с ним посещать библейские занятия в Филадельфийском колледже, где я с радостью и нетерпением впитывал как губка все, чему меня учили. Вечерами мы с Ральфом ходили слушать проповеди или просто выбирались вместе пообедать и поговорить о Боге, жизни, девушках и будущей жизни, которая, как мы были уверены, будет богата событиями. Той осенью я отправился отдыхать в горы Пенсильвании и встретил длинноволосую девушку, чье сердце принадлежало Господу. Мы часами сидели и говорили о наших личных стремлениях и страхах. Мы даже молились вместе вслух, что было для меня чем-то совершенно новым.
Однако «стать христианином» не означало решить все проблемы, связанные с выпущенными Стрелами, как я вскоре понял. Мои по-прежнему сидели глубоко и не позволяли зажить саднящим ранам. В результате мои мысли, поступки и взаимоотношения в те годы были крайне противоречивыми. Однажды по просьбе моей тогдашней невесты я просидел пять часов на берегу озера, пытаясь разрешить сомнения, которые были у меня по поводу свадьбы. К концу дня я не продвинулся ни на йоту. В то время в моей жизни не было никого, кто мог бы помочь мне разобраться в противоречиях, причиной которых были посланные Стрелы. Никого, кто смог бы эти противоречия (ведь послания такие разные — Романтика и Стрелы) примирить и найти какое-то решение, позволяющее сердцу открыться навстречу близости, которую несла с собой Романтика. Поэтому я самостоятельно вершил свою судьбу и уничтожил одно, чтобы взять под контроль другое. Я разорвал помолвку и отказался от тайны Романтики, выбрав то, что было более или менее предсказуемо — одиночество.
Я позволил себе еще один роман с другой девушкой — Джинни, которая в конце концов стала моей женой, когда мне было двадцать восемь, но боль от Стрел не утихала, и я прожил еще несколько лет в прежнем неведении относительно противоречивого характера посланий, которые боролись за мою душу. Старые, знакомые чувства начали давать о себе знать из отдаленных уголков моего сердца; одиночество, пустота, какая-то боль и тоска по чему-то или кому-то неопределенному. Переменчивые чувства захлестывали меня, но я заглушал их и с еще большей страстью отдавался христианскому служению. Я начал вести занятия по профориентации при церкви, работал с детьми старших классов. Джинни тоже была учительницей, и наши летние каникулы мы проводили в миссиях Мексики и Доминиканской Республики, занимаясь с подростками. Я даже принимал участие в странном христианском мероприятии, называемом «обед с сюрпризом», когда каждый приносил что-то из дома — от салатов до компотов — и получал (в свою тарелку) то, что ему достанется.
В этом не было ничего плохого, но какая-то часть меня отказывалась исцеляться, или освобождаться, как бы это ни называть — мое сердце постоянно било тревогу. И так как я никогда особо не задавался большим количеством вопросов (по крайней мере правильных вопросов) о том, что я чувствую или думаю, то прожил те годы в паутине фантазий, оторванных от реальности, вызванных к жизни агностицизмом и смирением. Я плыл по течению, источником которого был ряд событий и обстоятельств, казавшихся мне абсолютно непостижимыми. Я пришел к той же мысли, что и Форест Гамп, когда он стоял перед могилой Дженни — любви всей его жизни. «Я не знаю, есть ли у каждого своя судьба или мы лишь плывем по течению, носимые легким ветром».
Многие из тех, кто читает мою историю, могут соотнести ее со своей собственной, вызывающей чувства чем-то похожие на мои, даже если внешне она развивалась и по-другому. Ощущение, что мы лишь часть какой-то более великой истории, путешествия, которое имеет своей целью христианскую жизнь, начинает снова появляться после тех лет «первой любви» к Богу, несмотря на все наши попытки заглушить его. Вместо большого любовного романа с Богом, ваша жизнь начинает все больше напоминать серию повторяющихся событий, как будто вы читаете одну и ту же главу или переписываете роман снова и снова. Приверженность традиционному христианству, которому мы стараемся следовать, выраженная словами «верить и вести себя соответственно», недостаточна, чтобы справиться со всеми сердечными треволнениями и переживаниями. Каким-то образом пути разума и сердца расходятся, и жизнь становится невыносимой.
В конечном счете это отделение разума от сердца приводит к одному пути из двух возможных. Мы либо умерщвляем собственное сердце, либо делим жизнь на две части, из которых внешняя становится спектаклем долга, а внутренняя — спектаклем потребностей, местом, где мы утоляем жажду нашего сердца той влагой, которая доступна. Я выбрал второй путь, живя, как я полагал, религиозной жизнью, со все усиливающимся холодом и цинизмом, в то время как «воду» находил где только мог: в сексуальных фантазиях, алкоголе, очередном выходе в свет, поздних просмотрах боевиков, в получении все новых знаний на религиозных семинарах — во всем, что могло утолить духовную жажду и заполнить внутренний вакуум. Какой бы путь мы ни выбрали, Стрелы побеждают и мы теряем сердце.
Эта история происходит со всеми так или иначе. Вечный зов Романтики и Послания Жалящих Стрел — такие диаметрально противоположные и взаимоисключающие, что кажется, они раскалывают сердце на две части. Насколько Романтика полна красоты и чудес, настолько Стрелы — уродства и опустошения. Романтика, кажется, обещает жизнь с избытком благодаря тесной связи с великим Сердцем всей вселенной. Стрелы отрицают это, говоря нам: «Ты — сам по себе. Романтики не существует, нет никого сильного и доброго, кто звал бы тебя в необычайное приключение». Романтика говорит: «Этот мир благосклонен к тебе». Стрелы высмеивают такую наивность, предупреждая: «Подожди немного, и ты увидишь, что катастрофа вот-вот произойдет». Романтика убеждает нас доверять. Стрелы запугивают до того, что мы начинаем верить лишь себе.
Потеря сердца как будто переворачивает все в нас. Мне вспоминаются две пары, которые решились пройти у меня курс семейной терапии не из-за того, что их взаимоотношения были ужасными, а потому, что они захотели жить перед Богом и людьми еще более свободной и полной любви жизнью. Ханне и Майку (имена изменены) было чуть за двадцать, и они были женаты всего лишь несколько месяцев. До замужества жизнь Ханны была полным кошмаром из-за постоянных переездов с места на место, кроме того, она не поддерживала отношений со своим отцом. Майк до встречи с Ханной был одинок и пытался залечить раны, нанесенные ему Стрелами одиночества. Они оба любили природу и по мере того, как их чувства друг к другу становились все сильнее, все больше мечтали о долгой совместной жизни где-нибудь в горах вместе с будущими детьми. Через год после свадьбы я произносил прощальную речь на поминальной службе по Ханне. Рак унес ее жизнь прежде, чем она попыталась бороться с ним.
