Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности - Гиршман Марк
Иерониму было известно значительное количество еврейских толкований на Книгу Екклесиаста, часть из которых уже были рассмотрена нами. Однако сохранившийся мидраш на Екклесиаст — Когелет Рабба — также является в основном антологией, составленной из более ранних мидрашистских источников. Это не последовательный комментарий на Книгу Екклесиаста, а собрание материалов, сгруппированных по стихам книги. Иногда этот материал хорошо объясняет стихи Екклесиаста, а иногда толкование лишь «дает пристанище» материалу, не выполняя классической комментаторской функции. Рассмотрим некоторые примеры, которые помогут прояснить фундаментальное различие между сочинением Иеронима и мидрашем.
Ученые считают, что Когелет Рабба сформировался между VI и VIII веками[270]. Согласно Юлиусу Теодору, около 20 % его состоит из цельных единиц текста — так называемых птихт, заимствованных из классических мидрашей, таких, как Берешит Рабба, Ваикра Рабба, Песикта де–Рав Кагана и других[271]. Хотя большинство ученых полагают, что этот палестинский мидраш свидетельствует о знакомстве его редактора с Вавилонским Талмудом, моя точка зрения такова: если какое–либо влияние и прослеживается, то оно косвенное и несущественное для основного корпуса сочинения. Мы уже видели, что трактат Иеронима включает в себя еврейские толкования, которые также обнаруживаются в Когелет Рабба, что является неопровержимым доказательством существования этих толкований уже в IV в. Другими словами, даже не утверждая, что Когелет Рабба существовал тогда в его нынешнем виде (такое утверждение вряд ли будет верным), можно определенно сказать, что это собрание мидрашей основывается на гораздо более древней традиции.
Действительно, этот мидраш по своему характеру может быть определен как антологический или, как я называл его в другом месте, энциклопедический[272]. Он не только заимствует целые разделы из классических мидрашей, но также старается организовать неэкзегетический материал в соответствии с заглавиями стихов. Так, например, на стих «Все слова утомляют»[273] (Еккл. 1:8) он помещает рассказы из различных других источников по темам: (1) празднословие утомляет человека, (2) ремесла — утомление, (3) слова ереси утомляют человека, (4) даже слова Торы утомляют человека.
Хотя это и не является специфической особенностью данного мидраша на Книгу Екклесиаста, но в сочетании с заимствованиями из классических мидрашей данная черта все же представляется нам сознательной попыткой составить сочинение, основаное на стихах Екклесиаста, главная цель которого заключается не в том, чтобы дать объяснение стихам или словам книги. Подобно тому, что пытался утверждать один ученый относительно древней христианской антологии[274], так и мы могли бы сказать в данном случае, что целью составителя было наметить план чтения для изучающих Книгу Екклесиаста, создать ту атмосферу, в которой и посредством которой воспринималась бы эта книга. Однако это представляется неверным по отношению к Когелет Рабба, где основное усилие, как кажется, было направлено на собирание поучительного материала «под эгидой» Писания. Изучение мидраша было отдельной ступенью образования, дополняющей изучение галахических проблем. Я не отрицаю того, что некоторая часть материала происходила из популярных проповедей и также использовалась проповедниками последующих поколений.
Когелет Рабба, по–видимому, играл роль в различных образовательных структурах от начальной школы и до академий мудрецов Талмуда, где ученики изучали Писание под руководством своих наставников.
Классическое античное образование являлось, как мы видели, базовым для христиан. Еврейское же основывалось на изучении Мишны или Писания. В римском образовании изучение классиков — Гомера, Вергилия и других — обычно сочеталось с другими предметами, такими, как геометрия или география; когда в тексте встречалась подходящая фраза, например о реке или о дереве, она использовалась для того, чтобы развернуть обсуждение по поводу данного предмета. Представляется, что Когелет Рабба ближе к этой модели, чем ко всем другим, которые предлагались в качестве образца до сих пор.
Совершенно ясно, впрочем, что, хотя в комментарии Иеронима и в Когелет Рабба содержатся одни и те же толкования, эти сочинения все–таки очень сильно отличаются друг от друга. Комментарий Иеронима — это сочинение человека, который систематически отбирал и располагал толкования из разных источников в определенной последовательности. Проповедь и духовное наставление присутствуют и в трактате Иеронима, но его основной целью является толкование слов и идей этой книги. Тот, кто берется за изучение Когелет Рабба, ощущает наличие здесь других приоритетов, на некоторые из них я уже указывал, хотя эти приоритеты не могут быть окончательно определены и исследованы до тех пор, пока моя работа по критическому изданию этого мидраша не будет завершена. Во всяком случае, сочинение Иеронима несомненно играет важную роль компаративного материала при изучении еврейских мидрашей.
10. Христианские и раввинистические сочинения: общий обзор
Период протяженностью примерно в 400 лет, который палестинские мудрецы посвятили исследованию всех аспектов Торы, включая галаху и аггаду, — это апогей изучения Торы. Предметом нашего исследования в данной работе была аггада, то есть то, как раскрывались в древности скрытые сокровища Торы. Леопольд Цунц считал аггадические мидраши прямым продолжением творчества пророков[275]. Писание стало национальном домом, в котором еврейские мудрецы проводили свою жизнь. Я не уверен, отражает ли слово «национальный» ту власть, которую Писание имело над ними. Принимая решение по вопросим, связанным с галахой, таннаи опирались на два метода: один заключался в том, чтобы извлекать галаху из текста Писания, что мы видели на примере галахических мидрашей, в то время как другой был основан на отходе от него, как мы видим в Мишне[276]. В конечном счете модель Мишны, где установления расположены по темам, а не в соответствии с библейскими стихами, одержала верх в галахической сфере. Однако иначе обстояло дело с вероучением и религиозными представлениями — той областью, в которой мудрецы предпочитали оставаться в пределах Писания и связывать свои размышления с библейскими стихами. На примере отдельных мест в Мишне можно увидеть, на что была бы похожа аггадическая Мишна, если бы был выбран этот путь. Я имею в виду трактат Авот, десятую главу трактата Сангедрин и трактат Сота (Тосефта). Однако в целом мудрецы Талмуда предпочитали рассматривать отдельные библейские стихи, одновременно комментируя Писание. Им были, по–видимому, доступны толкования на все библейские стихи, так как еврейское образование едва ли могло обойтись без этого. Тем не менее единственный сохранившийся последовательный комментарий — это Таргум, арамейский перевод Библии, рассмотрение которого выходит за рамки настоящего исследования[277]. За исключением этих переводов вплоть до XIII в. не предпринималось никаких попыток составления систематического собрания комментариев, которые охватывали бы весь корпус Писания[278].
Как уже отмечалось, в то время как в области вероучения и религиозных представлений авторы Талмуда сосредоточили свою творческую деятельность на интерпретации Библии, в галахической сфере они отодвинули ее на второй план, обратившись к обсуждению Мишны. Мы попытались показать различия между творчеством раввинов, насколько оно нам известно, и христианскими произведениями. Раввинистические сочинения редко прибегают к риторическим фигурам, которые постоянно встречаются в проповедях даже у тех христианских проповедников, которые были очень осторожны в использовании высокой риторики. Оригеном был дан новый импульс составлению библейских комментариев по образцу его собственного комментария на Песнь Песней[279]. Если какие–либо подобные еврейские сочинения и существовали в позднеантичный период, о чем, несомненно, дают понять как Иероним, так и мудрецы Талмуда, то они не сохранились в той мере, в которой этого можно было ожидать. С большой долей вероятности можно предположить, что и здесь приверженность устной форме передачи учения и нежелание записывать его, о чем мы уже говорили в главе 2, явились тем фактором, который привел к исчезновению книг аггады, которые упоминаются как в еврейских источниках, так и в христианских сочинениях.
