Олеся Николаева - Православие и свобода
Однако с Боговоплощением приблизилось Царство Небесное (Мф. 3, 2), Царство не от мира сего (Ин. 18, 36). Оно метаюридично, с ним невозможно завязать какие-либо договорные правовые отношения. Напротив, эти отношения должны быть не нарушены (не нарушить пришёл Я, но исполнить [Мф. 5, 17]), но сняты, ибо здесь правит иной порядок бытия: многие будут первые последними, и последние первыми (Мф. 19, 30), иной строй этики: блаженны нищие духом (Мф. 5, 3), иной закон любви: любите врагов ваших (Мф. 5, 44), иной дух истины и свободы: истина сделает вас свободными (Ин. 8, 32).
Эта любовь не есть договор, не есть норма правовых отношений − она сама есть новая жизнь. И именно в этом смысле, сам того не подозревая, был прав Аристотель, утверждавший, что вне государства и закона − «или животные, или боги». Ибо христианство как раз и утверждает именно этот парадокс: да будете сынами Отца вашего Небесного (Мф. 5, 45), Дух свидетельствует духу нашему, что мы − дети Божии (Рим. 8, 16), все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса (Гал. 3, 26). «Царство благодати, сфера обожения − сверхприродны, сверхзаконны, метаполитичны»[216].
Это Царство не от мира сего с его новой системой ценностей оказывается принципиально несовместимым с признанием автономной ценности закона. Закона как императивной нормы. Обожествлённого закона языческого античного мира и непререкаемого, абсолютного закона иудеев. Мало того, инвективы святого апостола Павла, направленные против закона, трактуют его в универсальном смысле. Закон у него также и нравственное сознание язычников, живущее по природе в их сердцах (дело закона у них написано в сердцах, о чём свидетельствует совесть их и мысли их [Рим. 2, 15]). В этом случае закон для апостола Павла − это вообще категория нормативной этики, моральное долженствование, императив.
При этом он не выступает против самого содержания закона[217]: он настаивает на том, что закон не спасает. Мало того, он и не был дан для спасения, но для приготовления народа Божьего к принятию Христа: до пришествия веры мы заключены были под стражею закона, до того времени, как надлежало открыться вере. Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою; по пришествии же веры, мы уже не под руководством детоводителя (Гал. 3, 23–25).
Закон закабаляет: он − иго рабства (ср.: Гал. 5, 1). Однако верующие во Христа умерли для закона (Рим. 7, 4), правящего в этом мире, ибо Царство, которое не от мира сего, не только метаполитично (отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу [Мф. 22, 21]), метаюридично (в нём правит не закон, а благодать), оно ещё и сверхморально (но не аморально: и хотя мораль не является сама по себе чем-то самодостаточным и самоценным и перестаёт быть императивной нормой, она тем не менее вовсе не упраздняется − исполнение заповедей претворяется в свидетельство человеческой любви к Богу).
Верующие во Христа и ищущие Его Царства «живут… в своём отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всём, как граждане, и терпят, как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество − чужая страна. <…> Они во плоти, но живут не по плоти. Находятся на земле, но суть граждане небесные. Повинуются постановленным законам, но своею жизнью превосходят самые законы. Они любят всех и всеми бывают преследуемы. Их не знают, но осуждают, умерщвляют их, но они животворятся; они бедны, но многих обогащают. Всего лишены, и во всём изобилуют. Бесчестят их, но они тем прославляются… злословят, и они благословляют; их оскорбляют, а они воздают почтением; они делают добро, но их наказывают, как злодеев; будучи наказываемы, радуются, как будто им давали жизнь»[218].
В Царстве Небесном уже не человек для субботы, но суббота для человека, ибо Сын Человеческий есть господин и субботы (ср.: Мк. 2, 27, 28). В нём господствуют не столько этические ценности − эти ценности долженствования, а ценность свободной человеческой личности, искуплённой драгоценной Кровью Христовой. В нём душа одного покаявшегося грешника для Господа дороже, чем целый мир. В нём небеса радуются об одном покаявшемся грешнике больше, чем о ста праведниках, не имеющих нужды в покаянии. Это Царство даровал человеку Бог: Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк. 12, 32). В этом Царстве господствует не посредник − закон, а Сам Господь, отдающий Себя человеку, ибо Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8).
Свобода и вера
Для земного «подзаконного» человека Благая Весть звучит как катастрофа, как приговор всему его жизненному устроению и устремлению. В «земном граде» любовь Христова, превозмогающая всякий закон, вызывает трепет, страх и ужас: напал на всех ужас (Лк. 4, 36), ужас объял его от этого лова рыб (ср.: Лк. 5, 9), ужас объял всех (Лк. 5, 26), ученики ужаснулись от слов Его (ср.: Мк. 10, 24), на пути в Иерусалим они ужасались (ср.: Мф. 10, 32), нашли человека у ног Иисуса и ужаснулись (ср.: Лк. 8, 35), ученики от страха вскричали (ср.: Мф. 14, 26), они со страхом побежали возвестить (ср.: Мф. 28, 8), женщина в страхе пала пред Ним (ср.: Мк. 5, 33), они были в страхе (Мк. 9, 6), быв исполнены страха, говорили (Лк. 5, 26), всех объял страх (Лк. 7, 16), они в страхе и удивлении говорили (ср.: Лк. 8, 25), они объяты были великим страхом (ср.: Лк. 8, 37) и т. д.
Дивным словам и делам Христа ужасаются не только толпы, обступающие Его, но и сами ученики, и потому многие отворачиваются и покидают Христа, отвечая на Его глаголы вечной жизни (Ин. 6, 68) неверием и отвержением: Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать? С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним (Ин. 6, 60, 66).
Изгоняют из своих пределов Христа жители земли Гадаринской, где Он исцелил бесноватого, заставив бесов войти в свиней (см.: Мк. 5, 1–20); соблазняются Его словами и слушатели Его Капернаумской проповеди. Капернаумская проповедь[219], которая так смутила не только иудеев, но и самих учеников Христовых, была произнесена после чуда умножения хлебов и насыщения ими пяти тысяч человек (см.: Мк. 6, 31–44). Эти люди, видевшие чудо и насытившиеся, решили, что Он истинно Тот Пророк, Которому должно придти в мир (Ин. 6, 14), и потому захотели нечаянно взять Его и сделать царём (Ин. 6, 15). Именно по этой причине Иисус покинул их и удалился в уединённое место, а затем и перешёл по водам Галилейского моря в Капернаум. Они же отправились искать Его и, в конце концов, нашли. Однако Господь сказал им: истинно, истинно говорю вам: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6, 26). Именно после этого Он говорит им о хлебе жизни, чем и повергает их в смущение и ужас: какие странные слова! кто может это слушать? (Ин. 6, 60).
Иудеи и даже ученики Христовы соблазняются тем, что никак не могут вместить в своё разумение и приспособить этот новый духовный смысл к своим земным понятиям, меркам и целям. Слова Христовы обозначают такую духовную реальность (Царство Божие), которую внешние плотские люди не могут увидеть на своём рассудочно-чувственном пути, отвергающем веру. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь (Ин. 6, 63). Но ведь вера и есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Евр. 11, 1).
Итак, Господь покидает народ, как только тот устремляется сделать Христа, напитавшего его хлебом, своим царём. Но и накормленные Им отворачиваются от Него, как только Он предлагает им только духовное сокровище, но не сулит ничего подходящего и полезного для их подзаконной, эмпирической земной жизни: Он, вопреки их ожиданиям, не только не обещает им ни земного благоденствия, ни политической свободы, ни «социального прогресса», но напротив, предостерегает их от упования исключительно на земной порядок вещей: Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли (Ин. 6, 49), приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда (Ин. 6, 35).
Но не только по этой причине отходят от Него людские толпы, а по причине своего неверия: Но есть из вас некоторые неверующие. Ибо Иисус от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его (Ин. 6, 64). Всё, что от Духа Божия, воспринимается неверующим человеком, живущим по законам плоти и разума, как безумие. Неверующий пытается ввести всякое откровение Духа в русло своего рассудочного понимания, дать ему некое рациональное объяснение, исходящее из земных законов причинности, и когда это не удаётся, вовсе отвергает слово Божие, подобно возроптавшим иудеям: не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: Я сшел с небес? (Ин. 6, 42). По этой же причине Христос не совершал никаких исцелений в пределах, где Его знали с детства, ибо не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своём и у сродников и в доме своём (Мк. 6, 4). (Ср.: много вдов было в Израиле во дни Илии, и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую; много было прокажённых в Израиле при пророке Елисее, и ни один из них не очистился, кроме Неемана Сириянина [ср.: Лк. 4, 25, 26–27].)
