Антоний Сурожский - Труды
Можем ли мы в этой любви сомневаться, когда видим, знаем, чего эта любовь Богу стоила: жизнь Христа, смерть Христа, отверженность людьми, отверженность Богом, ужас Гефсиманского сада, когда Он ждал смерти, зная, что Его предал близкий ученик, зная, что через несколько часов другой Его ученик Петр от Него отречется и что все Его оставят умирать в одиночестве, умирать одному? И этим Он нам сказал: смотрите – и это Я на Себя принял, и умер, чтобы вы верили, что вы любимы Богом и потому, что вы Богом любимы, вы спасены – потому что спасение наше не от нас зависит, а от этого чуда любви.
А мы – чем можем отозваться на эту любовь? Мы можем эту любовь принять благоговейно, трепетно в сердца наши, мы можем с изумлением предстоять перед этим чудом непобедимой Божественной любви, и тогда можем всю жизнь превратить в благодарение. Не по долгу поклоняться Богу, не по необходимости исполнять Его заповеди, а сказать: Господи! Если Ты нас так любишь, то можно Тебя почитать, любить, слушаться, потому что Твой путь – путь жизни. И всю жизнь, всю жизнь без остатка сделать не словом благодарности, не песнью благодарности, а живой благодарностью: так любить каждого человека, как его возлюбил Бог – любой ценой и до конца.
И если мы так научимся любить, то мир наш станет новым, другим миром, тогда придет к нам Царство Божие, Воскресение, новая жизнь. Но для этого каждый из нас должен умереть – не телесной смертью и не ужасной смертью разлуки, а отказом от всего себялюбия, от искания своего. Каждый должен открыться Богу, открыться другим, жить для других, потому что воскреснуть вечной жизнью может только тот, кто сбросил с плеч, как старую ненужную одежду, все временное и тленное. Так будем жить и такой мир создавать, и тогда возрадуется о нас Господь, и мы с радостью взглянем Ему и каждому человеку в лицо.
Христос воскресе!
Благовещение – Светлый Понедельник{354}
7 апреля 1980 г. Лк 1:24-38; Ин 1:18-28
Христос воскресе!
Очень редко Воскресение Христово и Благовещение совпадают так, как в этом году, и в каком-то смысле это делает нашу радость еще более полной, еще более славной.
Мы всегда думаем о Божией Матери в течение всей жизни Христа как об уходящей в тень, дивной в Ее безмолвии, в Ее преклонении перед путями Божиими, Ее принятии пути Христова, который приведет Его к Страстям. Мы видим Ее у Креста, мы слышим обещание, данное Ей в каноне: Не рыдай Мене, Мати, восстану бо{355}. И мы вспоминаем слова Симеона: меч пронзит Твое сердце (ср.: Лк 2:35).
Сегодня круг как бы замкнулся: Благовещение было провозглашено, все совершено, все случилось, и исполнение всего – Воскресение. И Воскресение как раз накануне Благовещения, как бы отирая всякую слезу, исполняя всякие потемки и тьму дивным светом вечной жизни. И мы можем радоваться еще глубже, радоваться за Нее – Ту, Которая дала нам Своего Сына, радоваться, что сейчас Она, в день Своего Благовещения, пребывает в уверенности и славе Воскресения Сына Своего. Аминь.
О Марии Магдалине{356}
25 мая 1968 г. Ин 20:11-18
Христос воскресе!
Вот с этой радостью о Воскресении Христовом жены-мироносицы ранним-ранним утром покинули гроб, в котором был положен Иисус (Мк 16:1-8). Что же делает Мария Магдалина у этого гроба несколько часов спустя в слезах, в горе? Как она, утром еще осиянная вестью о Воскресении Господнем, теперь в плаче предстоит этому самому гробу? Что случилось с ней?
Случилось то, что, услышав ранним утром весть о Воскресении Христовом, она ее восприняла как победу Господню над смертью, как торжество Божие, а вместе с этим как окончательную разлуку с Господом своим. Тогда ангелы возвестили женам о Воскресении, но Самого Христа они не узрели. И вот она вернулась, вернулась, погруженная в собственное горе, забыв за своим собственным горем и о Воскресении Господнем, и о победе Божией, только окутанная тьмой этого будто непоправимого несчастья: воскрес Господь, но никогда, никогда уж ей не видать Его, никогда не слышать ей Его собственного голоса, никогда не быть Ему в среде возлюбивших Его учеников, для которых Христос был – сама жизнь.
И вот погруженная в горе среди этой славы, окутанная тьмой среди этого сияния Воскресения Господня, она у гроба. И она так погружена в свое горе, что не видит ангелов, которые утром уже возвестили ей и другим о Воскресении Христовом, она видит только горе свое неизбывное, безнадежное. Она видит гроб – и не находит в нем торжествующего свидетельства о Воскресении и о победе, она видит в нем поражение – не Божие, свое. Окутана она тьмой собственного горя.
Разве не бывает часто с нами, когда умрет близкий, родной человек, что в момент смерти коснется нашей души крыло веры, загорится в нашем сердце уверенность о том, что жизнь жительствует, что смерть побеждена, что любовь не может быть покорена… А потом проходит иногда короткое время, и мы возвращаемся к сетованию, к своему горю, к своему несчастью, и за ним собственной, только что пережитой радости мы не умеем больше ощутить. Торжество победы заглушено нашим горем. Так и в этом рассказе: Мария Магдалина не видит. Не видит света, не видит ангелов, не чует победы, видит только гроб, и притом гроб особенно страшный, потому что этот гроб пуст. Даже нельзя поплакать над любимым телом, даже нельзя побыть с Тем, Который теперь умер, но Который хоть плотью Своей еще среди людей. Нет этой плоти…
И ангел Господень, стараясь возбудить ее, привести ее в сознание собственного опыта Воскресения, обращается к ней с вопросом: что ты плачешь, женщина? кого ты здесь ищешь? Но и тут она не узнает его голоса, не поднимает на него глаз, она только отвечает: взяли Господа моего, и не знаю, куда положили Его. И сказав эти слова, она от ангела-благовестника, от утешителя, от радости своей отворачивается: не воззрела бы на него! Зачем с ним говорить, что он может сделать для моего горя?
Опять скажу: разве не это бывает часто, когда умрет дорогой нам человек, и кто-нибудь близкий, родной, живой свидетель нашего собственного опыта победы Божией и Воскресения Господня нам хочет напомнить о том и тихо говорит: «Что ты плачешь? О чем? Что с тобой?» И мы отвечаем: «Умер, умер… умерла моя любовь…» – и отворачиваемся: отойди прочь с твоим утешением, с твоими теплыми словами, я хочу плакать, я хочу горе свое до конца пережить, чашу свою хочу испить до конца.
Отвернувшись от благовестника-ангела, она оказывается лицом к лицу с воскресшим Господом. Но и Его она не видит. Она занята своим плачем, своим горем, она не смотрит на Него. И тогда Он тоже спрашивает, теми же словами: что ты плачешь, женщина, кого ищешь ты здесь? Даже тут она не опомнилась. Даже тут она, думая, что это садовник, отвечает: куда ты Его дел? куда ты положил это тело, все, что теперь у меня осталось от вечной жизни? (Не так ли мы часто поступаем?) И тогда Христос говорит ей одно слово: Мария! Называет ее по имени.
Сколько раз она слышала этот же голос, это же имя на Божественных и животворящих устах. И это слово, это имя, которое никто на свете не может для каждого из нас произнести так, как единственный, кого мы любим больше всех, единственная, кого мы любим больше всех, – это слово доносится до ее сердца, отзывается оно в ее сердце, и тут она больше не взирает ни на Говорящего, ни на ангелов, ни на гроб. Встреча случилась в глубинах сердца, ожившего от этого слова животворного. Она названа по имени так, как никто на свете ее не называл. Это слово говорили многие, но так оно никогда не звучало, как когда Христос его произносил.
И она падает ниц перед Ним: Учитель! Он жив! Теперь она бы прикоснулась к Нему, к Его ногам, она облобызала бы Его пречистые ноги, но Господь ее останавливает: время не пришло…
Слова Его таинственны, слова Его часто более таинственны, чем нам кажется. Единственное, что ясно в них, это: не касайся Меня, не пришло время тебе и Мне. Но иди, иди ты, первая, которая увидела, потому что сумела сердцем услышать то, что глаза не могут показать. Иди и возвести другим, что ты видела воскресшего Господа.
И она идет, и она проносит эту весть торжествующе, ликующе, и эту весть от нее воспринимают ученики – и спешат, спешат к этому гробу – внутрь сердца, внутрь опыта, и тут начинается для них новое.
Сколько раз нам придется в жизни – и по отношению ко Христу, и по отношению к самым родным и близким и дорогим – испытать это же самое. Когда коснется нас горе, перечтем это место, вдумаемся в него вновь. Это одно из самых торжествующих свидетельств о Воскресении Господнем, которые пробиваются через мрак, через тьму, пробиваются через горе, пробиваются через все, при одном только условии: что сердцем мы умеем слушать и сумеем услышать, что воскрес Господь. Потому что и теперь Он нас называет по имени: Мария! Каждого из нас этим именем, потому что теперь по отношению к Нему прошло время суеты, пришло время созерцания, образ которого – именно Мария, по свидетельству Евангелия Господня.
